Основы истории и философии науки (856261), страница 69

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 69)

Совпадение предмета социогуманитарного познания с кругом вопросов антропологии и образования, приуроченных к контексту онтологии «языковых игр» (Витгенштейн, Гадамер и др.) вызвало к жизни одну из наиболее популярных и востребованных в западноевропейском, и в особенности в современном Российском обществе, профессий. Имеется в виду «РЯ», или так называемые «связи с общественностью», преследующие цели овладения «знаниями, умениями и навыками» достижения любых произвольно заданных результатов, - экономических, образовательных, или политических, - во что бы то ни стало, независимо от реального положения дел. Практика сознательного введения в заблуждения, представления ложной информации в качестве единственно истинной превращается из черт аморального поведения отдельных негодяев в санкционированный обществом, вполне респектабельный вид «производственной деятельности». Правда, принято говорить о различиях «черного» и «белого РR» и гарантиях морально-этического характера. Однако, сама по себе возможность профессионального обучения искусству лжи в условиях ее неразличимости от истины несовместима с самим принципом человечности. Ведь ложь всегда рассматривалась в качестве предельной формы выражения безнравственности поведения. В христианстве ложь не случайно персонифицируется в образе дьявола, врага рода человеческого, «сына и отца лжи».

Поэтому скептицизм и иррационализм XX века составляют отнюдь не внешнюю оппозицию «идеологии рационализма». Они порождаются факторами имманентной эволюции научной рациональности, являются зеркальным отражением одной из сторон изначально присущего ей антагонизма.

Ограниченность познавательных возможностей рассудочного мышления в сочетании с его претензиями на формирование аподиктических знаний служит причиной, с одной стороны, современной ситуации антропологической и образовательной неопределенности, выражающейся в наличии множества конкурирующих, но «равноправных» с точки зрения обоснованности образовательных теорий, а с другой, - распространения воззрений и укрепления позиций антипедагогики.

Исследования последних лет, посвященные проблеме «исторических типов рациональности», природы «научной рациональности» подводят к заключению о неправомерности отождествления человеческого Разума с наукой западно-европейской типа. Современный образовательный опыт должен опираться на более основательную, собственно философскую традицию понимания Разума как источника истинных знаний о человеке, смысле его жизни и историческом предназначении.

8.4. «Массовый Человек» в пространстве «массовой культуры»

Массовая культура – проблема в первую очередь социальная и антропологическая. Она формулируется как комплексная проблема, затрагивающая общественные аспекты экономики, политики, искусства, социальных технологий и морали. Поэтому более аутентичным представляется понимание массовой культуры как культуры массового общества. Это позволяет строго очертить исторические границы данного типа культуры, связав его с определенными технологиями производства, тиражирования, распространения и потребления продуктов духовного производства.

Принципиально верной представляется точка зрения, согласно которой массовая культура – явление полиморфное. Причины ее возникновения следует усматривать в точке пересечения нескольких линий развития: как становления урбанистического образа жизни, так и связанной с ним индустриализации, развития как демократических институтов, так и средств массовой коммуникации. Поэтому, при уяснении сущности массовой культуры главную роль играет антрополого-образовательный подход, акцентирующий внимание на аксиологических аспектах этого феномена.

По-видимому, ключевым для его аутентичного истолкования является само понятие «массы». История зарождения массы, условия ее формирования, психологические характеристики массового человека рассматривались многими исследователями. Тем не менее, понятие «масса», в отличие от других категорий, используемых для обозначения некоторого множества людей (народ, нация, этнос, класс, страта, группа) в философской и социологической литературе уделяется незаслуженно мало внимания. Редко учитываются и факты происхождения этого понятия из механико-математических воззрений XVIIв., истории его использования в исследованиях человека, общества и образования. И сейчас это понятие «масса» используется в совершенно различных смысловых значениях. Например, в политике, принято апеллировать к широким массам. В этом случае «масса» выступает как позитивный фактор, весьма существенный в оценке тех или иных ситуаций. В столь же позитивном контексте говорится и о творимой массами народной культуре, на почве которой возникает «высокое» искусство. Деятели культуры также постоянно апеллируют к массовому читателю, массовому зрителю и т.д. И в то же время, сколь сокрушительной и эмоционально насыщенной является критика тех, кто потакает массовым вкусам, «темной и необразованной» массе. Термином масса принято оценивать и покупателей, и товары массового спроса и потребления и т.п. С возникновением народного образования, повышения уровня его доступности и т.д. появляются и массы учащихся.

Новейшей истории характерен выход на историческую арену «человека массы» и формирование порождающих его образовательных структур. Впечатляющими являются демографические изменения. За все 12 веков своей истории, с VI по XIX столетие европейское население ни разу не превысило 180 млн. За время с 1800 по 1914 год оно достигло 460 млн.

«Человек-масса» как особый антропологический и социокультурный феномен возникает в конце XIX - начале XX веков. До этого такие слова как масса, толпа, народ использовались фактически как синонимы. Впервые самостоятельный интерес масса вызвала у психологов. Они обнаружили, что в скоплении людей человек приобретает некие дополнительные, в изолированности не свойственные ему качества. В составе «массы» людей индивид ведет себя совершенно по-другому, утрачивая способность к самоопределению, становится частью некоей единой общности, выражающей некую единую волю.

Первым систематическим исследованием человеческой массы как социального явления стала, как известно, изданная в середине 1890-х годов книга Г. Лебона «Психология народов и масс». В ней он, в частности, писал, что какого бы рода не были индивиды, образующие массу, какими бы схожими или несхожими ни были их образ жизни, занятия, характер и степень образованности, одним только фактом своего превращения в массу они приобретают коллективную душу. В силу этого они чувствуют, думают и поступают совсем иначе, чем атомарные индивиды. Многие желания, умонастроения и склонности проявляются или превращаются в действие только у индивидов, соединенных в массы. Поэтому масса, фактически, есть некое целостное, самодостаточное существо. Подобно тому, как клетки живого организма своим соединением создают новое существо с качествами совсем иными, чем качества отдельных клеток.³⁰⁶ Люди, объединенные в массу образуют новый надындивидуальный организм. Будучи естествоиспытателем, Г. Лебон негативно оценивал массу и грядущую «эру масс», ассоциирующихся им с неуправляемыми и агрессивными толпами простолюдинов. Поведение массы-толпы, действительно, может стать причиной социальных потрясений сокрушающей разрушительной силы. Оно, как правило, отличается агрессивностью, деструктивностью и безответственностью.

Масса лишает человека личностных качеств, ограничивает его свободу, препятствует развитию творческой инициативы. Личность, как идеал человека, провозглашенный эпохами гуманизма и Просвещения, в составе «массы» себе подобных, утрачивает «человеческий облик» и демонстрирует качества, несовместимые с самим принципом человечности. Фундаментальные идеи теории познания, социологии, морали, политики оказались поставленными под сомнение. Более того, эта стихийная огромного потенциала разрушительной энергии сила оказалась укорененной едва ли не в структурах природы человека, причем, отнюдь в не меньшей, а может быть и даже большей степени, чем сознание, гуманность, творчество и свобода. Все научно обоснованные, построенные в соответствии с требованиями человеколюбия и справедливости образовательные проекты оказываются беспомощными перед лицом триумфального шествия «человека массы».

Спустя пятьдесят лет после выхода книги Г.Лебона, З. Фрейд обратился к феномену «человека массы».³⁰⁷ С точки зрения З. Фрейда, в массе с человеком не происходит ничего нового, несвойственного ему в изолированном от массы состоянии. Становясь элементом массы, индивид актуализирует архаические пласты психики. Это происходит не только «под гипнозом толпы». Снятие ограничительных шлюзов культуры осуществляется и в виде случаев спонтанной агрессивности. Все выделенные Г. Лебоном характеристики признаются Фрейдом справедливыми. Они действительно свойственны человеческой психике и способны реализоваться иногда самым неожиданным образом. Из этого следовало, что надо заниматься не только «укрощением массы». Обуздание безумствующей толпы в каждом конкретном случае не решает проблему. Главное внимание следует уделять интеграции архаических импульсов в приемлемый социально-культурный контекст, их переориентации, разрядке или корректной сублимации. Для этих целей рекомендуется использовать теоретический и практический инструментарий психоанализа. Фактически, Фрейдом впервые была предложена идеология технологического отношения к массам, в последующем во многом реализованная массовой культурой.

Опыт массовых движений второй половины XIX- начала XX вв. мотивировал исследования по теории массы, массового человека и массового общества. Так Э. Канетти был предложен иной, отличный от фрейдовского концептуальный аппарат описания психологии толпы.³⁰⁸ Он увязал ее с властью и страхом другого. Феномены «массы-власти» и «массы-индивида» признаются как определенная антрополого-образовательная данность, как объективная исторически необходимая особенность социального бытия человека.

В противоположность З.Фрейду и Э. Канетти, Франкфуртская школа считает появление человека-массы и массового сознания естественным результатом развития европейской цивилизации. В работах М.Хоркхаймера, Т.В.Одорно, Г.Маркузе и др. агрессивность и деструктивность массы не редуцируется до уровня антропологических констант, а трактуются в качестве исторически обусловленных состояний. Их анализ основывается на неприятии событий, сотрясавших Европу в течение первой половины ХХ столетия: две мировые войны, социалистические революции в России, фашизм и т.п. Во всем этом франкфурцы увидели печальный итог идеологии Просвещения, когда новоевропейский социальный проект с его идеалами гуманизма, демократии и свободы оборачивается архаическим разгулом толпы.

Массовую культуру сторонники Франкфуртской школы, особенно Г.Маркузе связывали с идеологическим навязыванием трудящимся ценностей капиталистического общества. Речь идет о навязывании ложных потребностей, необходимых для выживания системы. В результате люди не осознают того, что их истинные потребности остаются неудовлетворенными, а индустрия массовой культуры культивирует ложные и подавляет истинные потребности. Отсюда Г.Маркузе делает вывод, что общество массовой культуры есть общество тотальной несвободы и угнетения, интегрировавшее все классы и слои, включая бывший пролетариат. Это общество не имеет альтернативы в силу отсутствия реальных социальных сил сопротивления и революции. Такой силой могут стать только маргинальные социальные слои, неинтегрированные массовым обществом. Иначе говоря, носителями духа изменений оказываются люмпены, проститутки, гомосексуалисты, движения «контркультуры» и др. Именно такое понимание сути дела легло в основу движения «новых левых», событий 1968 года в Европе.

Несколько иное понимание эффекта массы предложила Х. Арендт. Согласно ее взглядам тоталитаризм, фашизм, все формы социального экстремизма, - результат фатального стечения обстоятельств, фактически, - отклонение от основополагающих истин гуманизма и Просвещения. Поэтому масса как движущая сила всех тоталитарных режимов ХХ века рассматривается в качестве «ошибочного побочного продукта» истории.

Не тривиальное истолкование массового человека предложил Э.Фромм. Он увязал феномен массовости с формой удовлетворения фундаментальных антропологических потребностей. Согласно Э.Фромму, их пять. Речь идет о потребностях в общении, в трансценденции, в укорененности, в самоидентификации и в системе ориентации. Они экзистенциальны в том смысле, что изначально присущи человеческому способу существования. Каждая из них может удовлетвориться естественным и противоестественным (невротическим) образом. Такое различие Э.Фромм связывает с двумя модусами существования: «быть» и «иметь».

Идея неукорененного, не находящего себе пристанища общества – довольно давний сюжет в критике индустриальной урбанистической цивилизации. Отставив свои исконные места обитания(«кормящие ландшафты»), огромные толпы людей стекаются в противоестественную сред обитания города, в котором народ и перемалывается в массу.³⁰⁹ Утративший субстанциальную аксиологическую основу человек с легкостью меняет смысложизненные ориентации, отдаваясь течению моды. Подобная неприкаянность и потерянность, - главная причина агрессивности людских «стай». К таким выводам приходит и А.Тойнби в своей концепции развития цивилизаций.

Можно выделить несколько этапов в динамике зарубежной традиции изучения массового общества и массовой культуры.³¹⁰ На первом этапе (Г.Лебон, Х.Ортега-и-Гассет) массовое общество рассматривалось с откровенно консервативных, даже антидемократических позиций, в контексте обеспокоенности возникновением самого феномена. Масса рассматривалась как буйствующая толпа, рвущаяся к власти чернь, грозящая ниспровергнуть традиционную элиту и разрушить цивилизацию. На втором этапе (А.Грамши, Э. Канетти, З.Фрейд, Х.Арендт) – в период между двумя мировыми войнами – осмысливается опыт тоталитарных обществ фашистского типа (Германия, Италия) и масса понимается уже как некая темная и консервативная сила, завербованная и манипулируемая элитой. На третьем этапе (Т. Адорно, М.Хоркхаймер, Э.Фромм, Г.Маркузе) – во время и сразу после Второй мировой войны – складывается демократическая критика массового общества понимаемого как продукт развития монополистического капитализма. К 1960-м годам сложился четвертый подход (М.Маклюэн, Д. Белл, Э.Шиллз) – понимание массовизации как объективного этапа развития образа жизни современной цивилизации. В дальнейшем эта традиция стала основной, а изучение массового общества тесно переплелось с анализом последствий развития новых информационных технологий, стилистикой культуры постмодерна и т.д.

В итоге едва ли не вековых исследований было выявлено несколько основных характеристик массы. Так, лебоновско-канеттиевская версия массы как толпы акцентирована на задачах описания революционных ситуаций, активистских массовых движений, объединяющих пролетаризированную часть населения. Модель массы как потребителя продуктов массовой культуры и средств массовой коммуникации превращает ее в «публику». В отличии от толпы, публика не предполагает обязательной пространственной близости, отличается большей терпимостью.

Сейчас на первый план выходит понимание массы как продукта формирования среднего класса. В этом случае масса объединяется такими свойствами образа жизни как уровень дохода, образование и тип потребления.

В этой связи показательно отношение к массе в советском духовно-историческом опыте. То, что для рационально и индивидуалистически ориентированного европейца выступает как темная стихия зла, в советской идеологии оценивается положительно. Угроза личностному суверенитету со стороны масс не воспринимается критически. Скорее наоборот. Так Н. А. Бердяев во многих поствеховских работах не раз говорит о склонности к коммунитарности как характерной черте российской ментальности и характера³¹¹. «Широкие народные массы» в советском политическом и социологическом дискурсе имеют высокую положительную оценку. Безусловным приоритетом обладают «присутствие многих», одухотворенная соборность, общинность, коллективизм.

Характеристики

Список файлов книги