Основы истории и философии науки (856261), страница 72
Текст из файла (страница 72)
Согласно материалам фонда GlobalFootprintNetwork человечество уже сейчас за год расходует ресурсы, воспроизводимые за 1,5 года. То есть для обеспечения существующего типа потребления уже к 2030 году понадобится еще одна Земля. И это понятно, если учесть, что, в результате «освоения» природы человеком, ежегодно уничтожается 36 млн. га леса, каждый день мировой океан поглощает 30 млн. тонн углекислого газа (глобальное потепление), за последние 40 лет обнаружено 39 новых инфекционных заболеваний, а 17 лет XXI века ознаменовались более чем 40 войнами и беспрецедентным ростом преступности и терроризма.
Вследствие усиления селективной активности человека происходит упрощение структуры и ослабление устойчивости биоценозов. Изменяются темпы и направления действия отбора. В итоге механизмы детерминации экологических систем существенно модифицируются и характеризуются действием не только естественного отбора, но и отбора «социального», строго говоря, «биосоциального», антропологически акцентированного. Порождающие и одновременно интегративные структуры биосоциальной обусловленности антропо-экологического пространства культуры приурочены к процессам производства и воспроизводства жизни общества. Осознанием этого обстоятельства знаменуется настоящая революция в понимании человека как части природы и одновременно, - социального существа, активно преобразующего окружающую среду и, одновременно, живущего по ее законам. Столь радикальное изменение самого подхода к постановке проблем экологии вообще, социальной экологии и антропоэкологии в особенности оказалось за пределами досягаемости аналитического и опытно-экспериментального «арсенала» классической науки.
Исходя из принципов антитрадиционализма, антипсихологизма и объективности, научная рациональность не допускает возможность включения в поле анализа экологических проблем их собственно антропологической составляющей как выражения творческой активности мышления. Этим объясняются свойственные научной рациональности неразличимость объекта и предмета экологического познания, механистическое истолкование объектов его онтологии, принципиальный антиисторизм, отождествление научного и объективного факта с последующим приданием ему значения критерия достоверности в рамках классической концепции истины. Более того, еще и сейчас едва ли не общепринято рассматривать факт как синоним понятий «истина», «событие» как нечто реальное (а не вымышленное), наглядное, конкретное в противоположность отвлеченному, абстрактному, мысленно сконструированному.
Бесспорность эпистемологического приоритета факта перед теорией опирается на еще и сейчас широко распространенные (с XVIII столетия) убеждения, что «сознание мыслит бытие» в виде образов непосредственного восприятия, своего рода точных копий внеположенных сознанию объектов. Однако незыблемость убеждений в теоретической нейтральности научного факта была подвергнута серьезному испытанию логическими и теоретико-познавательными исследованиями уже немецкой классической философии. В ходе же обсуждения кризиса физики и оснований математики грани XIX-XX вв. приведены веские доводы в пользу справедливости принципа «холистического монизма» Дюгема-Куайна, устанавливающего определенную зависимость факта от теории, наличие его теоретической предзаданности, или теоретической нагруженности. С другой стороны в высшей степени сомнительными оказались господствовавшие в математическом естествознании идеи о фундаментальных понятиях и законах математического естествознания, в частности - физики, как «…выведенных из экспериментов путем абстракции, или логическими средствами». По мнению А. Эйнштейна «…всякая попытка логического выведения основных понятий и законов механики из элементарного опыта обречена на провал». В силу теоретической предыстолкованности факта процедура его соотнесения с теорией должна основываться на учете особенностей стоящих за ним предварительных концептуализаций.
Научная революция конца XIX – начала ХХ столетий сопровождалась и радикальным переосмыслением объекта исследования: понятие находящегося в стационарном состоянии «материального тела» («материальной точки»)i было заменено представлениями о предметах, «событиях» и «процессах изменения». Универсализация идей об относительности научного факта, процессуальности, событийности и предметных данностях объектов естествознания в сочетании с постоянным усилением тенденций деонтологизации языков логики и математики стала главной причиной распространения принципа «плюрализма мнений» на область идентификации значений «истины» В сущности, нынешнее «состояние постмодерна» является одним из итогов укрепления позиций множественности истины и отказа признать за этим понятием какого-либо позитивного эпистемологического значения.
С ознанием неопределенности оценок перспектив современного человечества на основе обобщения эмпирических (т.е. статистических) данных об экологических последствиях антропогенных преобразований биосферы проникнуты продолжающиеся более 40 лет исследования ученых «Римского клуба». Авторы первого (1972г.), сравнительно недавнего (2002г.), а затем и последнего (2018г.) докладов демонстрируют очевидное единомыслие, отмечая наличие определенной зависимости между авторской позицией и истолкованием фактического материла, отражающегосостояние окружающей среды.ii Последовательное выполнение требований «научности рассуждения», использование строгих методов логико-математической аналитики и современных информационных технологий не гарантирует не только от различных, но нередко и полярно противоположных истолкований одних и тех же эмпирических данных, а значит, и формирования альтернативных концептуальных стратегий и вытекающих из них производственно-экономических, социальных, антропологических, природоохранных и др. практик.
В частности, несмотря на общность аналитических средств, эмпирического материала и убеждений об угрозе глобального экологического кризиса, 40-летний исследовательский опыт научного сообщества «Римского клуба» характеризуется размежеванием позиций, как в оценке значения, так и способах предотвращения негативных культурно-цивилизационных и антропологических последствий научно-технического роста.
Первые опыты системного анализа поведения экологической модели World3 (1972г.) осуществлялись под углом зрения четырех-пяти факторов (население планеты, загрязнение окружающей среды, энергетические и пищевые ресурсы и др.) и резюмировались предсказанием неотвратимого в недалеком будущем трагического финала западно-европейской культуры, основанной на принципах «научной рациональности» и современных производственно-экономических и информационных технологиях. Согласно прогнозу, подготовленному группой проф. Медоуза, «Если современные тенденции роста населения, загрязнения среды, индустриализация… останутся без изменений, планета достигнет пределов роста уже в следующем десятилетии. Наиболее вероятным результатом этого явления будет неожиданный и неконтролируемый спад численности населения и промышленного производства».
Однако в дальнейшем обосновывается иная позиция. В частности, доказывается, что при определенной направленности общественно-производственной практики возможен закономерный переход от развития «Мировой системы» за счет экспоненциального повышения значений отдельных ее параметров к эволюции путем «органического роста», характеризующегося установлением благоприятных взаимоотношений между человечеством и средой обитания.
Немногим более поздние эколого-футурологические работы, базирующиеся на общей для исследований этого направления логико-методологической основе, отличаются лишь включением дополнительных факторов (т.е. количеством факторов) в поле зрения экологического анализа, что способствовало существенному расширению эмпирической базы прогноза. Вместе с тем, выдвинутые группой проф. Д. Медоуза и поддержанные мировым сообществомiii призывы провести необходимые мероприятия по замедлению и консервации научно-технического прогресса, по регулированию численности и поддержанию определенного баланса народонаселения планеты, вплоть до настоящего времени остаются подобными «гласу вопиющего в пустыне» в силу неосуществимости и существующих в данный момент эпистемологических и социальных условий.
Не более как в качестве риторических приемов могут быть оценены и предложения, имеющие характер абстрактных требований безусловного приоритета «прав природы» перед «правами человека», или же, напротив, - ускорения темпов научно-технического развития, либерализации экономики и дальнейшей социально-политической демократизации.
Радикальный антиэкологизм научной рациональности проистекает из некритического следования «техноморфному мышлению, усвоенному человечеством вследствие достижений в овладении неорганическим миром, который не требует принимать во внимание ни сложные структуры, ни качества систем». Идеология научно-технического прогресса «предполагает безусловный приоритет культуры над природой, - соподчиненность, которая не признается почти нигде вне пределов ареала индустриальной цивилизации».
Пренебрежительное отношение к экологическим последствиям антропогенных изменений биосферы нашло свое выражение в системе представлений классической политической экономии (А. Смит, Д. Рикардо), развитых на почве сопряженности процессов религиозной (М. Лютер) и научной (XVII-XVIII вв.) революций. И классическая политическая экономия, и марксизм, и современные неолиберальные экономические доктрины при определении стратегий хозяйственной деятельности исходят из принципов неисчерпаемости и стоимостной нейтральности природных ресурсов. Хозяйственная традиция, исключающая возможность учета экологических последствий человеческой деятельности, потребовала отказа и от некоторых естественных, родовых особенностей поведения человека. По мнению Ф. фон Хайека, существование рыночной экономики требует освобождения от таких инстинктивных форм поведения, как солидарность и сострадание. Производственно-экономический рост возможен лишь в том случае, когда антропологические, социальные, политические и другие параметры человеческой деятельности целиком и полностью задаются в терминах стоимости, цены и прибыли. Иначе говоря, игнорирование производственно-экономической значимости природы имеет своим следствием освобождение человека от некоторых «инстинктивных», т.е. природных типов поведения, - замысел, сопоставимый с задачами выведения новой породы (т.е. вида) человека. Иллюстрацией вытекающих отсюда возможных следствий может служить европейский опыт движения за биологическое усовершенствование человека путем позитивной и негативной селекции. Основатели расовой гигиены в Германии (Шальмайер В., Вольтман Л. и др.) требовали введения жёсткого государственного контроля за генетическим составом человеческих популяций. Книга Ф. Ленца «Отбор у человека и расовая гигиена» (1921г.) хотя и противоречила нормам морали, тем не менее, получила поддержку ученых и политиков, оказала огромное влияние на формирование идеологии и практики биологического «оздоровления» населения «Третьего Рейха». Как известно Веймарская евгеника и расовая гигиена мотивировали предложение закона о стерилизации людей с физическими и психическими недостатками, а затем и формирование расового законодательства гитлеровской Германии.
Итоги практик расовой гигиены в Германии поражают чудовищными масштабами антропологической агрессии, - это от 300 до 400 тысяч стерилизованных в соответствии с законом 1934г., 210 тысяч расстрелянных, отравленных газом и уморенных голодом пациентов психиатрических лечебниц (до 1945г.), до конца войны уничтожено 6 миллионов евреев, сотни тысяч цыган и других представителей «низшей расы».
Государственные программы «практической евгенической политики» разработанные на основе антропометрических идей Ф. Гальтона, а также новейших достижений в области генетики, экологии и эволюционной теории были приняты и реализовались в 20-30-е годы в таких странах Европы как Дания, Швеция, Норвегия, Латвия, Эстония. Американскому евгеническому обществу удалось провести в ряде штатов законы о принудительной стерилизации лиц, наносящих ущерб генофонду населения страны. Только до 1920г. принудительной стерилизации было подвергнуто 3233 гражданина США.
Однако бесплодными оказались попытки внедрить евгенические мероприятия в СССР. В частности, авторитетные отечественные биологи-эволюционисты, - Н.К. Кольцов, А.С. Серебровский и Ю.А. Филипченко отстаивали евгенические идеи, считая, что путем стерилизации, искусственного оплодотворения и подбора пар можно не только преодолеть болезни, но и создать нового человека, - строителя коммунизма. Несмотря на столь впечатляющие перспективы, евгеника, тем не менее, была осуждена, а её институции (общества, учреждения, печатные издания) были закрыты.
Сходные, но уже развёртывающиеся в пространстве технократических иллюзий идеи отстаиваются и сейчас сторонниками, так называемого трансгуманизма. По их мнению, современный и вполне закономерный этап эволюции человека знаменуется практиками его технико-технологических преобразований в целях роста приспособленности к изменяющимся под влиянием научно-технического прогресса условиям окружающей среды. Общим для обеих позиций является признание необходимости формирования нового физического типа человека.
Полифония сценариев экологического будущего человечества, антропо-экологические доктрины евгеники и трансгуманизма могут служить наглядной иллюстрацией эпистемологической ограниченности научной рациональности, ее превращения в систему едва ли не чисто инструментальных средств, подчиненных произволу эгоистических индивидуальных, или групповых интересов. Поэтому уже в начале 80-х годов истекшего столетия нередко утверждается, что для членов Римского клуба «… миф о мировой катастрофе играет чисто инструментальную роль и сознательно используется с целью мобилизации общественности, навязывания ей определенных моделей действия и восстановления мифа о прогрессе, который ранее якобы был ими разрушен». Пытаясь представить себя политически нейтральной группой ученых и утверждая, что они не защищают никакие национальные или экономические интересы, они навязывают человечеству определенный политический выбор. Однако, не научными, а идеологическими являются модели «органического роста» (Месарович, Пестель), «планетарной социально-экономической демократии» (Я. Тинберген), «гуманистической революции» (А. Печчеи) и др.
Все это свидетельствует о недопустимости отождествления экологического мышления с наукой европейского типа, или, иначе говоря, классической научной рациональностью. В силу двойственности, биосоциальной природы объектов онтологии, зависимости техник их мысленного конструирования одновременно и от свойств специфической логики специфической предметности, и от эпистемологических условий ее освоения в формах социальной субъективности, - экологическое мышление принадлежит к числу неклассических типов научной рациональности. Он характеризуется «человекоразмерностью», согласованностью с ценностями человеческой жизни и культуры, в отличие от классической научной рациональности, утверждения которой «не содержат указаний по поводу способов их применения (Р. Фейнман).
Под влиянием концептуальных изменений, возникающих в науке и философии ХХ века в связи с эволюцией понятия «экологическое мышление», органичного включения в его содержание социальных, антропологических и естественнонаучных смысловых значений, в конце 60-х – начале 70-х гг. прошлого века, т.е. более столетия спустя после начала «антропологического поворота» в западной философии, - существенной антропологизации подвергается дисциплинарное пространство естествознания. Становление современной неклассической и постнеклассической науки (физика, биология и др.) служит выражением не только признания важной эпистемологической роли интересов человеческого существования, но и придания «антропному» принципу значения теоретической базы интеграции знаний о естественно-природных и социокультурных, душевно-духовных и телесных составляющих человеческого бытия. Согласно К. Марксу, эпистемологическая значимость человеческой субъективности, ее онтологическая универсальность целиком и полностью определяется имманентной способностью к развитию предметно-практических инициатив. Иначе говоря, практическая универсальность человека проявляется «именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело». С этой точки зрения в качестве материального субстрата жизни и развития общества рассматривается «общественное тело, или совокупность людей и воспроизведенных ими орудий труда». Общественное тело представляет собой совокупность «органического» и «неорганического» тел. Их социальная природа раскрывается тогда, когда они, будучи посуществу естественными, природными образованиями включаются в систему общественных отношений. Сама по себе предметная деятельность, как и процесс вовлечения в нее природы носит социальный характер. Поэтому «…из определенной формы материального производства вытекает, во-первых, определенная структура общества, во-вторых, определенное отношение людей к природе». Таков вывод, вытекающий из понимания человека как предметно-практического существа, экологических кризисов как детерминированных «формой общества», доминирующими в нем социальными антагонизмами. Именно антагонистические общества и прежде всего капитализм и рыночная экономика, - главная причина конфликтов между человеком и средой его обитания.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
