Диссертация (958863), страница 24
Текст из файла (страница 24)
По мере своего дальнейшего развития онбудет с разных сторон возвращаться к этой мысли.Физиологические комментарии Беренса к собственному творчеству, атакже комплиментарные замечания о «небывалой смелости» своего гостязавораживают любознательного Ганса и побуждают его заняться интенсивнымкнижным самообразованием, описанным в эпизоде «Изыскания».Характеризуемый отныне не иначе как «исследователь», Касторп по мересвоих возможностей погружается в чтение приобретенной им немецко-, англои франкоязычной литературы, посвященной фундаментальным вопросамбиологии, физиологии и анатомии86.
Ганс читает, лежа на спине, и тяжелыетома упираются нижним краем ему в грудь. Они «давили его, но он готов былтерпеть» (3, 381). Иронический смысл этого высказывания, амбивалентноотсылающий как к физическому, так и к идейному весу научных изданий,позволит Т. Манну в одной из критических статей заметить, что «храбро, посолдатски» вел себя в романе не только Иоахим, но и Ганс87. Главный герой86Касторп мог бы легко взять книги на время у Беренса, однако бюргерская основательность, пусть иинерционная, дает о себе знать: герой любит читать, делая пометки, которые допустимы лишь в собственныхкнигах.87Mann Th.
Die Schule des Zauberbergs // Gesammelte Werke in 13 Bänden. Frankfurt am Main: Fischer TaschenbuchVerlag, 1990. Bd. 11. S. 599-601.111предстает своего рода интеллектуальным «солдатом», все более осознанно иуверенно воспаряющим над филистерской равниной.Посредством трудоемкого процесса аналитического чтения Касторпприходит к ряду востребованных его становлением выводов, созвучныхвысказанному в квартире у Беренса тезису. С одной стороны, речь осистемообразующей для всех видов наук (естественных, технических,гуманитарных, социальных) идее человека. С другой стороны, размышлениякасаются поиска «посредствующих звеньев», связывающих органическую инеорганическуюприроду,материальноеинематериальное.Авторподчеркивает: смелость мыслительного процесса героя во многом обусловленаимеющимся у него «опытом в области запретного» (3, 396).
Несмотря наоригинальные размышления, прийти к обобщающему выводу герой Т. Маннапока, конечно, не в силах. Формулируемый во внутреннем монологе идеализм,для которого материя – лишь «уплотнение духовного, его патологическоеразрастание» (3, 398), проблематизируется посещающим героя в конце эпизодаобразом самой Жизни – предельно телесным, плотским и именно потому стольсладостным.3.3. ИРОНИЯ – ОБЪЕКТИВАЦИЯ ТЕМЫ ПЕРЕВОСПИТАНИЯТ.
Манн писал, что роман «Волшебная гора» задумывался как полныйюмора и гротеска рассказ, своего рода «драма сатиров», контрастирующая с«трагическойновеллой»«Смертьв Венеции», ивыполняющая роль«стилистической передышки»88. Несмотря на то, что замысел претерпел впроцессе воплощения радикальные изменения, продуктивное использованиеиронии сохранило комическое начало в качестве одной из доминант романа.Исследованиям художественной функции иронии в творчестве Т. Манна88Манн Т. Введение к «Волшебной горе». С.
158.112посвящена огромная литература89. Едва ли не самым предпочтительнымобъектом анализа является роман «Волшебная гора».Возможности иронии способны обеспечить адекватную художественнуюобъективацию процесса перевоспитания, модифицирующего «равнинную»психологию Ганса Касторпа. 31 марта 1920 г. Т. Манн записал в дневнике, чтоим отвергается как рационализм, так и романтизм.
Первый вызывает презрение(verächtlich), второй – подозрения (verdächtig). Лишь присущая его натуредоброта препятствует превращению в нигилиста. Решением становится ирония– возможность посмеиваться над обеими крайностями90. К такой стратегииповедения эволюционирует и Ганс Касторп.
Чем дольше герой пребывает в«Бергхофе», чем большей зрелости он достигает, тем ироничнее становится егомироощущение.Экспозиция – точка отсчета ироничного дискурса, поскольку в первыхпяти абзацах намечаются те основные линии использования иронии, которые вдальнейшембудуточерчиватьхудожественное«перевоспитательное»пространство романа.Бросается в глаза многозначность вынесенного в заголовок слова Vorsatz(в русском переводе – «Вступление»). С одной стороны, это замысел илинамерение, с другой стороны, речь о полиграфическом термине «форзац» –листе, соединяющим крышку переплета с книжным блоком.С первых же строк устанавливается ироническая дистанция междуповествователем и героем. Автор сообщает, что, хотя читателю и предстоитпознакомиться с историей Ганса, протагонистом этот «самый обыкновенный»молодой человек, пожалуй, не является. Здесь тематизируется и амбивалентнаякатегория времени. Оно заявляет о себе и как одаряющая «благороднойржавчиной» (Edelrost) старина, и как «загадочная стихия» (geheimnisvolles89См.: Alt P.-A.
Ironie und Krise. Ironisches Erzählen als Form ästhetischer Wahrnehmung in Thomas Manns «DerZauberberg» und Robert Musils «Der Mann ohne Eigenschaften». Frankfurt am Main, 1989. 363 S.; Baumgart R. DasIronische und die Ironie in den Werken Thomas Manns. München: Carl Hanser Verlag, 1964. 230 S.; Ewen J. ErzählterPluralismus: Thomas Manns Ironie als Sprache der Moderne. Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2017. 292 S.;Neumann M. Thomas Mann.
Romane. Berlin: Erich Schmidt, 2001. 227 S.; Solheim B. «Placet experiri»: Spielarten derIronie in Thomas Manns Roman Der Zauberberg. Bergen, 1996. 109 S.; Walser M. Selbstbewußtsein und Ironie.Berlin: Suhrkamp, 1981. 212 S.90Mann Th. Tagebücher 1918-1921. S. 317.113Element)сее«сомнительностью»(Fragwürdigkeit)и«своеобразнойдвойственностью» (eigentümliche Zwienatur). Призывая далее «искусственно незатемнять» совершенно ясный вопрос о сути времени, автор тут же сам себяопровергает: разъясняющий ментальный посыл контрастирует с замутняющейего формой изложения. В данном абзаце, состоящем из пяти предложений,задействуются: усложненный синтаксис (6 типов придаточных: цели с«um…zu», причины с «daher, dass», уступительное с «wenn auch», два видаопределительных с «mit dessen» и «was», а также сравнительное с «je… destо»),дифференцированная морфология (переплетение временных глагольных форм:презенс – spielt, претерит – spielte, перфект – hat gespielt; сослагательноенаклонение – könnte), подчеркивающая незавершенность мысли пунктуация(многоточие), а также парадокс – с началом войны «началось столь многое, чтопотом оно уже и не переставало начинаться» (3, 8) [«mit dessen Beginn so vielesbegann, was zu beginnen wohl kaum schon aufgehört hat» (21)].
«Разъясняющий»пассаж увенчивается утверждением, что проблематизированная эпохой историяГанса близка по своей природе к сказочному дискурсу.Отмеченная «сомнительная двойственность» времени иллюстрируетсяпримером. В интонации автора, с пафосом отзывающегося о «стародавнихднях» перед «великой войной», на которые пришлась история Ганса, трудно неуловить самоиронию, если принять во внимание, что война началась после того(1914), как Т.
Манн взялся за написание романа (1913).В последнем абзаце вступления автор, «гадая» о длительностисобытийного времени, «ненароком» вводит важнейший лейтмотив – число 7, азатем – «случайно» проговаривается о сроке пребывания Ганса в «Бергхофе»(тем самым раскрывая свой замысел – Vorsatz).Во вступлении обнаруживает себя и другой излюбленный приемТ. Манна – парентеза, вставная конструкция, лишающая магистральноевысказывание одноакцентности и, тем самым, проблематизирующая тему.
Вотнесколько примеров. «История Ганса Касторпа, которую мы хотим здесьрассказать, – отнюдь не ради него…» (3, 7) [«Die Geschichte Hans Castorps, die114wir erzählen wollen, – nicht um seinetwillen...» (21)] – противительнаяконструкция. «Для истории это не такой уж большой недостаток, скорее дажепреимущество…» (3, 7) [Das wäre kein Nachteil für eine Geschichte, sondern eherein Vorteil...» (21)] – обобщающее уточнение.
«Семи лет, даст бог, все же непонадобится» (3, 8) [«Es werden, in Gottes Namen, ja nicht geradezu sieben Jahresein» (21)] – сомнение, якобы обусловленное авторским неведением. Все этиусложненные формы актуального членения свидетельствуют о том, что«прямое, безоговорочное, непреломленное слово»91 отвергается ироничнымроманом Т. Манна как неадекватное его полифоническому содержанию.Другим характерным примером использования иронии является ужеупоминавшийся эпизод «Свобода», события которого разворачиваются в концеседьмой недели Ганса «наверху».С одной стороны, ирония становится в нем предметом беседы главногогероя с воспитателем Сеттембрини. «Остерегайтесь процветающей здесьиронии, инженер!», – в привычной манере заявляет итальянец, – «Если ирония<…> хоть на мгновенье расходится с трезвой мыслью и напускает туману, онастановится распущенностью, препятствием для цивилизации» (3, 307).С другой стороны, важен насмешливый тон реакции стремительновзрослеющего Ганса.
«Не хватало еще, чтобы он и иронию объявилполитически неблагонадежной», – думает герой, припоминая недавнийприговор итальянца музыке, и продолжает: «Ирония, которая ни на мгновеньене расходится с трезвой мыслью, что же это, с позволения сказать, за ирония,если уж на то пошло? Сухая материя, прописная истина!» (3, 307). Обрамляетэту сцену двуголосое ироническое слово автора, формально объективирующеенерадивость ученика, но содержательно – косность педагога: «Так бываетнеблагодарна молодежь в тот период, когда формируется ее личность. Ееодаряют, а она опорочивает полученные дары» (3, 307–308). Ироничен и самзаголовок эпизода, поскольку слово «свобода» может интерпретироваться как спозиции либерализма Сеттембрини, так и в экзистенциальном духе Касторпа,91Бахтин М.М.