Диссертация (958863), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Однако эта «априорная» оценка почти мгновенно вступаетв конфликт с эмпирической реальностью санаторной действительности: «Два16Mann Th. Der Zauberberg. Roman. Stuttgart, Hamburg, München: Dt. Bücherbund, 1982. S. 24. Далее прицитировании данного источника в скобках указывается номер страницы. Цитаты из романа на языке оригиналаприводятся вместе с русскоязычным переводом В. Станевич и В.
Курелла в трех случаях: при высокой степенирелевантных семантико-структурных отступлений перевода от оригинала; при экспликации наиболее важныхмаркеров эволюции сознания героя; при анализе особенностей образа автора в романе.28дня тому назад здесь умерла одна американка <...>, – между прочим замечаетИоахим, – кровь хлынула горлом, два кровотечения – и конец» (3, 20). Егокузеном тем временем овладевает «взволнованная рассеяность», переходящая в«неуместную развязность».Визит в ресторан, призванный восстановить силы уставшего с дорогигамбуржца, омрачается шоком, испытанным от услышанного в коридоре кашлятяжелобольного австрийца. Омерзительность звуков вызывает в глазах Гансавозбужденный блеск.
Задевают Касторпа и ехидные замечания доктораКроковского относительно его безупречного здоровья, а также последовавшийчуть позже сомнительный комплимент гофрата Беренса – в адрес врожденноготаланта Ганса быть хорошим пациентом. Позднее Цимсен рассказывает кузенуо мексиканке «Tous-les-deux», трагедия которой состояла в том, что ееабсолютно здоровый младший сын, приехав в санаторий проститься сумирающим старшим братом, сам превратился в «морибундуса». Касторп всмятении: разумеется, Иоахим – не «морибундус», а сам он вовсе не приехал сним проститься, однако условия для параллели между несчастными сыновьямимексиканкии«сдержанными»немецкимикузенамиужесозданы.Предпринятая в оздоровительных целях утренняя прогулка омрачаетсявстречей кузенов с Герминой Клеефельд – членом «Союза однолегочных» –привычно провоцирующей новичков санатория свистом пневмоторакса.Отвратительный звук, доносящийся из тела пациентки, в очередной развыбивает Касторпа из колеи: «Он был ужасно взбудоражен, хотя самхорошенько не понимал отчего» (3, 73).
[«Er war außerordentlich erregt und wußtenicht recht, in welchem Sinne» (79)]. Нервную реакцию Ганса вызывают ипоследовавшие вскоре рассказы Иоахима о кончине маленькой Гуйус, а также оповесившемся в лесу от отчаяния студенте.Итак, уже в первые сутки пребывания героя в «Бергхофе» проявляетсянесоответствие привычно постулируемого им «равнинного» мировосприятиявысокогорной реальности. Обозревая содержание 24 часов фабульноговремени, проницательный читатель испытывает первые сомнения в успешном29осуществлении намеченных Гансом планов.В дальнейшем традиции романа испытания проблематизируются по меремодификации гносеологической модели Касторпа. Излюбленная Т. Манномлейтмотивная техника находит свое выражение в том, что проблематизацияиспытательной поэтики увязывается с числом 7.Именно на седьмой день пребывания в «Бергхофе», действуя какисторический герой, Ганс отваживается на встречу с неизвестным и посещаетпсихоаналитическую лекцию Кроковского (лекция состоялась в понедельникднем, Ганс прибыл в санаторий во вторник вечером).
ИнтуитивноепредощущениеГансомнедостаточнойэффективностисобственноймировоззренческой позиции в новых обстоятельствах получает вербальноевыражение.7 недель спустя совершается другое столь же знаковое событие. ГансКасторп решается написать третье письмо домой и сообщить о намеренииостаться в санатории на зиму. Подлинно «дионисийская» свобода, дарованнаяэтим текстом, – важный шаг на пути к разрыву с бюргерской «равнинной»(Flachland)17 психологией.В ходе карнавала, празднуемого на исходе седьмого месяца пребыванияГанса «наверху», герой романа испытания символически прощается сапологетом западного гуманизма Сеттембрини, а в его лице – и с бюргерскойморалью, чтобы, «попросив карандаш» у Клавдии, всецело отдаться греховной«азиатской» стихии18.«Благоразумная» мировоззренческая установка прибывшего в Альпыдобропорядочного бюргера Касторпа восходит к европейскому рационализмуНового времени.
Исповедуя принципы механистического детерминизма,Декарт отождествляет психику и сознание. Он «стремится подойти к изучению17Flachland в отличие от русской «равнины» содержит очевидные негативные коннотации, ведь прилагательноеflach это не только низменный/ровный, но и плоский, пошлый, поверхностный. Например: flaches Urteil –поверхностное суждение, flache Literatur – пошлая литература.18В логике этой парадигмы угадывается и итоговая продолжительность любовно-болезненного плененияКасторпа, отсылающего, среди прочего, к мифу о нимфе Калипсо, 7 лет удерживавшей Одиссея на островеОгигия, а также – к немецкой народной легенде о Тангейзере и его семилетнему плену на горе Герзельберг убогини любви Венеры.30страстей <...> так, как подходят к изучению материальных природных явленийили геометрических тел»19, – отмечает С.
Л. Рубинштейн. Закладываетсявлиятельнейшаяфилософскаятрадиция,согласнокоторойпсихологиябольшинством мыслителей XVII–XIX вв. будет рассматриваться как наука осугубо сознательных процессах.Картезианскаярационалистическаяустановкапроникаетивхудожественную литературу. «В поэтике классицизма противоречия душевнойжизни имеют формально-логическую основу»20, – пишет Л. Я. Гинзбург,отмечая, что художественное изображение человека базируется в ней напринципах схематической типизации механистически расчлененных свойств.ИменновофранцузскойлитературеXVII в.возникаеттехникапсихологического анализа – детального воссоздания внутреннего мираперсонажей – нацеленного, в соответствии с упорядочивающей тенденциейрационализма, на обнаружение подлинного мотива поведения.«Обнаружение противоречия между тем, что только кажется, и тем, чтоесть, между видимостью и сутью – одна из основных философских и моральнопсихологических проблем XVII столетия»21, – констатирует В.
Я. Бахмутский.Из этого противоречия рождается поэтика французского классицизма:обусловленные духом эпохи стремления Корнеля и Расина к выявлениюлогическойструктурыпсихологическогоконфликтанаметилипутипродуктивного осмысления результатов столкновения долга и страсти. Впреодолении «видимости» на пути к «сути» усматривает свое назначениефранцузская моралистическая проза: «Человеку нередко кажется, что онвладеет собой, тогда как на самом деле что-то владеет им; пока разумом онстремится к одной цели, сердце незаметно увлекает его к другой»22, –свидетельствует Ф.
де Ларошфуко. Картезианский пафос его «Максим» (1665)состоит в призыве к осознанию главной «пружины» человеческих поступков –19Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2002. С. 67.Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 274.21Бахмутский В.Я. Луч разума и глубины сердца (Французские моралисты) // Пороги культуры. М.: Гелеос,2005. С. 75.22Ларошфуко Ф. Максимы и моральные размышления // Мемуары. Максимы.
Л.: Наука, 1971. С. 154.2031принимающего различные формы «себялюбия» – и его дальнейшемупоследовательному изживанию. Мадам де Лафайет,совершенствующая всвоем романе «Принцесса Клевская» (1678) приемы психологического анализа,закладывает основы традиции, которая в XVIII – XIX вв.
породитпсихологические романы П. К. Мариво («Жизнь Марианны, или Приключенияграфини де ***», 1727), А. Прево («История кавалера де Грие и Манон Леско»,1731), Ж.-Ж. Руссо («Юлия, или Новая Элоиза», 1761), Ш. де Лакло («Опасныесвязи», 1782), Б. Констана («Адольф», 1816), Стендаля («Красное и черное»,1830), Г. Флобера («Воспитание чувств», 1869) во Франции; С. Ричардсона(«Памела, или Вознагражденная добродетель», 1740) в Англии, И. В. Гёте(«Страдания юного Вертера», 1774) и К.
Ф. Морица («Антон Райзер», 1790) вГермании.Отделяя подлинные мотивы от мнимых, психологический анализпредставляется упорядочивающим разрозненный мир явлением – таковунаследованный от европейской культуры гносеологический инструментарий«вознесшегося» на «Волшебную гору» наивного рационалиста Ганса Касторпа.Герметичная среда высокогорного санатория, предстающая, в сущности,опытнойретортой,способствуеттому,чтобюргерскаяоболочка«испытуемого» героя начинает стремительно распадаться.Следует заметить, что сам Т. Манн выдержал испытание более стойко,чем его герой. Поздней весной 1912 г.
писатель навещал в Давосе супругуКатю, проходившую курс лечения дыхательных путей.После трех недельпребывания в горном санатории он, несмотря на настойчивые рекомендацииместного доктора Йессена задержаться на более длительный срок, все-такивернулся на равнину (в том числе и для того, вспоминал писатель позднее,чтобы претворить интенсивный духовный опыт в текст романа «Волшебнаягора»)23.23Heißerer D. Thomas Manns Zauberberg. Einstieg, Etappen, Ausblick. Würzburg: Königshausen & Neumann, 2006.S. 16.321.2. ПОТЕНЦИИ РОМАНА ВОСПИТАНИЯ И ОБРАЗ ЛОДОВИКОСЕТТЕМБРИНИРефлексируя над особенностями культурно-исторической эволюциисоциума, многие мыслители, в косвенной или прямой форме, рассматривалиэтапы испытания и воспитания в качестве коррелятивной пары.Таков,например, И.
В. Гёте, взявший в качестве эпиграфа к «Поэзии и правде» цитатуиз древнегреческой комедии Менандра «Ὁ μὴ δαρεὶς ἄνθρωπος οὐ παιδεύεται»(нем. «Der nicht geschundene Mensch wird nicht erzogen»: «неистерзанныйчеловек не воспитывается»).При этом, сюжетная ситуация воспитания востребует – по сравнению сиспытательной–значительноболеесложноесочетаниеприемовхудожественной объективации. Ведь герою надлежит уже не просто «наивно»продемонстрировать верность данным ему от рождения качествам, нообнаружить такую степень восприимчивости, которая позволила бы емупримирить индивидуальные устремления с требованиями социума.Всилусвойственногонемецкомументалитетуконсерватизма(«аполитичности» по терминологии Т. Манна), во многом обусловившегоотносительную устойчивость немецкой государственности и присущую ейстрогую общественно-политическую иерархичность, немецкой литературеXVIII–XIX вв.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
