Основы истории и философии науки (856261), страница 7
Текст из файла (страница 7)
И с исторической, и с современной точек зрения предметом социальной эпистемологии науки являются взаимоотношения между знанием и обществом, научным познанием и социокультурным творчеством.
Характеризуя современное положение дел в социальной эпистемологии, следует указать на факт размежевания 2-х несовместимых позиций. Первая основывается на признании центрального положения понятий об истине, эпистемологической рациональности. Вторая акцентирует внимание на факторах социальной детерминации и социально-исторической релятивности убеждений любого вида.
1.3.7. Становление отечестенной философии науки
Последняя треть ХХ – го и начало текущего столетия ознаменовались столь масштабной и темпорально акцентированной радикализацией кризисных явлений научной революции рубежа XIX – XX веков, что задачи изучения теоретического наследия А.И. Герцена оказались совпадающими с необходимостью дать ответы на жизненно важные вопросы сегодняшнего дня; а именно, - что такое наука? Что такое знание и истина? что такое рациональность вообще, и научная рациональность в особенности, наконец, как согласовать систему средств научного метода с интересами человеческого существования и перспективой экологического будущего культуры? Их тематизация образует основное содержание «Писем об изучении природы» и «Дилетантизма в науке» и, одновременно, определяет главные направления развития исследований в области философии науки последних десятилетий. Историко-генетические связи между философией науки «Писем об изучении природы» и изысканиями нынешнего философско-эпистемологического сообщества представляются тем более органичными, что служат выражением общности стремлений дать ответы на поставленные вопросы в контексте анализа проблемы рациональности.
Сейчас, как и во времена публикации «Дилетантизма в науке» и «Писем об изучении природы», идейные конфликты и теоретические разногласия достигли критических значений. Кантовская оценка духовной ситуации конца XVIII века как состояния «войны всех против всех» остаётся справедливой и полвека спустя [1844г. – выход в свет «Писем об изучении природы»], и как нельзя более точно отражает существующее в настоящее время положение дел. По мнению И. Канта наука конца XVIII века является продуктом своего рода «умопомешательства», «сумасшествия человеческого разума» и нуждается в переосмыслении на уровне эпистемологических оснований. Позиция И. Канта объясняется фактом очевидной беспомощности научного сообщества эпохи Просвещения перед лицом решения, казалось бы, элементарной проблемы «систематического изложения знаний о системе природы». Действительно, как в прошлом, так и сейчас, было и остаётся общепринятым, даже само собой разумеющимся, считать, что природа представляет собой определённое системно организованное единство. Задолго до начала «организмического», «организационного» и «системно-структурного» бумов в методологии науки ХХ века, основатели Новой науки и философии, а затем и её лидеры эпохи Просвещения придают системности значение основополагающего принципа упорядоченности явлений природы. Поскольку же в силу господствующих эпистемологических установок процессы познания природы уподобляются процессам едва ли не зеркального отражения внеположенных мышлению объектов, то теоретико-познавательные исследования от Ф. Бэкона до Д. Дидро, П. Гольбаха и Даламбера основываются на убеждениях о том, что система природы должна соответствовать системе естественнонаучных знаний. Титанические усилия, направленные на отыскание онтологических и теоретико-познавательных условий такого соответствия увенчались созданием целой серии трудов, поражающих воображение масштабностью когнитивного потенциала системы средств философско- методологической аналитики, математической строгостью процедур логического конструирования, поистине виртуозной техникой опровержения и доказательства. В «Новом органоне» (Ф. Бэкон, 1620г.), «Рассуждении о методе» (Р. Декарт, 1637г.), «Опытах о человеческом разумении» (Дж. Локк, 1690г.), «Новых опытах о человеческом разумении» (Лейбниц, 1703г.), так же как и в «Гармонии мира» (Кеплер, 1619г.), «Диалоге о двух важнейших системах мира – птолемеевской и коперниковской» (Галилей, 1632г.), «Математических началах натуральной философии» (И. Ньютон, 1687г.), «Системе природы» (К. Линней, 1735г.), - идея системной организации знания не только выдвигается и обосновывается, но и уясняется в непосредственной связи с разработкой вопросов форм и закономерностей познания, его субъекта, предмета и условий истинности.
Предпринятая энциклопедистами (Дидро, Даламбер и др.) попытка построения целостной системы научных знаний на путях их согласования с законами структурной упорядоченности явлений природы завершилась настоящей катастрофой. Именно поэтому в противоположность едва ли не общепринятым высоким положительным оценкам современников, И. Кант подвергает многотомный энциклопедический труд уничтожающей критике. С его точки зрения система знаний, в том виде как она представлена в «Энциклопедии наук, искусств и ремёсел», вовсе системой не является. Действительно, какое отношение к системе природы имеет система знания, организованная в соответствии с последовательностью букв в алфавите французского языка?
Результатом стремлений И. Канта преодолеть буквально взрывающие духовную жизнь теоретические антагонизмы явилось, во-первых, сосредоточение внимания на вопросах рациональности, и как следствие этого, - во-вторых, коренное переосмысление ранее господствовавших представлений об онтологических, логических и эпистемологических предпосылках познания вообще и научного познания, в частности. Однако, для решения задачи согласования разума с самим собой посредством нейтрализации разрушительного влияния имманентных новоевропейскому гносису антиномий физики и метафизики, эмпиризма и рационализма, субъекта и объекта оказалось недостаточно и «коперниканской революции», осуществлённой И. Кантом в философии.
Развитая им безупречная аргументация в пользу парадоксальных выводов, во-первых, об антиномичности как естественном состоянии разума, и, во-вторых, о том, что содержание и предмет знания определяются структурой познающего субъекта, а не осваиваемой им субстанции, - лишь обнажила и более рельефно обозначила противоречия и контроверзы научно-теоретического мышления. Именно поэтому, оценивая сложившуюся духовную ситуацию, А.И. Герцен совершенно справедливо утверждает, что «…к концу XVIII века… состояние умов было страшно, всё кругом рушилось: быт, понятия о добре и зле, доверие к природе, к человеку, к вере и вместо утешения, - критическая философия и скептический эмпиризм». Реализованная И.Кантом программа деонтологизации объекта и придания онтологического статуса субъекту познания оказалась чреватой целым рядом внерациональных допущений («продуктивная способность воображения», «вещь в себе» и др.), агностицизмом, несовместимостью этики и логики, человека и природы. Природа как сфера действия необходимости, истолкованной в духе механико-математического естествознания [то есть, понятая в точном соответствии с представениями о законах природы, развитых в «Математических началах натуральной философии» И. Ньютона. Как известно, ньютонианская механика и Евклидова геометрия рассматривались И. Кантом в качестве образцовых построений научной рациональности] оказалась абсолютно противопоставленной человеку в силу его способности к свободному самоопределению и самостоятельной творческой деятельности. В высшей степени искусственной предстает и кантовская версия способа разрешения антиномий эмпиризма и рационализма за счёт проведения мало обоснованной, в сущности, надуманной операции по превращению пространства и времени из атрибутивных определений бытия в априорные формы мышления (строго говоря, априорные формы чувственности, - В.С.). Иначе говоря, преодоление жесткой оппозиции эмпиризма и рационализма осуществляется в строгом соответствии с требованиями логики «копернианского переворота в философии» в целом. Если не вдаваться в детали, то его содержание сводится к переосмыслению статуса известных со времён Аристотеля «предельных оснований», или «главных родов» бытия (т.е. категорий «реальность», «качество», «количество» и др.) с целью доказательства их принадлежности к логической и теоретико-познавательной, а не к онтологической сфере. В редакции И. Канта категории классической философской традиции утрачивают онтологический смысл и приобретают статус логических понятий и одновременно форм мышления [ И. Кант не различал категории как понятия и как формы мышления]. Тем самым, объекты онтологии языка философии и механико-математического естествознания замыкаются в границах пространства феноменального мира. Существование же предметов познания «самих по себе», то есть, объективно, подвергается сомнению и допускается лишь в виде недосягаемых для когнитивных способностей трансцендентального субъекта неких метафизических сущностей, или, следуя кантовской терминологии, - «вещей в себе».
Эти, несовместимые с логикой и соображениями здравого смысла, утверждения И. Канта оцениваются А.И. Герценом как эвристически в высшей степени плодотворные. Особо подчёркивается теоретическая продуктивность той, наиболее спорной, по мнению современников, - нелепой до абсурдности стороны кантовской философии, которая представлена учением об антиномиях. Не смотря на очевидную противоречивость, «критическая философия», - согласно А.И. Герцену, - «нанесла страшный удар идеализму; сколько не боролся против него эмпиризм, идеализм устоял…, но человек из среды его… тяжелым ударом поставил его на краю гроба…. он поставил эти страшные каудинские фуркулы, называемые антиномиями, и хладнокровно прогнал под ними святейшие достижения мысли человеческой».
Выдающимся открытием, «прекраснейшей стороной» кантовской философии считает доказательство необходимости антиномий и В. Гегель. Но, так же как и Герцен, он далёк от признания удовлетворительности кантовской версии преодоления антиномичности познания на путях разработки совершенно новых представлений о природе человеческой субъективности и законах мышления. Бесспорно, осуществлённая И. Кантом идентификация субъекта познания с человеком как родовым существом, впервые за более чем 2000 лет спустя после Аристотеля систематически выполненная разработка принципиально отличной от традиционной, новой, или трансцендентальной логики, наконец, развитие идей негативной диалектики «как логики видимости» и др., знаменуют собой важный этап и, одновременно, поворотный пункт в эволюции теоретического мышления Европы.
Вместе с тем, и для А.И. Герцена, как и ранее для В. Гегеля, логические и теоретико-познавательные «прорывы» критической философии представляют сугубо исторический интерес. Стартовые условия становления их представлений о науке и научном методе определяются задачами разработки системы средств рациональной осмысленности антиномий, в противоположность широко распространённым и сейчас практикам их устранения как продуктов ошибок и заблуждений. Неприемлемым А.И. Герцен считает и кантовский вариант решения проблемы путём её преобразования из рационально-теоретической в социально-философскую и социологическую. Определение значений истинности взаимоисключающих, или конкурирующих теорий И. Кант, как и едва ли не подавляющее большинство современных философов науки, предлагает осуществлять за счёт апелляции к мнению эпистемологического сообщества. В обоих случаях ситуация конфликта интерпретаций уподобляется социальному конфликту внутри научного сообщества, а уяснение истины – поиску консенсуса его членов.
Наглядным тому примером может служить простое перечисление ключевых терминов «Структуры научных революций» Т. Куна, определившей радикальную смену телеологических установок философии науки второй половины ХХ века и становление основных направлений её современного развития. Не трудно заметить, что в составе понятий книги Т. Куна, - «нормальная наука», «решение головоломок как характеристики нормальной науки», «парадигма», «научное сообщество», «научная революция как гештальт-переключение», «несоизмеримость теорий», «смена установок как религиозное обращение», - доминирует отнюдь не логико-дискурсивный, а социально-этический компонент. К примеру, говоря о критериях «нормальной науки», Т. Кун имеет в виду консенсус научного сообщества в оценке фундаментальности определённых научных теорий, наличие общепринятых методологических, концептуальных и терминологических стандартов, единомыслие учёных в отношении конкурирующих теорий, общность установок и согласованность коллективных действий и др. Да и центральное понятие концепции научных революций, - парадигма, - определяется как принятие теорий научным сообществом в качестве образца решения проблем. Смена парадигмы (или «гештальт-переключение») уподобляется «религиозному обращению», «обращению в новую веру».
Разделяя и отстаивая идею поиска «единства духовной жизни на путях её рационализации» (В.В. Зенковский), А.И. Герцен лишь отчасти, историко-генетически связан с изысканиями немецкой философской классики в области научного метода (И.Кант, В. Гегель, И. Фихте, Шеллинг). Лишь недоразумением можно объяснить случаи квалификации философии естествознания Герцена как всецело принадлежащей к традиции гегелевской апологетики. Воззрения А.И. Герцена являются результатом вполне самостоятельных, оригинальных исследований и у истоков своего формирования составляют не то что апологию, но совершенно очевидную оппозицию как идеалистической метафизике немецкой классики, так и философии науки первого позитивизма (Д.Гершель, Уэвелл, Дж.Ст. Милль).
Так, высоко оценивая опыт построения трансцендентальной логики и негативной диалектики, А.И. Герцен вместе с тем далёк от признания вслед за Кантом евклидовой геометрии и ньютонианской механики образцовыми воплощениями науки и научного метода. Более того, в силу антимеханистических установок, его позиция в этом вопросе совпадает с гегелевской. Гегель же, со свойственной ему манерой совмещать логическую строгость с яркой, эмоционально насыщенной образностью выражения, по поводу прочтения «Математических начал натуральной философии» И. Ньютона делает примерно следующее заключение: «Трижды в истории человечества яблоко сыграло с ним злую шутку. Первый раз оно послужило причиной грехопадения, второй, - троянской войны, а третий, - стукнув по голове И. Ньютона, мотивировало открытие закона всемирного тяготения».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
