Диссертация (958477), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Это негативное открытие, но представление в ТеатреВарьете имеет куда более важное, позитивное значение: карнавал и издева192Там же. – С. 199Там же. – С. 204-205.194Там же. – С. 205.193109тельский смех помогают объединить людей. Это происходит благодаря открытому признанию различий между людьми и принятию человеческих слабостей. Официальная идеология осуществляет совершенно обратное: онауничтожает социальные связи между индивидами, запрещая многообразиечеловеческого опыта и загоняя всех в безопасные рамки представлений о советской личности. Карнавал предлагает альтернативное восприятие человеческой личности с ее пороками, естественными проявлениями, страхом открыто действовать и говорить, личности, у которой зачастую отсутствует понимание своего жалкого положения в официальной системе.Этот непривлекательный образ советского человека в романе очень важен. До того, как развернулось карнавальное действо, среди зрителей ощущается недоверие друг к другу.
Присутствующие даже не смеются над шутками Коровьева из-за своей боязни выглядеть неблагонадежными. Карнавалобъединяет людей, он создает особое карнавальное общество, в котором люди знают о слабостях друг друга, но способны к взаимному доверию и откровенному, человечному общению с непосредственной и живой реакцией напроисходящее (криками ужаса и смехом). Карнавальность выступления освобождает публику от общественного «этикета», люди в зале избавляются отпривычной робости и принимают участие в общем веселье на сцене.Карнавальное унижение, чем-то напоминающее средневековые казни,играет здесь важную роль.
В первую очередь оно демонстрирует всю важность «карнавального языка» как способа получения, использования и превышения власти. Бенгальский обезглавлен за свои лживые слова и за то, чтокто-то из публики, не задумываясь, высказался о его дальнейшей судьбе порекомендовал оторвать ему голову.
Это превращение метафоры - «Головуему оторвать!»195 - в действие показывает, что Воланд и его сообщники, в отличие от Берлиоза и других москвичей, быстро переходят от слов к делу.Кроме того, ужас, вызванный разворачивающейся на сцене карнавальной195Там же. – С. 201.110казнью, сближает зрителей: из собрания равнодушных индивидуалистов онипревращаются в людей, способных к состраданию.Градус карнавального издевательства постепенно увеличивается, и вглавах 27 («Конец квартиры № 50») и 28 («Последние похождения Коровьеваи Бегемота») Коровьев и Бегемот используют карнавальную игру как оружиев открытом столкновении с бюрократами.
Они ненадолго проникают в ДомГрибоедова (ресторан, куда допускаются только члены МАССОЛИТа), иуходят, поджигая здание. Хотя проблема бюрократии в литературе этим, конечно, не решается, Коровьев и Бегемот («Санаев и Скабичевский»), учиняякарнавальный скандал, выводят ее наружу, показывают, как стремление ксытой жизни и страх преследований заставляют писателей поддаваться идеологическому давлению и встраиваться в систему, основанную на самоцензуре и бюрократизме196.Хотя это не всегда напрямую связано с идеологией, страх – одна изглавных тем в «Мастере и Маргарите»: многие персонажи, не только простыеграждане, но и чиновники-бюрократы, постоянно ощущают страх.
Кажется,что страх, живущий в москвичах, ограничивает их возможность быть самимисобой. Показательно, что Бахтин в книге о Рабле сходным образом пишет овсепроникающем страхе, победить который призван карнавальный смех:«Страх – это крайнее выражение односторонней и глупой серьезности, побеждаемой смехом»197.«С универсализмом и свободой средневекового смеха связана и третьязамечательная особенность его – существенная связь смеха с неофициальнойнародной правдой. Серьезность в классовой культуре официальна, авторитарна, сочетается с насилием, запретами, ограничениями.
В такой серьезности всегда есть элемент страха и устрашения. В средневековой серьезностиэтот элемент резко доминировал. Смех, напротив, предполагал преодоление196Arnold, Y. Through the Lens of Carnival. Identity, Community, and Fear in MikhailBulgakov'sTheMasterandMargarita/Y.Arnold//http://www.masterandmargarita.eu/archieven/lensofcarnival.pdf (дата обращения 28.04.2017)197Бахтин, М.М.
Творчество Франсуа Рабле... / М.М. Бахтин. – С. 56.111страха. Не существует запретов и ограничений, созданных смехом. Власть,насилие, авторитет никогда не говорят на языке смеха»198.В контексте «Мастера и Маргариты» страх является побочным эффектом авторитарного давления в повседневной жизни москвичей. Булгаков иллюстрирует это идеологическое давление на примере Бенгальского, пытающегося навязать выступлению «образовательную ценность» при полной пассивности публики.
Несмотря на то, что Бенгальский врет, покорные зрителине позволяют себе смеяться. Они отбрасывают страх и начинают смеятьсясвободно только после того, как Коровьев подает им пример карнавальногосмеха, высмеивая Бенгальского и его ложь.«Смех, принимающий формы глумления и гротеска, в данном случаеесть средство избавления от страха.
Освобождающая сила смеха есть отличительная сущность карнавальной эстетики, которая представлена в романе»199.Во время карнавала повсеместно господствующий в обществе страхпобежден, отчуждение временно исчезает. Каждый обретает свое «я» и чувствует себя человеком среди других людей. Более того, карнавал способствует возникновению диалога в обществе: «Особо важное значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений. На официальныхпраздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались...Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавалевсе считались равными.
Здесь – на карнавальной площади – господствовалаособая форма вольного фамильярного контакта между людьми, разделенными в обычной, то есть внекарнавальной, жизни непреодолимыми барьерамисословного, имущественного, служебного, семейного и возрастного положения. На фоне исключительной иерархичности феодально-средневековогостроя и крайней сословной и корпоративной разобщенности людей в условиях обычной жизни этот вольный фамильярный контакт между всеми людьми198Там же.
– С. 104.Барр, М. Перечитывая МАСТЕРА. Заметки лингвиста на макинтоше / М. Барр //http://dombulgakova.ru/bulgakovskaya-biblioteka-2/mariya-barr-perechityvaya-mastera-zamet/(дата обращения 01.05.2017)199112ощущался очень остро и составлял существенную часть общего карнавального мироощущения. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений... И эта подлинная человечность отношений не была толькопредметом воображения или абстрактной мысли, а реально осуществлялась ипереживалась в живом материально-чувственном контакте. Идеальноутопическое и реальное временно сливались в этом единственном в своемроде карнавальном мироощущении»200.Во время карнавала люди ведут себя свободно и свободно общаются,игнорируя все навязанные им правила.
Для второстепенных персонажей романа эта открытость друг другу становится удивительным опытом, имеющимразрушительные последствия для господствующих в их сознании шаблонов.Стандарты поведения сменяются проявлениями человеческих качеств. Человек становится способным к диалогу с внешним миром.
В чрезмерно регламентированном советском обществе, изображенном в «Мастере и Маргарите», карнавал представляет единственную возможность для индивида выйтииз идеологического кокона, созданного монологическим авторитарным государством, стать более открытым и обнаружить в обществе различные новыевзгляды.
Это особенно ярко представлено Булгаковым в образе Ивана Бездомного, который в начале романа придерживается строго определенныхвзглядов на мир. Его понимание настолько ограниченно, что, когда он сталкивается с противоположным принятому мнением о вере в Бога и атеизме, тообращается к комической риторике. В ответ на комментарий Воланда о Кантовом доказательстве существования Бога, Бездомный восклицает: «Взять быэтого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!»201.
Послесудьбоносной встречи с сатаной и карнавального исполнения его предсказания (голова Берлиоза отрезана трамваем), Бездомному ничего не остается,кроме как внимательно прислушиваться к окружающим. Его идеологическиегоризонты расширяются, когда он начинает сталкиваться с реальностью, су200201Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле... / М.М. Бахтин. – С.
15-16.Булгаков, М.А. Мастер и Маргарита / М.А. Булгаков. – С. 16.113ществование которой до данного момента не признавал или не понимал. После встречи с Воландом он сознательно соглашается с существованием дьявола, так же как и с существованием Бога. Герой признает, что можно бытьхорошим писателем, даже если пишешь о Понтии Пилате, а можно быть плохим поэтом и писать лояльные официальной идеологии стихи.Еще одна неотъемлемая черта карнавала, которая становится предметом размышления Бахтина и на которую следует указать применительно к«Мастеру и Маргарите», это устойчивое, принципиальное многоязычие истилистическое разнообразие.
По мысли Бахтина, во время карнавала людиначинают устанавливать связи друг с другом новым способом:«Народно-площадная карнавальная толпа на площади или на улицах –это не просто толпа. Это – народное целое, но организованное по-своему, понародному, вне и вопреки всем существующим формам насильственной социально-экономической и политической его организации, которая на времяпраздника как бы отменяется. Эта праздничная организация народа преждевсего глубоко конкретна и чувственна. Даже сама теснота, самый физическийконтакт тел получает некоторое значение.
Индивид ощущает себя неотрывной частью коллектива, членом массового народного тела. В этом целом индивидуальное тело до известной степени перестает быть самим собой: можнокак бы обмениваться друг с другом телами, обновляться (переодевания, маскировки). В то же время народ ощущает свое конкретное чувственное материально-телесное единство и общность»202.Бахтин уверен, что диалог в системе языка, а также в структуре романаиграет ту же роль, что карнавал в средневековой жизни. Диалог можно сопоставить с авторитарной монологической речью таким же образом, как карнавал – с официальной культурой203.202Бахтин, М.М.
Творчество Франсуа Рабле.../ М.М. Бахтин. – С. 280 - 281.Ср.: Пуразар, Р. Предисловие переводчика / Р. Пуразар // Шекспир и карнавал. ПослеБахтина. Сб. ст. под ред. Р. Ноулса: Перевод на персидский язык Р. Пуразар. - Тегеран,2013. - С. 6.; McMullan, G. The Dialogic Reformation in Henry VIII / G. McMullan // Shakespeare And Carnival After Bakhtin. Editor Ronald Knowles. Macmillan Press, 1998.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
