Фукуяма конец истории (966859), страница 51

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 51)

Национального Фронта Де Пена во Франции озабочены не тем, чтобы править

иностранцами, а тем, чтобы их изгнать и, как жадный бюргер из пословицы,

одним без помех наслаждаться благами жизни. Но наиболее удивителен и

показателен тот факт, что русский национализм, обычно считающийся самым

ретроградным в Европе, тоже быстро проходит через процесс "турцификации" и

отбросил прежний экспансионизм ради концепции "малой России".⁴²³

Современная Европа быстро несется к избавлению от суверенности и наслаждению

своей национальной идентичностью при мягком свете частной жизни. Как

религии, национализму не грозит опасность исчезновения, но он, как и

религия, теряет способность стимулировать европейцев рисковать своей уютной

жизнью в великих актах империализма.⁴²⁴

Это, конечно, не значит, что в Европе не будет больше

националистических конфликтов, и особенно между недавно освобожденными

национализмами Восточной Европы и Советского Союза, которые дремали,

лишенные возможности действовать, под правлением коммунистов. Конечно, можно

ожидать более высокой степени националистического противостояния в Европе

после конца "холодной" войны. Национализм в этих случаях есть неизбежное

сопутствующее обстоятельство расширяющейся демократизации, когда

национальные и этнические группы, долго лишенный голоса, начинают выражать

себя ради суверенитета и независимости. Сцена была готова для гражданской

войны, например, в Югославии после свободных выборов в Словении, Хорватии и

Сербии в 1990 году -- эти выборы привели к власти в двух бывших республиках

некоммунистические, стремящиеся к независимости правительства. Развал долго

существовавших многоэтнических государств обещает быть насильственным и

кровавым процессом, тем более если учесть степень взаимопроникновения

различных национальных групп. Например, в Советском Союзе около 60 миллионов

человек (половина из них русские) живут за пределами своих родных республик,

а одну восьмую населения Хорватии составляют сербы. Серьезные перемещения

населения уже начались в Советском Союзе и будут усиливаться по мере того,

как республики будут двигаться к независимости. Многие из вновь возникающих

националистических движений, особенно в регионах с низким социоэкономическим

развитием, могут оказаться весьма примитивными -- то есть нетерпимыми,

шовинистическим" и внешне агрессивными.⁴²⁵

Более того, прежние национальные государства могут подвергнуться атаке

снизу, когда малые лингвистические группы потребуют сепаратного признания.

Словаки сейчас требуют признания идентичности, отдельной от чехов. Мира и

процветания либеральной Канады недостаточно для многих франко-канадцев

Квебека, которые требуют еще и сохранения своих культурных различий.

Потенциал возникновения новых национальных государств, в которых достигнут

национальной идентичности курды, эстонцы, осетины, тибетцы, словенцы и так

далее, бесконечен.

Но эти новые проявления национализма следует поместить в

соответствующую перспективу. Во-первых, наиболее интенсивные будут возникать

главным образом в наименее модернизированных уголках Европы, особенно на

Балканах и возле них, а также в южных частях бывшей Российской империи.

Скорее всего, они будут вспыхивать, не затрагивая долговременной эволюции

более старых националистических движений в сторону толерантности, о которой

говорилось выше. В то время как народы советского Закавказья уже повинны в

актах невыразимой жестокости, мало есть свидетельств, что национализмы

северной половины Восточной Европы -- Чехословакии, Венгрии, Польши и стран

Балтии -- будут развиваться в агрессивном направлении, несовместимом с

либерализмом. Это не значит, что не могут распасться существующие

государства, например Чехословакия, или что у Польши с Литвой не будет

пограничных споров. Но такие вещи не должны вызвать мальстрем политического

насилия, характерного для других регионов, и им будет противостоять давление

за экономическую интеграцию.

Во-вторых, влияние новых националистических конфликтов на мир и

безопасность в масштабе Европы и мира будет куда меньше, чем было в 1914

году, когда один сербский националист нажал на спусковой крючок, Первой

мировой войны, убив наследника австро-венгерского трона. Хотя Югославия

дробится, а освободившиеся венгры и румыны бесконечно грызутся над статусом

венгерского меньшинства в Трансильвании, в Европе нет великих держав,

заинтересованных в использовании подобных конфликтов для улучшения своего

стратегического положения. Напротив, наиболее развитые страны Европы будут

как от смоляного чучелка шарахаться от этих противостояний, вмешиваясь лишь

в случае вопиющих нарушений прав человека либо угрозы своим гражданам.

Югославия, с территории которой началась Великая война, поражена гражданской

войной и распадается. Но остальная Европа достигла существенного консенсуса

по подходу к урегулированию этой проблемы; а также насчет необходимости

отделить вопрос о Югославии от более серьезных вопросов европейской

безопасности.⁴²⁶

В-третьих, важно осознавать переходный характер борьбы новых

национализмов, возникших в Восточной Европе и Советском Союзе. Это родовые

муки нового и в общем (хотя и не во всем) более демократического порядка в

этом регионе, возникающего при закате коммунистических империй. И есть

основания ожидать, что многие из новых национальных государств, которые

возникнут в этом процессе, будут либеральными демократиями, а их

националистические движения, сейчас ожесточенные борьбой за независимость,

созреют и в конечном счете пройдут тот же процесс "турцификации", что и в

Западной Европе.

Принцип легитимности на основе национальной идентичности в значительной

мере возобладал и в третьем мире после Второй мировой войны. Туда он пришел

позже, чем в Европу, потому что индустриализация и национальная

независимость тоже появились там позже, но влияние его оказалось точно таким

же. Хотя относительно мало стран третьего мира после 1945 года были

формальными демократиями, почти все они отказались от религиозных или

династических титулов легитимнасти ради принципа национального

самоопределения. Новизна этих националистических движений означала, что они

стремятся/к самоутверждению энергичнее, чем старые, лучше оформленные и

более самодовлеющие аналогичные движения Европы. Например, панарабский

национализм был основан на той же тяге к национальному единению, что

национализм Италии и Германии в девятнадцатом реке, но он нет привел к

созданию единого и политически интегрированного арабского государства.

Однако подъем национализма в третьем мире в некоторых смыслах ограничил

международный конфликт. Широкое признание принципа национального

самоопределения -- не обязательно формального самоопределения путем

свободных выборов, но права национальных групп жить независимо на своей

традиционной родине -- очень затруднило всем попытки военной интервенции или

территориальных приобретений. Мощь национализма третьего мира почти

повсеместно одержала триумф независимо, по всей видимости, от относительного

уровня технологии или развития: французов изгнали из Вьетнама и Алжира, США

-- из Вьетнама, Советы -- из Афганистана, ливийцев -- из Чада, вьетнамцев--

из Камбоджи, и так далее.⁴²⁷ Основные изменения, произошедшие в

мировых границах после 1945 года, были в основном связаны с разделением

стран вдоль национальных разделительных линий, а не присоединения территорий

-- например, разделение Пакистана и Бангладеш в 1971 году. Многие факторы,

делающие территориальные завоевания невыгодными для развитых стран --

быстрая эскалация военных расходов, в том числе расходов на управление

враждебным населением, возможность развития национальной экономики как более

надежный источник богатства, и тому подобное, -- все это применимо и к

конфликтам между странами третьего мира.⁴²⁸

Национализм остается более интенсивным в третьем мире, Восточной Европе

и Советском Союзе, и здесь он продержится дольше, чем в Европе или в

Америке. Динамизм этих новых националистических движений, по всей видимости,

убедил многих жителей стран с развитой либеральной демократией, что

национализм есть клеймо нашего века, -- но они не заметили заката

национализма у себя дома. Любопытно, почему люди верят, что столь недавнее

историческое явление, как национализм, будет отныне неотъемлемым элементом

социального ландшафта. Это экономические силы поощрили национализм путем

смены классовых барьеров национальными и создали в этом процессе

централизованные и лингвистически однородные сущности. Те же самые

экономические силы поощряют сегодня устранение национальных барьеров путем

создания единого мирового рынка. И тот факт, что окончательная политическая

нейтрализация национализма может не произойти при жизни нашего поколения или

следующего, не отменяет перспективы, что она когда-нибудь случится.

26. К ТИХООКЕАНСКОМУ СОЮЗУ

Среди стран, не являющихся либеральными демократиями, продолжает

превалировать политика с позиции силы. Относительно поздний приход в третий

мир индустриализации и национализма поведет к резким различиям в поведении

большинства стран третьего мира, с одной стороны, и промышленных демократий

-- с другой. В предвидимом будущем мир будет разделен на постисторическую

часть и часть, застрявшую в истории.⁴²⁹ В постисторическом мире

основным направлением взаимодействия между государствами будет экономика, и

старые правила политики с позиции силы утратят свое значение. Имеется в

виду, что можно вообразить себе многополярную Европу, где доминирует

экономическая мощь Германии, но соседи Германии тем не менее не ощущают

серьезной военной угрозы и не делают специальных усилий для повышения своей

готовности к войне. Будет иметь место значительная экономическая

конкуренция, но мало военной. Постисторический мир будет по-прежнему

разделен на национальные государства, но националистические движения в нем

будут жить в мире с либерализмом и будут выражать себя все больше только в

сфере частной жизни. Тем временем экономическая рациональность подточит

многие традиционные черты суверенитета, объединяя рынки и производства.

С другой стороны, исторический мир будет все еще расколот многими

религиозными, национальными и идеологическими конфликтами (в зависимости от

степени развитости участвующих стран), в которых по-прежнему будут применимы

старые правила политики с позиции вилы. Такие страны, как Ирак и Ливия,

будут вторгаться в пределы своих соседей и вести кровавые битвы. В

историческом мире национальное государство останется главным центром

политической идентификации.

Пограничная линия между историческим и постисторическим миром быстро

меняется, и поэтому ее трудно провести. Советский Союз сейчас совершает

переход из одного лагеря в другой; и его распад приведет к появлению

государств-преемников, из которых одни перейдут к либеральной демократии, а

другие-- нет. Китай после площади Тяньаньмынь далек сейчас, .от либеральной

демократии, но по мере хода экономических реформ его внешняя политика

становится все более, можно сказать буржуазной. Похоже, что сегодняшнее

руководство Китая понимает, что, не может обратить экономические реформы

вспять и что Китаю придется оставаться открытым для международной экономики.

Это вряд ли даст возможность вернуться в, каком бы то ни было смысле к

маонстской внешней политике, несмотря на .попытки возродить маоизм внутри

страны. Крупные страны Латинской Америки -- Мексика, Бразилия, Аргентина --

при жизни прошлого поколения перешли из исторического мири и

постисторический, и хотя сползание назад возможно У любой из них, сейчас они

тесно связаны с другими промышленными демократиями экономической

взаимозависимостью.

Исторический и постисторический миры будут во многих отношениях вести

параллельные, но отдельные существования со сравнительно малым

взаимодействием. Однако будут существовать некоторые направлений, на которых

эти миры будут сталкиваться. Первое из них -- нефть, которая была

фундаментальной причиной кризиса, вызванного иракским вторжением в Кувейт.

Добыча нефти остается сосредоточенной в историческом мире, и она имеет

решающее значение для экономического здоровья постисторического мира.

Вопреки всем разговорам о росте глобальной взаимозависимости по различным

товарам во время нефтяного кризиса Семидесятых, нефть остается единственным

товаром, производство которого достаточно сосредоточено для того, чтобы ее

рынком можно было манипулировать в политических целях, и обрушение этого

рынка приведет к немедленным опустошительным последствиям в постисторическом

Характеристики

Список файлов реферата