Фукуяма конец истории (966859), страница 52

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 52)

мире.

Второе направление взаимодействия не так отчетливо видно, как нефть, но

в долговременной перспективе даже более, наверное, тревожно. Это иммиграция.

Имеется постоянный поток людей из бедных и нестабильных стран в богатые и

безопасные, и это затрагивает практически все страны развитого мира. Этот

поток, в последние годы постоянно увеличивающийся, может быть вдруг ускорен

политическими бурями в историческом мире. События вроде распада Советского

Союза, или серьезных этнических стычек в Восточной Европе, или поглощения

Гонконга нереформированным коммунистическим Китаем будут причиной для

массовой миграции населения из исторического в постисторический мир. И этот

поток людей даст гарантию, что постисторический мир будет иметь свои

интересы в историческом: или из-за своих попыток умерить поток, или из-за

того, что новые иммигранты войдут в политическую систему и будут

подталкивать новообретенную родину к большему участию. .

Оказалось, что постисторическим странам очень трудно ограничить

иммиграцию по крайней мере по двум причинам. Во-первых, возникают трудности

при попытке сформулировать любой справедливый принцип недопущения

иностранцев, который не был бы расистским или националистическим, то есть не

нарушал бы универсальный принцип прав, которому привержены либеральные

демократии. Все развитые демократии поставили ограничения на иммиграцию

раньше или позже, но обычно это делалось, так сказать, вопреки совести.

Вторая причина роста иммиграции -- экономическая, поскольку почти любая

развитая страна испытывает дефицит некоторых видов неквалифицированного иди

малоквалифицированного труда, которого в третьем мире неисчерпаемые запасы.

Не все низкооплачиваемые рабочие места можно экспортировать. Экономическая

конкуренция на едином глобальном рынке поощрит дальнейшую интеграцию

региональных рынков труда, как ранний капитализм выпестовал рост единого

национального государства ради более высокой степени мобильности рабочей

силы внутри страны.

И последнее направление взаимодействия между двумя мирами -- это будут

определенные вопросы "мирового порядка". То есть выше конкретной угрозы,

которую определенные исторические страны представляют для своих соседей,

многие постисторические страны Сформулируют абстрактный интерес в

предотвращений распространения определенных Технологий в исторический мир,

на том основании, что этот мир максимально доступен конфликтам и насилию. В

настоящий момент эти технологии включают ядерное оружие, баллистические

ракеты, химическое и биологическое оружие и тому подобное. Но в будущем

вопросы мирового порядка могут коснуться и определенных типов экологических

интересов, которым угрожает бесконтрольное распространение технологий. Если

постисторический мир будет вести себя настолько отлично от исторического,

насколько здесь предполагается, то постисторические демократии будут иметь

общий интерес как в защите себя от внешних угроз, так и в продвижении дела

демократии в страны, где ее пока еще нет.

Как руководство к действию реалистская точка зрения на международные

отношения остается вполне актуальной, несмотря на победы демократии в

семидесятых -- восьмидесятых годах. Историческая половина мира продолжает

действовать на основе реалистских принципов, а постисторическая пользуется

методами реализма, имея дело со странами, остающимися пока в истории.

Отношение между демократическими и недемократическими режимами будет

по-прежнему характеризоваться взаимным недоверием и опасением, и, несмотря

на растущую экономическую взаимозависимость, сила будет оставаться в их

взаимоотношениях ultima ratio (окончательным доводом (лат.)).

С другой стороны, как описательная модель функционирования мира реализм

оставляет желать многого. Чувство настороженности и стремление к

максимальному усилению, которое реалисты приписывают всем государствам всех

времен и народов, при более пристальном анализе оказывается фикцией.

Исторический процесс человечества породил ряд концепций легитимности --

династическую, религиозную, националистическую и идеологическую, -- дающих

каждая основу для империализма и войны. Каждая из этих форм легитимности,

предшествующих современному либерализму, основана на некотором виде

отношений господства и рабства, и потому империализм в определенном смысле

диктуется общественным строем. Но как менялись в ходе истории концепции

легитимности, так же менялись и международные отношения; хотя может

казаться, что война и империализм постоянно присутствуют в истории, в каждом

веке войны велись из-за совершенно разных целей. Нет и не было "объективных"

национальных интересов, дающих общую нить поведения государств в разных

местах и в разное время, но есть плюрализм национальных интересов,

определенных действующим принципом легитимности и теми лицами, которые этот

принцип истолковывают.

И вполне естественным кажется, что либеральная демократия, стремящаяся

упразднить различие между господами и рабами, должна иметь совершенно иные

цели внешней политики. Мир в постисторической реальности возникнет не

потому, что у главных государств принципы легитимности одни и те же. Такое

состояние дел бытию и раньше, например, когда все государства в Европе были

монархиями или империями. Мир возникнет из специфической природы

демократической легитимности, ее способности удовлетворять, жажду признания

человека.

Различие между демократическими и недемократическими государствами,

возможность более широкого исторического процесса, ведущего к

распространению к мире либеральной демократии, предполагает, что

традиционный морализм американской внешней политики с его заботой о правах

человека и "демократических ценностях" не так уж наивен.⁴³⁰ Генри

Киссинджер в семидесятых годах утверждал, что революционные вызовы

коммунистическим государствам вроде Советского Союза и Китая приносят

моральное удовлетворение, но весьма неразумны практически, поскольку

перекрывают путь к "реалистическим" соглашениям по таким вопросам, как

контроль над вооружениями или урегулирование региональных конфликтов.

Бывшего президента Рейгана в 1987 году резко критиковали за призыв к Советам

снести Берлинскую стену, и критиковали даже в Германии, которая давно уже

приспособилась к "реальности" советской державы. Но мир развивался в сторону

демократии, и оказалось, что революционные вызовы легитимности Советского

Союза не только приносили моральное удовлетворение, но были политически

разумны, поскольку совпадали с вскоре выраженными надеждами многих людей,

живших в то время под властью коммунизма.

Конечно, никто не будет отстаивать политику военного вызова

недемократическим государствам, имеющим мощное оружие, тем более ядерное.

Революции того сорта, что произошли в Восточной Европе в 1989 году, --

события редкие, даже беспрецедентные, а демократия не может строить свою

внешнюю политику в расчете на неизбежное падение каждой диктатуры, с которой

у нее возникает противостояние. Но, рассчитывая баланс сил, демократия

должна помнить, что легитимность -- это тоже разновидность силы, а у сильных

государств часто бывают внутренние слабости. Это значит, что демократия,

выбирающая себе друзей и врагов по идеологическим соображениям -- то есть по

тому, демократичны они или нет, -- скорее приобретет себе более сильных и

устойчивых союзников в долгосрочной перспективе. А имея дело с врагом, не

следует забывать устойчивые моральные различия своего и его режима или вслед

за сильным отметать в сторону вопросы о правах человека.⁴³¹

Мирное поведение демократий предполагает далее, что Соединенные Штаты и

другие демократические страны имеют долговременные интересы по сохранению

сферы демократии в мире и ее распространению туда, куда это возможно и

позволяется расчетом. То есть раз демократии не воюют друг с другом, то

постоянное расширение постисторического мира будет более мирным и успешным.

Тот факт, что коммунизм в Восточной Европе и Советском Союзе пал, а

непосредственная военная УГроза со стороны Варшавского договора практически

испарилась, не должен делать нас безразличными к тому, кто станет

наследником восточно-европейского коммунизма. Потому что в долгосрочной

перспективе главной гарантией Запада от возрождения угрозы из этой части

мира, или, например, из воссоединенной Германии, или от экономически

доминирующей Японии будет процветание в этих странах либеральной демократии.

Необходимость, чтобы демократические страны вместе распространяли

демократию и мир между народами, -- идея почти такая же старая, как сам

либерализм. Задачи дня международной лиги демократии, где правит закон, были

сформулированы Иммануилом Кантом в его знаменитой статье "Вечный мир", а

также "Идее всеобщей истории". Кант утверждал, что преимущества, полученные

человеком при переходе от естественного состояния к гражданскому обществу,

во многом сводятся на нет состоянием войны, преобладающим между

государствами: "Использование друг против друга всех сил общества для

вооружения, вызываемые войной опустошения, еще в большей степени --

необходимость быть всегда к ней готовым, [все это] препятствует полному

развитию природы человека".⁴³² Работы Канта по международным

отношениям впоследствии стали интеллектуальной основой современного

либерального интернационализма. Кантианская лига вдохновила американские

попытки основать Лигу Наций, а впоследствии -- ООН. Как отмечалось выше,

послевоенный реализм во многих отношениях явился антидотом этой струе

либерального интернационализма, утверждая, что истинное решение проблемы

международной напряженности лежит не столько в международном праве, сколько

в балансе сил.

Сокрушительная неудача попыток Лиги Наций и ООН обеспечить коллективную

безопасность сперва от угроз Муссолини, Японии и Гитлера, а потом от

советского экспансионизма привела к общей дискредитации кантианского

интернационализма и международного права вообще. Но чего многие не поняли --

это что фактическое воплощение идеи Канта имело серьезные дефекты из-за

того, что не следовало собственным предписаниям Канта.⁴³³

Кантовская "Первая дефинитивная статья" для вечного мира утверждает, что

государства, образующие международную систему, должны быть республиками, то

есть либеральными демократиями.⁴³⁴ "Вторая дефинитивная статья"

утверждает, что "международное право должно быть основано на федерализме

свободных государств",⁴³⁵ то есть государств с республиканскими

конституциями. Кантовские доводы прямолинейны: государства, основанные на

республиканских принципах, вряд ли будут воевать друг с другом, поскольку

самоуправляемые народы с большей неохотой пойдут на издержки войны, чем

деспотические режимы, а международная федерация, чтобы она была действенной,

должна иметь общие либеральные принципы права. Международное право -- это

всего лишь внутренний закон, переписанный в большем масштабе.

Организация Объединенных Наций не выполнила этих условий с самого

начала. Хартия Объединенных Наций вообще опустила все упоминания о

"свободных нациях" ради более слабого принципа "суверенного равенства всех

ее членов".⁴³⁶ Иначе говоря, членство в Объединенных Нациях было

открыто любому государству, подходящему под определенные минимальные

критерии суверенности, независимо от того, народная это суверенность или

нет. И сталинский Советский Союз был с самого начала членом-основателем

организации, с постоянным местом в Совете Безопасности и правом пето на

резолюции этого органа. После деколонизации Генеральная Ассамблея

наполнилась кучей стран третьего мира, имевших мало общего с кантовскими

либеральными принципами, и эти страны обрели в лице ООН удобный инструмент

для проталкивания нелиберальных политических решений. Предварительного

консенсуса о справедливых принципах политического устройства или природе

прав не было, и потому неудивительно, что ООН ничего не смогла добиться

реально важного в критическом вопросе коллективной безопасности за все время

своего существования. Неудивительно также, что американский народ всегда

глядел на ООН с большим подозрением. Ее предшественница, Лига Наций, была

несколько более однородной по политическому характеру своих членов, хотя

после 1933 года туда вошел Советский Союз. Но ее способность проводить в

жизнь принципы коллективной безопасности решительно ослаблялась тем, что два

важных игрока системы государств -- Япония и Германия -- не были

демократическими и не желали играть по правилам Лиги.

С ослаблением "холодной" войны и подъемом движений за реформы в

Советском Союзе и Китае ООН стряхнула с себя часть прежнего бессилия. В

Характеристики

Список файлов реферата