Диссертация (958818), страница 34
Текст из файла (страница 34)
В поэмеГоголя и в романе Достоевского звучит мотив труда, причем не столько радизаработка и обогащения, сколько ради испытания жизненными лишениями испасения собственной души, когда человек уже сам не дает ей погибнуть.Достоевский называет труд главным условием выживания народа в остроге, непозволяющим ему стать хуже или превратиться в животное: «Без труда и беззаконной, нормальной собственности человек не может жить, развращается,обращается в зверя» (IV, 16). Муразов в поэме Гоголя осуждает праздность,призывая Хлобуева трудиться: «Да как же жить без работы? <…> Взгляните навсякое творенье божье: всякое чему-нибудь да служит, имеет свое отправление.Даже камень и тот затем, чтобы употреблять на дело <…>» (VII, 101).
По мнениюМуразова, труд – главное предназначение человека, которое определил емуГосподь, поэтому тот, кто не работает – хуже бездушного камня. Зная, что148Хлобуев не пропускает ни утрени, ни вечерни, Муразов, видя в трудерелигиозную направленность личности, призывает последнего к работе – как кподвижничеству, к труду во имя Бога, а не ради денег: «Так послужите же тому,который так милостив. Ему (Богу.
– П.Ч.) так же угоден труд, как и молитва» (VII,102). Труд способен сделать человека лучше, «излечить» его, направив направильный жизненный путь, избавив ото всего лишнего, праздного. Муразовпризывает работать, думая только о Всевышнем, это значит еще и во имя людей(чтобы сделать их жизнь лучше), поэтому Муразов доверяет Хлобуеву собиратьденьги на строительство церкви и так определяет это занятие: «Дорога для егоболезни хороша. Переходя с книгой от помещика к крестьянину и от крестьянинак мещанину, он узнает и то, как кто живет <…>» (VII, 103-104).
Всевзаимосвязано: думай о Боге, трудись для него - и принесешь пользу другим.Мы уже сказали о различных способностях к труду заключенных Мертвогодома. Высокого мнения о мастеровитости русского человека был и Гоголь.Собакевич восхищается трудолюбием и умениями своих крестьян - каретникомМихеевым,плотникомСтепаномПробкой,кирпичникомМилушкиным,сапожником Телятниковым. Парадоксально следующее: Собакевич так восхищенталантом, навыками и силой этих умерших людей, что ставит их выше живых,которых сравнивает с мухами.
Уважение Собакевича к труду и одаренностичеловека способно оживить в его памяти образы умерших крестьян. КонстантинКостанжогло поэтизирует крестьянский труд, считает его первоосновой вразвитии любого хозяйства: «…в земледельческом звании человек нравственней,чище, благородней, выше. Не говорю - не заниматься другим, но чтобы воснование легло хлебопашество <…>» (VII, 69). У братьев Платоновых (как и уКостанжогло) слуг не было, эту должность по очереди занимали все дворовые.Василий Платонов объясняет это так: «Слуги не сословие: подать что-нибудьможет всякий, и для этого не стоит заводить особых людей; <…> русский человекпотуда хорош и расторопен и не лентяй, покуда он ходит в рубашке и зипуне, ночто как только заберется в немецкий сюртук, станет вдруг неуклюж инерасторопен, и лентяй <…>» (VII, 91-92).
Поэтому все слуги у Платоновых были149работающими, чтобы не могли перенять манеры западного человека иизмениться в худшую сторону, став лакеями. И в остроге, описанномГорянчиковым, арестанты плохо относились к дворянам, которые не обладалисноровкой физического труда: «…везде меня чуть не с бранью отгоняли прочь.Какой-нибудь последний оборвыш, который и сам-то был самым плохимработником и не смел пикнуть перед другими каторжниками, побойчее его ипотолковее и тот считал вправе крикнуть на меня и прогнать меня <…>» (IV, 76).При этом арестанты не любили дворян, в характерах которых доминировалалакейская угодливость: «…я все-таки должен был соблюдать и уважать передними даже дворянское происхождение мое, то есть нежиться, ломаться, брезгатьими, фыркать на каждом шагу, белоручничать» (IV, 76).Следует отметить очевидные совпадения с творчеством Гоголя при описанииДостоевским театрального представления в остроге.
В сюжетах разыгрываемыхзаключенными пьес есть аллюзии на повести из «Вечеров на хуторе близДиканьки». Образ барина из пьесы «Кедрил – обжора», который обратился когдато к помощи ада, принял помощь чертей и ожидает теперь, что они придут за егодушой, напоминает запорожца из «Пропавшей грамоты», продавшего в прошломдушу дьяволу и ожидающего ближайшей ночью час расплаты. Сюжет пьесы омельнике и его жене (в отсутствие мужа к мельничихе идут один за другиммногочисленные обожатели, которых она, каждый раз думая, что вернулся ее муж,прячет у себя в избе) тесно перекликается с сюжетной линией Солохи из «Ночиперед Рождеством».
За этими соответствиями и ассоциациями просматриваютсяобщие скрепляющие религиозно-философские проблемы, в частности идеяборьбы Бога с дьяволом за души и сердца людей.Достоевский раскрывает талант и самобытность ссыльных, как онипреображаются во время праздника, который сами себе устроили. Рассказчиквосхищается арестантом Баклушиным - он в соответствии с характеромотведенной ему роли сумел придать смысл и значение каждому своему слову ижесту. Оковы с людей словно пали на время представления и заключенныеожили.
Т.С. Карлова называет эти постановки вызовом, брошенным Мертвому150дому: «…выходом на свободу оказывается искусство. Для арестантов прелестьтеатра в том, что на сцене они живут полной человеческой жизнью»1. Звучалитогда и куплеты со сцены. Автор замечает, что в крепости часто пели песни,только больше арестантские, а не только народные. Они не оставляли человекаравнодушным, надрывали душу. Их примеры писатель сохранил в «Записках» и в«Сибирской тетради»: «Нас не видно за стенами, // Каково мы здесь живем; // Бог,творец небесный, с нами, // Мы и здесь не пропадем» (IV, 243). Гоголь во второмтоме «Мертвых душ» говорит о силе искусства; когда его герои плывут по реке,они словно преображаются: «…катер сам собой, как легкая птица, стремился понедвижной зеркальной поверхности.
Парень-запевала <…> починал чистым,звонким голосом, выводя как бы из соловьиного горла <?> начинальные запевыпесни,пятероподхватывало,шестеровыносило,иразливаласьона,беспредельная, как Русь. И Петух, встрепенувшись, пригаркивал, поддавая, где нехватало у хора силы, и сам Чичиков чувствовал, что он русской» (VII, 55).Достоевский, пока находился на каторге, не мог прочитать этого текста. Но онзафиксировал слова песни, как и Гоголь полагая, что фольклор близок русскомучеловеку и отражает состояние его широкой души2.
Достоевский встречаетпрямое подтверждение точки зрения, которую он отстаивал в споре с Белинским,что искусство необходимо всем и всегда, оно объединяет даже людей разнойверы: «…пригнетенным и заключенным позволили на часок развернуться,повеселиться, забыть тяжелый сон, устроить целый театр, да еще как устроить: нагордость и на удивление всему городу <…>» (IV, 124). Приведенный фрагментпесни показывает религиозность русского народа, его веру в то, что Бог неоставит их даже в Мертвом доме. Об этом говорит и Гоголь в ответе Белинскомув июле-августе 1847 года: «Что мне сказать вам на резкое замечание, будторусский мужик не склонен к религии <…>. Что тут <гово>рить, когда таккрасноречиво <говорят> тысячи церквей и монастырей, покрывающих <русскую1Карлова Т.С. О структурном значении образа «Мертвого дома».
С. 139.О восприятии Гоголем русских народных песен см.: Виноградов И.А. Гоголь и западное славянофильство //Stadia Literarum. М.: ИМЛИ РАН, 2017. Т. 2. № 4. С. 189.2151землю>. Они строятся [не дарами] богатых, но бедны<ми> лептами неимущих<…>» (XIII, 441).Лодка, в которой плывут Петух и Чичиков, сравнивается с птицей.Разливается песня необъятная, как Россия, а подпевает невиданный чревоугодники восхищается ею мошенник. Ю.В.
Манн это комментирует так: «Не толькоБетрищев, Тентетников, Платонов или Хлобуев, но даже чревоугодник Петух,который, казалось бы, совершенно тождествен персонажам первого тома по своейорганизации, - и тот обнаруживает проблески высоких движений»1. Путь Чичиковав первом томе – от дружелюбного Манилова до потерявшего человеческий обликПлюшкина. Таким образом, появление песен свидетельствует о том, что Гогольследовал задуманному плану: второй том должен был стать чистилищем для егогероев, так как песни звучат уже в первой главе, когда Селифан водит весенниехороводы с девушками в деревне: «…тихо померкала вокруг окольность, ираздававшийся далеко за рекой возвращался грустным назад отголосок напева, не знал он и сам тогда, что с ним делалось» (VII, 32).
Русская песня преображалаСелифана, пробуждая в нем что-то «живое», как это было с Петухом иЧичиковым. Достоевский пишет о детском, наивном начале даже самогозакоренелого преступника: Баклушин страдал, как ребенок, когда слышал мнение,что другой арестант даровитее его. Т.С. Карлова подчеркивает, что именно сценапредставленияв«Записках»выявляетживуюдушувкаторжниках:«…Достоевский замечает: ―Все были без шапок, и с правой стороны все головыпредставлялись мне бритыми‖. Страшная примета ―Мертвого дома‖ назойливолезет в глаза именно тогда, когда дом этот активно оживает: ―Что за странныйотблеск детской радости, милого, чистого удовольствия сиял на этихизборожденных, клейменных лбах и щеках…‖»2 Так в «мертвом» можно увидеть«живое», но, показываясь на поверхность, это «живое» не окончательнопреображает «мертвое».