Основы истории и философии науки (856261), страница 66
Текст из файла (страница 66)
Все более увеличивающийся разрыв между притязаниями и реальностью, между пропагандируемыми ценностями и действительностью послужил источником распространения и укрепления религиозного сектантства, оккультизма и мистики. Иррационализм, антитехнократизм и антисциентизм становятся выражением сущности идеологии и практики молодежной контркультуры. За исключением пассажа о романтических иллюзиях, в целом можно согласиться с оценкой молодежного бунта в «Time» еще в 1969 г. По мнению газеты, молодежь взбунтовалась «… как и романтики XIX столетия против общества, которое как они считали, стало чрезмерно регламентированным. Как и ее предшественники, она поднялась против рационализма, возлагая на него вину за уничтожение всего стихийного и призывая вместо этого к беспрепятственному выражению эмоций».
Понятно, что в данном случае речь идет не о рационализме, или человеческом разуме как таковых. Негативные реакции, достигающие значений «конфликта поколений», «переоценки ценностей», «создания нового человека», «изменения общественного строя» и др. провоцируются сложившимися в новоевропейской истории способами применения рациональности в форме методов научно-технического, опытно экспериментального моделирования и конструирования природы, антропологической и образовательной реальности.
8.2.4. Мировоззренческий кризис и его отражение в школьном сочинении
При попытке уяснения сущности альтернативы славянофильства и западничества, современного состояния оппозиции, «Европа - Россия» обнаруживается, что различение и абсолютное противопоставление опыта отечественной духовной традиции западу всегда осуществлялось в контексте активного сопротивления отнюдь не рациональности как таковой. Русская философская классика XIX и XX столетий выступала решительно против рациональности, истолкованной в духе позитивизма, сциентизма и технократизма. Критика «западного рационализма» никогда не была выражением интересов досужей схоластики, несущественных оппозиций чисто теоретического характера. Ее основу составляли вполне прогнозируемые опасения отрицательных антрополого-образовательных и социокультурных последствий некритического использования достижений западных технических цивилизаций в опыте отечественных реформ. Эти опасения, как свидетельствуют уже совершенно очевидные факты едва ли не 30-летней истории «перестройки», «шоковой терапии», «реструктурации» и т.д. промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения, культуры и образования России, - оказались более чем оправданными. Насильственное встраивание казалось бы чисто технологических изобретений новоевропейской рациональности в организационно-управленческие структуры Российского общества обусловило их прогрессирующую деградацию, распад жизненно важных форм общения (семья, этнокультурная группа, нация и др.), негативные мировоззренческие сдвиги и изменения национального самосознания.
С этой точки зрения показательными представляются результаты конкурса сочинений на тему «Что значит быть русским сегодня?»
Он был проведен по инициативе целого ряда авторитетных организаций («Учительская газета», «Комитет по культуре и туризму» гос. думы, «Русский клуб искусства и культуры» и многие др.). На конкурсе было представлены более 60-ти регионов России, а так же отдельные представители Прибалтики, Северного Кавказа, Украины и Белоруссии. Молодежь в возрасте от 15 до 20 лет приняла участие в конкурсе более чем 600-ми сочинений, посвященных в высшей степени сложной проблеме национальной идентичности и национального мироощущения. Письменные работы участников конкурса можно рассматривать в качестве своего рода подведения некоторых итогов коренной ломки мировоззренческих, а значит и смысложизненных установок подрастающего поколения вследствие гибели великой державы, крушения выдвинутых ею антропологических, образовательных и социально-политических идеалов. Попытки найти себя в завалах обломков имперской идеологии и инвестируемых «цивилизованными демократиями» ценностей неолиберализма исполнены высокой напряженностью переживаний трагической неопределенности «текущего момента» и вместе с тем внушают надежды на будущее. Вот лишь некоторые примеры размышлений на тему «Что значит быть русским сегодня» из более чем 50-ти, отобранных комиссией для полуфинала работ. «Я – русский,» - пишет семнадцатилетний Антон Чубуков из г. Чайковский Пермской области. – «В повседневную жизнь это вносит некоторые особенности. По мнению некоторых, это обязывает меня быть бесшабашным, пить водку и «говорить матом». Иностранцы упорно ищут во мне черты американца, француза, немца, а не находя их, возмущаются и не могут простить мне, что я – русский. Для жителей 14 республик, бывшего СССР, татар, башкир и других народов, имеющих свои автономии в составе России, моя национальность – лишний повод упрекнуть меня в национализме. Для учителей это возможность пристыдить меня великими соотечественниками и веский довод для того, чтобы заставить меня читать русскую литературу и учить русский язык.
Отягчающим обстоятельством является то, что я живу в России. Тогда, по мнению государства, это просто обязывает меня любить родину, служить в армии и платить налоги. За это мне предоставляются некоторые права и гарантии, воспользоваться которыми, я смогу лишь научившись ходить по различным конторам, пробиваясь сквозь полное равнодушие чиновников.
Да, в наших вузах мы можем стать классными специалистами, живя в России, можем ходить в лес и собирать там грибы, купаться и ловить рыбу в редких незагрязненных реках, у нас, наконец, можно полностью проявить себя криминальным талантом различного толка… В России мне представляются огромные «возможности» для службы людям и государству. Проучившись 5 лет и согласившись на мизерную зарплату, я стану врачом или учителем, буду называться «бюджетником», иногда бастовать, а все свободное время проводить на дачном участке, чтобы вырастить скудный северный урожай и прокормить семью. Но если я научусь воровать у государства крупные суммы так, что оно останется у меня в долгу, я стану «новым» русским. Мои соотечественники не лучше и не хуже меня… имеют ряд особенностей: они (т.е. мы) плохо говорят на русском языке, употребляя дикую смесь из жаргона, мата и английского, любят бороться за чистоту, не переставая гадить вокруг себя, гордятся своим прошлым, не верят в будущее и всегда находят виноватых за день сегодняшний. Быть русским – значит быть виноватым… русский – это не национальность, не принадлежность к государству, а особое состояние, можно сказать болезнь.
Реально же то, что определение «русский» меня ни к чему не обязывает. Я не обязан любить русские обычаи, не обязан знать русскую историю и не обязан почитать русскую культуру. Я могу и не любить свою Родину, не встать на ее защиту. Потому что, если я – русский, то, уже может быть, на подсознательном уровне, люблю свою Родину, словно отца и мать, во мне будит чувства русский фольклор, который невозможно понять только разумом, мне интересна русская история… Я люблю и понимаю русскую культуру… Я встану на защиту Родины в камуфляже, рабочей робе, или деловом костюме, потому что я не переживу ее потери… Быть русским – значит гордиться не только былой славой… но и тем, что ты просто «имеешь честь быть русским».
Очень тревожными, но вместе с тем сдержанно оптимистическими являются оценки масштабов и характера Российского национального кризиса подавляющего большинства участников конкурса. Едва ли не все они склонны связывать причины нынешней антропологической и социальной катастрофы России не столько с внутренними, сколько с внешними факторами ее исторического развития. «Будет ли русский жить, или он поддастся чужеродным силам…, принимая их условия,… и вымрет на этом пути…» (Попов Вадим, 21 г., Ростов-на-Дону). По мнению Соснякова А. (20 лет, г. Боровичи), дело в том, что «…национально-патриотические идеалы в современной России заменены западными культами «золотого тельца» и бездуховности…» А. Борисов (16 лет, г. Кандалакша) убежден, что «…одной из причин неудач в переустройстве российской действительности явилось сложившееся и культивируемое …. неуважительное, если не сказать, хамское отношение к титульной (т.е. русской) нации…» В конечном счете в подавляющем большинстве случаев национальная катастрофа России последних десятилетий ХХ века прямо или косвенно связывается с экспансией западной рационалистически-технократической цивилизации, свойственного ей миропонимания, а так же образа частной и общественной жизни, формируемых посредством образования.
8.3. Эпистемология антрополого-образовательной стратегии
8.3.1. Когнитивные условия педагогического процесса
Парадоксальность ситуации заключается в том, что цивилизация, построенная в строгом соответствии с требованиями разума систематически демонстрирует факты едва ли не абсолютной несовместимости с провозглашенными от его имени (Разума) антропологическими, социальными, геополитическими и образовательными идеалами. Поэтому, ответ на кантовский вопрос о том, «Что я могу знать?», возможен лишь при условии его постановки и изучения в следующей форме: «Что такое разум?». При таком подходе к проблеме открывается реальная перспектива выяснения механизмов, в силу которых аксиологически нейтральная по определению разумная познавательная способность имеет тенденцию превращаться в послушное орудие произвола субъективных частных или групповых интересов.
Что же такое разум? Задачи идентификации его формообразований в составе процессов душевно-духовной жизни приобретают высокую актуальность уже в античности, остаются предметами пристального внимания на всех без исключения этапах интеллектуальной истории Европы. Похоже, единственное что мы можем с уверенностью утверждать, обобщая итоги многовекового исследовательского поиска, так это принадлежность Разума к числу высших познавательных способностей теоретического мышления. Сейчас едва ли не общепринято рассматривать Разум как «...мышление в той форме, которая ... позволяет преодолеть дуалистическое противопоставление законов мышления и универсально-всеобщих определений объективной действительности и охарактеризовать мышление не с точки зрения его проявления в актах сознания, а с точки зрения тождественности законов мышления реальным категориальным формам предметного мира, деятельно осваиваемого человеком».284 То есть. Разум это система средств теоретического постижения истины в виде адекватного изображения самой сущности вещей.
Античные авторы, начиная с Платона и Аристотеля, вполне сознательно формулировали и изучали вопросы природы, познавательного значения и границ применимости разумных способностей души. Как известно, Аристотель в трактате «О душе» смог не только привести убедительные доводы в пользу реальности Разума, но и рассматривал его в качестве источника аподиктического знания в отличие от «рассудка» и «мнения».285 И рассудочные воззрения и «знание - мнение» имеют, согласно Аристотелю, гипотетический характер, так как основываются на некоторых допущениях. Иначе говоря, и «рассудок» и «мнение» представляют собой такие специфические познавательные способности души, которые в отличие от «разума» опираются в своих построениях на внеположенные, находящиеся за пределами их досягаемости предпосылки. Поскольку они не обосновываются в составе рассудочного знания и «знания - мнения», а принимаются на веру, например, в силу «очевидности», то и вытекающие, из них учения о природе, человеке и его образовании оказываются проблематичными с точки зрения значений истинности. Поэтому еще в древнегреческой философии принято различать достоверное, истинное знание («эпистеме») от вероятностного, всего лишь правдоподобного («докса»), практическое использование которого требует выполнения целого ряда предварительных условий по уточнению смысла, границ применимости и т.д. Указывая на различия между двумя видами знаний, Аристотель утверждает: «Истинные и первые положения — те, которые достоверны не через другие положения, а через самих себя. Ибо о началах знания не нужно спрашивать «почему», а каждое из этих начал само по себе должно быть достоверным. Правдоподобно то, что кажется правильным всем, или большинству людей, или мудрым - всем, или большинству из них, или самым известным и славным».286 Обсуждая проблему источников достоверного знания, Аристотель не без оснований зачисляет в разряд вероятностных, гипотетических, знания или «...мнения, согласующиеся с искусствами» 287 медицины, архитектуры, музыки и др. видами как логико-дискурсивных так и чувственно-предметных практик, весьма далеких от стратегий рациональной космологической осмысленности и мирообразовательного процесса и человеческой деятельности.
Дифференциация знаний на основе различения в составе душевной жизни человека таких познавательных способностей как «рассудок», «разум», «мнение» имело принципиально важное антрополого-образовательное значение не только в эпоху Античности, но и в последующей, включая современность, истории развития европейского образования. Осуществленная Платоном и Аристотелем стратификация познавательных способностей («Разум», «Рассудок», «Мнение») и порождаемых ими знаний составляет теоретический фундамент построения античной пайдейи.288 Недооценка особенностей порождающих структур интеллекта, их отождествление или абсолютное противопоставление всегда было и остается одной из главных причин распространения и укрепления позиций образовательной метафизики, формирования не только различных, но и прямо противоположных подходов к истолкованию закономерностей педагогического процесса, выдвижению его высших телеологических задач. Достаточно указать пример школы европейского средневековья, представляющей собой вполне последовательное воплощение убеждений, что Разум и так называемый «Органон» или механизм формальнологической аналитики Аристотеля, - это одно и то же. Можно так же напомнить и об истории новоевропейской педагогики, вплоть до настоящего времени не освободившейся от гипнотического для здравого смысла влияния аргументации локковской теории абстракций, воспринимаемой не редко и нашими современниками в качестве вполне аутентичного «опыта о человеческом разуме». В этой связи нельзя не вспомнить и те коренные качественные изменения в подходах к проблемам антропологии и педагогики, которые проистекают из кантовской концепции «рассудка» и «разума» или, напротив, иррационалистических доктрин XIX - XX в. (например, экзистенциализм, постструктурализм и др.).