Диссертация (958863), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Свидетельствоисторической достоверности промежуточной победы нового ментора надитальянцем обнаруживается в исследовании Г. Бемера: «Главные врагииезуитских школ – гуманистические учителя, у которых они всюду отнимали38Бондарев А.П. К истории гуманизма: взгляд из XXI века // Вестник МГЛУ. Сер. Философия и культурология.Социодинамика взаимодействия философии и культуры в условиях глобальных изменений. 2014.
№ 11 (697). С.33.68кусок хлеба»39. Излюбленная Т. Манном диалектическая форма изложениявыражается в том, что об идеологическом, внутреннем превосходстве Нафтынад Сеттембрини во много свидетельствуют внешние детали: «сказочныйблеск» его «шелковой кельи» противопоставляется «чердачной комнатушке»итальянца.События заключительных эпизодов «Волшебной горы» с говорящиминазваниями – «Демон тупоумия», «Ссоры и обиды», «Удар грома» – в полноймере реализуют предсказания Нафты. Говорить об идеологическом пораженииитальянца можно еще и потому, что, прощаясь в развязке романа с Касторпом,сбитый с толку началом войны Сеттембрини, к удивлению героя, впервые засемь лет обращается к нему на «ты». С одной стороны, это лишь выражениепочти отеческой симпатии, с другой – косвенное признание сокрушительноготоржества «нравственно неупорядоченной вселенной» Нафты.
Сам факт началакровавойбойни–следствиепозорногопроваладипломатии,констатировавшего необратимый кризис убеждающей силы гуманистическогослова.«Мифы об Эдипе (архетип родового начала) и Оресте (архетиписторического становления) задают алгоритм всем грядущим конфликтамевропейскойкультурыотантичностидонашихдней»40,–пишетА. П. Бондарев. В свете данного подхода, проясняющего характер парадигмыфундаментальныхисторико-культурныхифилософско-психологическихкорреляций, Лодовико Сеттембрини ассоциируется с Орестом, а Лео Нафта – сЭдипом. В споре «о древних и новых» гуманист, несомненно, послужил быобразцом для новых, в то время как иезуит – для древних. Сеттембрини –апологет «сентиментальной» (Ф.
Шиллер), а Нафта – «наивной» поэзии. Образитальянца – порождение аполлонической культуры, образ галлицийского еврея– дионисийской. Сеттембрини ассоциируется с деятельной цивилизацией,Нафта39–сбытийнойприродой.ВсеэтикоррелятыпродуктивноБемер Г. История ордена иезуитов. С.
202.Бондарев А.П. Тема и проблема: теоретическое литературоведение и концепция лекционных курсов //Вестник МГЛУ. Сер. Филологические науки. Национальное и индивидуальное в языке и речи. 2009. № 578. С.132.4069взаимодействуют лишь в «подлинном диалоге»41 оппонентов. Чем очевиднеестановится для героя тот факт, что его педагоги не в состоянии слышать другдруга, тем интенсивнее – сначала подспудно, а по мере внутреннего роста всеболее осознанно – этот диалог начинает разворачиваться в его сознании вовремя ответственного «правления».В творчестве Т. Манна комплекс вербализуемых Нафтой идей восходит кобразам его ранних произведений.
Это монах Иеронимус из новеллы «GladiusDei» (1902) – апологет такого типа познания, «благодаря которому отмирают иугасают страсти нашей омерзительной плоти»42, безобразный и бесчеловечныйгений Даниэль из новеллы «У пророка» (1904) и герой пьесы «Фьоренца»(1907)ДжироламоСаванарола,олицетворяющийсобоюрелигиозныйфанатический аскетизм.Обращает на себя внимание революционность образа Лео Нафты,обнаруживающая как формальные, так и содержательные составляющие. Вопервых, иезуит, как уже было сказано, страстно жаждет обращения (лат.revolutio) молодого Ганса в свою «веру» – строительство тысячелетней империиХриста в духе хилиазма. Во-вторых, прототип Нафты – философ-марксистДьерд (Георг) Лукач – в 1919 г.
занимал пост заместителя наркомапросвещениявреволюционномправительствеВенгерскойсоветскойреспублики43.С установлением в том же году другой советской республики –Баварской – во многом связано идеологическое наполнение образа Нафты.Дневниковые записи Т. Манна этой поры пестрят противоречиями. С однойстороны, есть теоретически возможный идеальный коммунизм, обещающийблагословенныйопровергающая41синтезегоСредневековьяреальностьиПросвещения,революционноготеррорасдругой–вМюнхене.Бубер М. Диалог // Два образа веры. М.: Республика, 1995. С. 108.Манн Т. Gladius Dei // Ранние новеллы.
М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 207.43«Покуда он говорил, он был прав» (Heine G., Schommer P. Thomas Mann-Chronik. Frankfurt am Main: VittorioKlostermann, 2004. S. 126), – впечатления Манна от краткой встречи с Лукачем в 1922 г. в полной мереотвечают филигранной софистике Нафты. Иезуит обязан Лукачу не только стилем аргументации, но и своимвнешним обликом.
Т. Манн неоднократно упоминает об этом в своих поздних письмах. См.: Mann Th.Selbstkommentare: «Der Zauberberg» / Hrsg. von H. Wysling. Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch, 1993. S. 168.Подробнее см.: Marcus-Tar J. Thomas Mann und Georg Lukacs. Köln; Wien: Böhlau, 1982. 208 S.4270Драматизм борьбы идей в сознании Т.
Манна побудил его включить эти«русско-хилиастически-коммунистические моменты»44 в «Волшебную гору».По мере развития сюжета выясняется, что революционность Нафты –особого толка. Он, согласно привычно проницательной оценке Касторпа, –«революционер-охранитель»(RevolutionärderErhaltung).Даннаяхарактеристика не случайна. Гротескный характер воссозданной в романерадикальной смены культурно-исторической парадигмы обусловливает тотфакт, что основным способом построения амбивалентного художественногообраза Нафты является парадокс.Важной формальной основой проблемности и внутренней расколотостиперсонажа является его еврейство.
Еще в 1907 г. Манн подчеркивал, чтопротиворечивость и сложность еврейской натуры обусловливается, в егопонимании,повсеместнымощущениемсобственнойчуждостииисключительности45.Родившись на границе Галиции и Волыни, Лео еще в детском возрастеоказывается в подлинно «пограничной ситуации»: страшная гибель отца врезультате погрома вынуждает бежать с насиженного места и искать убежище вФоральберге.
Вскоре, посредством перехода в католичество, минует еще однаграница.В этой связи стоит отметить двойственность имени Лео. С однойстороны, оно еврейское и являет собой вариацию имени Иуда 46. С другойстороны, оно прямо ассоциируется с католицизмом: именно так звали ПапуРимского (Лев XIII), на чье пребывание на Святом престоле (1878–1903 гг.)пришлись «годы учения» Нафты.В силу профессии отца Нафта с раннего детства – отчасти сознательно,отчасти бессознательно – парадоксальным образом ассоциирует кровь сблагочестивостью, а жестокость – с набожностью. В более зрелом возрасте этаустановка трансформируется в лейтмотивную для его идеологии «святость44Mann Th.
Tagebücher 1918-1921. S. 222.Mann Th. Die Lösung der Judenfrage // Gesammelte Werke in 13 Bänden. Frankfurt am Main: Fischer TaschenbuchVerlag, 1990. Bd. 13. S. 459.46Benzoin C., Kaganoff. A Dictionary of Jewish Names and their history. New York: Schocken Books, 1977. P. 24.4571террора».В ходе многочисленных ожесточенных диспутов на «волшебной горе»аргументация Нафты при ближайшем рассмотрении зачастую обнаруживаетоткровенно софистический характер. Прямая авторская констатация любви ещеюного Лео к парадоксам в начале освещающего его биографию эпизода«Operationes spirituales» готовит читателя к этому обстоятельству.
Расколотостьобраза и двойственность морали Нафты подчеркивается временем его первогопоявления в романе, приходящегося на летнее солнцестояние – конецастрономической весны и начало астрономического лета.Полна неразрешимых с первого взгляда противоречий ситуация, когдаиезуит, член католического монашеского ордена, выступает апологетомвоинствующего антирелигиозного коммунизма47. Кроме того, вырисовываетсяеще один удивительный момент: богач Нафта проповедует коммунистическийаскетизм.
Не менее парадоксально то, что предвестником нацизма оказываетсяеврей; позднее данный мотив будет развит в колоритном образе ХаимаБрейзахера в «Докторе Фаустусе» (1947). Вписывается в этот ряд илейтмотивная связь Нафты со строгой испанской дисциплиной в духеоснователя иезуитского ордена И. Лойолы: ментор Ганса одобрительноотзывается об инквизиции, погубившей в Испании множество евреев – таких,как его отец48.Литературоведами неоднократно отмечалось, что образ Лео Нафты –предостережение как от левой, так и от правой радикальной идеологии 49. Сэтим трудно не согласиться, однако представляется необходимым болееподробно остановиться на парадоксальной природе данного момента.Т. Манн подчеркивал, что социально-политическая составляющая – не47Хотя еще Ф.
Ницше писал о том, что социализм станет светской формой иезуитства. (Fornari M.C. Nietzscheund die politische Philosophie // Handbuch Nietzsche und die Wissenschaften. Berlin; Boston: Walter de GruyterGmbH, 2014. S. 338).48Р. Клюгер указывает на главный парадокс немецкой литературы: евреи в ней, как правило,представительствуют от имени иррационализма, в то время как в действительности они (ассимилированнные иэмансипированные) – вернейшие сторонники Просвещения, так как всем ему обязаны. (Klüger R.
Katastrophen.Über deutsche Literatur. Göttingen 1994. S. 39-58).49Wysling H. Der Zauberberg // Thomas-Mann-Handbuch. S. 408-410; Grenville A. «Linke Leute von rechts»: ThomasMann’s Naphta and the ideological Confluence of Radical Right and Radical Left in the Early Years of the WeimarRepublic. P. 674.72предмет его художественного интереса и, соответственно, не сильная сторонаего творчества50.
Однако идеологический синкретизм Нафты – странное напервый взгляд пересечение в его образе противостоящих друг другу левого(диктатурапролетариата)иправого(«консервативнаяреволюция»)радикальных течений – не являет собой недостаток романа. Речь, напротив, оразвитой творческой интуиции писателя, тонко уловившего амбивалентнуюприродуфеномена,антикапитализмом»51,названногоатакжеГ. Лукачемтоталитарную«романтическимформувоплощенияреволюционных идеалов. В.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
