Диссертация (958477), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Платон отвергает восприятие карнавала как "анархии", сопоставимое с более поздней идеей христианских мыслителей о том, что карнавал - дьявольское действо»106.Как и Платон, Бахтин считал карнавал и праздник возвращением к потерянной утопии. Начиная уже с ученика Платона Аристотеля существовалатрактовка карнавала как своего рода «предохранительного клапана» для индивида, которому периодический выплеск эмоций («катарсис») помогал смириться с существующим в обществе положением вещей.
Теория эта оказалась популярна. В XX веке сходные мысли высказывал А.В. Луначарский107.Напротив, согласно утопической теории карнавала, сформулированнойБахтиным, карнавал был предвосхищением лучшего способа социальной организации людей. Следует признать, что такая трактовка, не сконцентрированная на жизни индивида, «предлагает более положительный и динамичныйвзгляд на массовую культуру»108.Смех участников средневекового карнавала побеждал страх перед неведомым, перед непостижимым окружающим миром, перед властью, давлеющей над человеком, он безбоязненно обличал ложь и фальшь, раскрывалправду, противостоял преклонению перед официальными авторитетами, недопускал их восхваления, презирал лесть и лицемерие.
«Эта правда смеха106Wiles, D. The Carnavalesque in A Midsummer's Night Dream /D. Wiles // Shakespeare AndCarnival After Bakhtin. Editor Ronald Knowles. Macmillan Press, 1998. – P. 61. Здесь и далее,кроме особо указанных случаев, перевод с английского наш. – Н.С.107См.: Луначарский, А.В. О смехе. http://lunacharsky.newgod.su/lib/ss-tom-8/o-smehe /А.В. Луначарский (дата обращения 02.05.2017)108Wiles, D. The Carnavalesque in A Midsummer's Night Dream / D. Wiles. – P. 62, 79.71снижала власть, сочеталась с бранью – срамословием. Носителем такой правды был и средневековый шут»109.А.Н. Веселовский в работе «Рабле и его роман» описывает социальнуюроль средневекового шута:«В средние века шут – бесправный носитель объективно отвлеченнойистины. В эпоху, когда вся жизнь складывалась в условные рамки сословия,прерогативы, школьной науки и иерархии, истина локализировалась по этимрамкам, была относительно феодальной, школьной и т.д., почерпая свою силу из той либо другой среды, являясь результатом ее жизненной правоспособности.
Феодальная истина – это право теснить виллана, презирать егорабский труд, ходить на войну, охотиться по крестьянским полям и т.п.;школьная истина – право исключительного знания, вне которого нет прока,почему его следует ограждать от всего, что грозит его замутить и т.д. – Всякая общечеловеческая правда, не приуроченная к тому или другому сословию, установленной профессии, т.е. к известному праву, исключалась, с неюне считались, ее презирали, влекли на костер по первому подозрению и допускали лишь в тех случаях, когда она представала в безобидной форме, возбуждая смех и не претендуя на какую-нибудь более серьезную роль в жизни.Так определялось общественное значение шута»110.Бахтин соглашается с Веселовским в том, что шут был носителем «другой, нефеодальной, неофициальной правды»111, и полемизирует с тем, чтоВеселовский «берет шута изолированно от всей остальной могучей смеховойкультуры средневековья и потому понимает смех лишь как внешнюю защитную форму для "условно-отвлеченной истины"»112.
Бахтин при этом согласенс тем, что «смех, безусловно, был и внешней защитной формой. Он был лега109Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле / М.М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1990. – С. 106.110Веселовский, А.Н. Рабле и его роман /А.Н. Веселовский // Мир Рабле. – М., 2003. – Т. 3.Цит.
по: Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья иРенессанса / А.Н. Веселовский. – М., 1990. – С. 106-107.111Там же. – С. 106-107.112Там же. – С. 106-107.72лизован, он имел привилегии, он освобождал (в известной только мере, конечно) от внешней цензуры, от внешних репрессий, от костра. Этот моментнельзя недооценивать.
Но сводить к нему все значение смеха совершенно недопустимо. Смех не внешняя, а существенная внутренняя форма, которуюнельзя сменить на серьезность, не уничтожив и не исказив самого содержания раскрытой смехом истины. Он освобождает не только от внешней цензуры, но прежде всего от большого внутреннего цензора, от тысячелетиямивоспитанного в человеке страха перед священным, перед авторитарным запретом, перед прошлым, перед властью. Он раскрывал материально-телесноеначало в его истинном значении. Он раскрывал глаза на новое и будущее.
Он,следовательно, не только позволял высказывать антифеодальную народнуюправду, но он помогал и самому ее раскрытию, и внутреннему формированию. И эта правда тысячелетиями формировалась и отстаивалась в лоне смеха и народно-праздничных смеховых форм.Смех раскрывал мир по-новому в его максимально веселом и максимально трезвом аспекте. Его внешние привилегии неразрывно связаны с этими внутренними его силами, они являются как бы внешним признанием еговнутренних прав. Поэтому смех менее всего мог становиться орудием угнетения и одурманивания народа. И его никогда не удавалось сделать до концаофициальным. Он всегда оставался свободным оружием в руках самого народа»113.Заслуживает внимания тот факт, что одной из особенностей смеха вовремя карнавала является его двусторонняя направленность, которая включает в себя и осмеяние самого насмешника. Люди не отделяют себя от мира,всецело подверженного изменениям.
Они подчеркивают свое несовершенство, незавершенность своего «я», символически умирая во время карнавала,снова оживают и обновляются.113Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле / М.М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1990. – С. 107-108.73В течение карнавала люди вступают на территорию утопической свободы, равенства и изобилия, бессознательно выставляя напоказ такие своикачества, как нарочитую шутливость, неофициальность, религиозную индифферентность, аполитичность. Мир выглядит непривычно. Фактическисоздается другой мир, лежащий в иной плоскости по отношению к повседневности с ее привычной иерархией. Шуты и дураки средневекового карнавала являются заслуживающими уважения выразителями его духа. Постоянное присутствие их делает пародийное воспроизведение и высмеивание серьезных обрядов незыблемой частью традиционных карнавалов.
Высмеиваяполитические, социальные и религиозные догмы, участники карнавала освобождаются от необходимости следовать установленной в обществе иерархической системе114.Наоборот, во время официальных праздников, организованных властями, подчеркивается иерархия, существующая в обществе, а также господствующие в нем социальные, политические, религиозные и светские обычаи.От участников таких празднеств ожидается, что они придут в официальнойодежде, с регалиями и знаками отличия, которые напоминали бы об их ранге,профессии и социальном статусе.
В действительности сам факт существования официальных празднеств подчеркивает неравенство людей, в то времякак во время карнавала все люди освобождены от своего социального, экономического и культурного статуса и равны друг другу115.По мысли Бахтина, «в противоположность официальному праздникукарнавал был подлинным праздником времени, становления, смен и обновлений, враждебным всякому увековечению, завершению и концу»116.Карнавал в узком смысле – то есть уличные театральные представления– нельзя полностью отнести к миру искусства. Основное ядро карнавальнойкультуры «вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной114Пуразар, Р. Предисловие переводчика /Р. Пуразар. – Иран, Ней, 2003.
– С. 10. Ср.: Бахтин М.М. Указанные сочинения. – С. 9, 13.115Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле / М.М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1990. – С. 15.116Там же. – С. 15.74формой и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границахискусства и самой жизни. В сущности, это – сама жизнь, но оформленнаяособым игровым образом»117. Карнавал – иная жизнь людей, организованнаяна основе смеха.Это подтверждается прежде всего тем, что «карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы даже в зачаточной ееформе.
Рампа разрушила бы карнавал (как и обратно: уничтожение рампыразрушило бы театральное зрелище). Карнавал не созерцают, – в нем живут,и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некудауйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнаваламожно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира,его возрождение и обновление, которому все причастны.
Таков карнавал посвоей идее, по своей сущности, которая живо ощущалась всеми его участниками. Эта идея карнавала отчетливее всего проявлялась и осознавалась вримских сатурналиях, которые мыслились как реальный и полный (но временный) возврат на землю Сатурнова золотого века. Традиции сатурналий непрерывались и были живы в средневековом карнавале, который полнее ичище других средневековых празднеств воплощал эту идею вселенского обновления. Другие средневековые празднества карнавального типа были в техили иных отношениях ограниченными и воплощали в себе идею карнавала вменее полном и чистом виде; но и в них она присутствовала и живо ощущалась как временный выход за пределы обычного (официального) строя жизни»118.Праздники неизменно привязаны ко времени.
Они или отмечают годовщины определенных событий в круговороте природы и потому связаны сточками кризиса или поворотными моментами в нем, или имеют отношение117Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле / М.М. Бахтин // http://www.bimbad.ru/docs/bakhtin_rablai.pdf (дата обращения 21.12.2017)118Там же. – С. 12.75к социальной жизни человека. Бахтин утверждает: «Моменты смерти и возрождения, смены и обновления всегда были ведущими в праздничном мироощущении. Именно эти моменты – в конкретных формах определенныхпраздников – и создавали специфическую праздничность праздника»119.Карнавалы уничтожают кажущийся незыблемым господствующий социальный и политический порядок.
Бал-маскарад, сжигание чьего-либо изображения, проявление неуважения к священным предметам и местам, злоупотребление веселым времяпрепровождением – все это выходит из-под контроля, нарушает порядок и освобождает участников карнавала от необходимости следовать законам, обычаям и общепринятому поведению.Некоторые элементы карнавала мы видим в романе М.А. Булгакова«Мастер и Маргарита». «К ним относятся, например, смерть, игра, маски, безумные поступки, а также такие карнавальные образы, как пир и представление, в котором слова группируются юмористически и произносятся «бессмысленные» тексты, составленные из проклятий, брани и клятв»120.