Фукуяма конец истории (966859), страница 42

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 42)

предприниматели прежних времен, посвящавшие свою жизнь бесконечному

накоплению богатства, с виду мало были заинтересованы в потреблении этого

богатства. Их умеренность, самодисциплина, честность, чистоплотность и

отвращение к простым удовольствиям составляли "аскетизм от мира сего",

который Вебер понимал как видоизменение кальвинистского учения о

предопределении. Работа не есть неприятная деятельность, выполняемая ради

пользы или потребления, скорее это "призвание", которое, как надеялся

верующий, будет способствовать его спасению от вечного проклятия. Работа

предпринималась ради совершенно нематериальной и "иррациональной" цели, то

есть человек хотел продемонстрировать, что он "избран". Рвение и дисциплина,

с которыми работал верующий, не могли быть объяснены никакими обыденными

расчетами удовольствия и страдания. Вебер считал, что исходный духовный

импульс, лежащий в основе капитализма, в последующие годы атрофировался, и

работа ради материальных благ снова встроилась в капитализм. Тем не менее

"идея долга в призвании человека" продолжала жить в современном мире "как

призрак мертвых религиозных верований", и трудовая этика современной Европы

не может быть до конца объяснена без обращения к ее духовным истокам.

Аналоги "протестантской этики" были обнаружены и в других культурах для

объяснения их экономического успеха.³⁴⁹ Например, Роберт Белла

показал, как трудовая этика современных японцев может быть прослежена до

некоторых японских религиозных источников, которые послужили функциональными

эквивалентами кальвинизма. Буддистская секта "Дзодо Синею", или "Чистая

Земля", например, требует экономности, бережливости, честности, усердия в

труде и аскетического отношения к потреблению, легитимизируя стремление к

выгоде, в то время как в более ранней японской конфуцианской традиции этого

нет.³⁵⁰ Движение "Синкагю" Исиды Байгана, хотя и менее

влиятельное, чем "Дэодо Синею", тоже проповедует некоторую форму "мистицизма

от мира сего", настаивая на экономности и прилежании и принижая

потребление.³⁵¹ Эти религиозные течения увязаны этическим

кодексом класса самураев "Бусидо". "Бусидо" -- это идеология

воина-аристократа, прославляющая смертельный риск, но одобряющая вместо

праздного господства аскетизм, бережливость, а превыше всего -- образование.

Таким образом, "дух капитализма" с его аскетической трудовой этикой и

рациональностью не обязательно должен был прийти в Японию извне вместе с

искусством мореплавания и прусской конституцией; он с самого начала

присутствовал в японских религиозных и культурных традициях.

Наряду с этими случаями, когда религиозные верования способствовали

экономическому развитию или сделали его возможным, есть и легион примеров,

когда религия и культура служили препятствиями. Например, индуизм -- одна из

немногих великих мировых религий, не основанных на учении о равенстве людей.

Напротив, доктрина индуизма делит людей на сложную лестницу каст,

определяющих их права, привилегии и образ жизни. Любопытный парадокс:

индуизм не был особым препятствием либеральной политике в Индии (хотя

растущая религиозная нетерпимость наводит на мысль, что это может

перемениться), но явно представлял собой барьер на пути экономического

роста. Обычно это относят на счет того факта, что индуизм освящает нищету и

социальную инертность низших каст: обещая им возможность более высокого

рождения в следующих жизнях, он диктует людям примирение с тем состоянием, в

котором они родились сейчас. Ганди, отец современной Индии, одобрил

традиционное освящение нищеты в индуизме и дал ему несколько более

современную форму. Он проповедовал добродетели простой приятной жизни как

духовный подвиг. Индуизм, быть может, облегчал ежедневное бремя жизни тем

индийцам, что жили в сокрушительной нищете, а "духовность" этой религии

невероятно привлекательна для молодых людей среднего класса на Западе-. Но

она вызывает в своих последователях определенный род оцепенения и инертности

"от мира" сего", которые во многих 'отношениях противоположны духу

капитализма. Есть много весьма успешных индийских предпринимателей, но они

(как и китайцы) преуспевают ироде бы куда больше вне рамок своей культуры.

Отмечая, что многие из великих индийских ученых свои работы выполняли за

границей, романист В.С. Найпол пришел к такому заключению.

"Индийская нищета дегуманизирует куда сильнее любой машины; и, куда

более чем в любой машинной цивилизации, люди в Индии --- единицы, замкнутые

в строжайшем послушании своим представлением о дхарме. Ученый,

возвращающийся в Индию, теряет индивидуальность, приобретенную им за

границей; он возвращается в безопасный мир кастовой идентичности, и снова

мир его становится простым. Есть подробные правила, удобные, как бинты; а

личное восприятие и суждение, которые когда-то вызвали в нем творческие

силы, отбрасываются как бремя... Проклятие касты -- это не только

неприкасаемость и следующее из нее обожествление в Индии грязи, это еще и

проклятие в той Индии, что пытается расти, еще и всепроникающее послушание,

которое из него следует, готовое удовлетворение, увядание духа авантюризма,

отвержение всех, у кого есть индивидуальность и возможность превзойти

других".³⁵²

Гуннар Мирдал в своем великом исследовании нищеты в Южной Азии пришел к

выводу, что в целом индийская религия представляет собой "колоссальную силу

социальной инерции" и нигде не способствовала переменам в отличие от

кальвинизма и "Дзедо Синею".³⁵³

Имея такие примеры, как сознательное освящение нищеты в индуизме,

большинство социологов предположили, что религия есть один из тех аспектов

"традиционной культуры", которому предстоит увянуть под действием

индустриализации. Религиозные верования в основе своей иррациональны, и

потому в конце концов уступят рациональному стяжательству, составляющему

современный капитализм. Но если Вебер и Белла правы, то не существует

фундаментального противоречия между определенными видами религии и

капитализмом: действительно, капитализм в европейском и японском вариантах

во многом стал возможным благодаря религиозным учениям, поощрявшим труд "по

призванию", то есть ради самого труда, а не ради потребления. Чистый

экономический либерализм -- доктрина, которая призывает людей обогащаться ad

infinitum (до бесконечности (лат.)), применяя рассудок для решения, проблемы

удовлетворения своих желании собственности -- может быть достаточен, чтобы

объяснить функционирование большинства капиталистических обществ, но не дает

полного описания наиболее конкурентоспособных и динамичных. Самые

преуспевающие капиталистические общества поднялись наверх, потому что у них

нашлась трудовая этика, в основе своей иррациональная и "до-современная",

которая велит людям жить аскетически и загонять себя до ранней смерти,

поскольку труд -- сам себе награда. Это предполагает, что даже в конце

истории некоторая форма иррационального тимоса по-прежнему необходима, чтобы

наш рациональный либерально-экономический мир продолжал функционировать или

хотя бы чтобы мы оставались в первых рядах мировых экономических держав.

На все это можно возразить, что, какова бы ни была религиозная природа

трудовой этики в Европе и Японии, сейчас она полностью отделена от своих

духовных источников благодаря тотальной секуляризации современного общества.

Люди больше не верят; что работают "по призванию", но просто трудятся, как

диктуют законы капитализма, в рациональном преследовании собственных

интересов.

Отделение капиталистической трудовой этики от ее духовных корней и рост

культуры, делающей упор на законность и желательность немедленного

потребления, заставил некоторых довольно многочисленных наблюдал гелей

предсказывать резкий спад трудовой этики и в силу этого -- подрыв самого

капитализма.³⁵⁴ Создание "общества изобилия" окончательно затупит

жало естественных потребностей и склонит людей искать благословения

праздности, а не работы. Прогнозы заката трудовой этики получили видимое

подтверждение в многочисленных исследованиях семидесятых годов, обнаруживших

у многих американских менеджеров ощущение, что стандарты профессионализма,

самодисциплины и усердия у их рабочих снижаются.³⁵⁵ И мало кто из

современных корпоративных менеджеров окажется образцом аскетического

бережливого трудолюбия, описанного Вебером. Считалось, что трудовая этика

будет размываться не фронтальной атакой, но проникновением иных ценностей,

не совместимых с "аскетизмом от мира сего", -- таких как "самореализация"

или желание иметь не просто работу, но "содержательную работу". Хотя в

Японии трудовая этика остается весьма сильной, тот же процесс постепенной

дегенерации ценностей труда составит и там, весьма вероятно, проблему в

будущем, когда руководители высшего и среднего звена будут так же секулярны

и отделены от своих культурно-духовных корней, как их американские и

европейские коллеги.

Оправдаются ли эти предсказания падения трудовой этики в Соединенных

Штатах -- еще предстоит увидеть. Пока что тенденция к снижению трудовой

этики, замеченная в семидесятых, по всей видимости, дала обратный ход, по

крайней мере среди профессиональных и руководящих работников в Соединенных

Штатах.³⁵⁶ Причины этого кажутся прежде всего экономическими, а

не культуральными. У многих слоев населения реальные стандарты жизни и

надежность работы снижались в течение восьмидесятых годов, и людям пришлось

работать усерднее просто для сохранения своего положения. Даже тех, чье

материальное благосостояние в этот период постоянно росло, тяга

рационального собственного интереса заставляла работать усердно и долго. Те,

кто боялся последствий влияния консюмеризма на трудовую этику, были склонны,

подобно Марксу, забывать о бесконечной эластичности человеческих желаний и

опасений, которые заставляют человека работать на износ. Важность роли

рационального собственного интереса в стимулировании трудовой этики станет

очевидной, если сравнить производительность труда рабочих Восточной и

Западной Германии, принадлежащих к одной культуре, но имеющих различные

материальные стимулы. Устойчивость сильной трудовой этики на

капиталистическом Западе может в меньшей степени служить свидетельством

устойчивости "призраков мертвых религиозных верований" по Веберу, нежели

силы желания, подкрепленной рассудком. ;

Тем не менее остаются важные различия в силе влечения к труду между

странами, разделяющими приверженность к экономическому либерализму; такими

странами, где рациональный собственный интерес не вызывает сомнений. Эти

различия отражают факт, что в некоторых странах тимос нашел себе иные

приложения вне религии, в которых может проявиться в современном мире.

Например, японская культура (как многие другие в Восточной Азии)

ориентирована в основном на коллективы, а не наличности. Эти коллективы,

начиная от самых малых и непосредственных, то есть семьи, расширяются с

помощью различных отношений "патрон-клиент", возникающих при воспитании и

образовании человека, включают корпорацию, на которую он работает, и так до

самого большого коллектива, имеющего значение в японской культуре: до нации.

Индивидуальность личности очень сильно размывается в коллективе: человек

работает не столько ради своей ближайшей выгоды, сколько ради благосостояния

более широкой группы или групп, и которые он входит. И статуе его

определяется в меньшей степени его личными заслугами, чем заслугами группы.

Его приверженность группе носит поэтому в высшей степени тимотический

характер: обработает ради признания, которое дает ему группа, и ради

признания своей группы другими группами, а не просто ради ближайшей

материальной выгоды, которую дает ему зарплата. Если группа, признания

которой он хочет добиться, представляет собой всю нацию, возникает

экономический национализм. И действительно, в Японии экономический

национализм куда сильнее развит, чем в США. Он выражается не в открытом

Характеристики

Список файлов реферата