Основы истории и философии науки (856261), страница 54
Текст из файла (страница 54)
Истинное знание той или иной эпохи не тождественно заблуждению только в силу исторической относительности. Одна и та же научная теория может выражать и относительное и абсолютно истинное знание. Оппозиция абсолютной и относительной истины характеризуется не только отношениями различия, но и тождества. Противоположность же истины и лжи имеет исключительно негативный характер радикальной непримиримости ее сторон. Принцип, лежащий в основе такого способа противопоставления истины и лжи, провозглашен отцами христианской церкви, – «Да, да, – нет, нет, а что сверх того, то от лукавого», – и полностью согласуется с формально-методологической традицией определения истины. Понятие относительной истины не содержит ничего иррационального и мистического. Речь идет лишь о том, что любая научная теория в каждый момент исторического времени является относительно истинной постольку, поскольку с неизбежностью будет заменена более современной системой истинного знания. Относительная истина характеризует научное знание с точки зрения изменения, тенденций эволюции, между тем как абсолютная акцентирует внимание на моментах его устойчивости. Идеи диалектики абсолютной и относительной истины, несовместимости, противоположности истины и лжи, заблуждения как осознания относительности истинного знания, достоверности как его обоснованности, бесспорности и т.д. не только совместимы с классической концепцией истины, но и определяют основные направления ее разработки. К ним принадлежат корреспондентная и когерентная теории истины.
Фундамент теории корреспонденции составляют основополагающие идеи классической концепции истины о существовании независимой от субъекта, языка и мышления объективной, доступной познанию реальности, о возможности сопоставления с ней знаний как условия установления истины. История классической и корреспондентной концепций практически совпадают. Теория корреспондениции начинает разрабатываться уже в античности в контексте анализа проблем достоверного знания, как специфического вида бытия (Платон, Аристотель, скептики). Вопросы логико-грамматических условий истинного знания систематически исследуются философской экзегетикой эпохи средневековья (Исидор Севильский, Скот Эриугена, Фома Аквинский).252 Едва ли не тысячелетний опыт этимологической, концептуальной и спекулятивной экзегезы формировался на путях уяснения истины посредством анализа текстов Книг откровения, написанных на языке аллегорий и символов. Решение задач экспликации их сокровенного смысла, как истинного замысла Бога о природе, человеке, обществе, культуре, науке и т.д. не могло не опираться на разработку специальных методов и филигранной техники логико-грамматической аналитики. Различение логической и грамматической структуры предложения, знака и значения, понятие логической функции, герменевтического круга, правила истолкования текстов Священного Писания, – вот далеко не полный вклад средневековой экзегетики в разработку корреспондентной теории истины.253
В новоевропейской философии и философии ХХ века теория корреспонденции разрабатывается в виде комплекса проблем соответствия «идей» чувственным данным (эмпиризм), суждений их предмету, утверждений установленным фактам (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, Дж. Мур), положений теории «эмпирическому базису» (М. Шлик, К. Поппер), положений теории объективной реальности на основе проверки общественно-исторической практикой (марксизм) и др.
При ближайшем рассмотрении все перечисленные версии теории корреспонденции не выдерживают критики. И прежде всего потому, что во всех случаях определение условий истины не опирается на объективные, внеположенные познанию критерии. Оно осуществляется в пределах сознания в форме соотнесения положений теории с чувственными данными, то есть, знания теоретического со знанием эмпирическим, а значит в замкнутом пространстве самосознания, самого себя удостоверяющего, по существу, автореферентного субъекта. Даже в марксистской концепции общественно-исторической практики, как основы и критерия истины, в полной мере не преодолеваются трудности корреспонденции, связанные с соотнесением знаний с внеположенной им реальностю. В конечном счете, и общественная практика, и осваиваемая в ее формах реальность воспринимаются субъектом не непосредственно как независимые от его познавательной активности данности, а опосредованно, в виде соответствующих знаково-символических репрезентаций, логико-грамматических конструкций, или продуктов опытно-экспериментального моделирования. Вместе с тем трудности марксистской версии теории корреспонденции носят, по-преимуществу, методологический характер и, истолкованные в контексте диалектики абсолютной и относительной истины,254 утрачивают значение принципиальной непреодолимости. Ведь все вопросы корреспонденции формулируются и решаются в марксистском учении об истине в контексте концепции общественно-исторической практики (а не прагматистского принципа «полезности» – В.С.) столь же объективно существующего, естественно-исторического образования, как и окружающий человека мир природы. Освоение человеком мира (природы и общества) в формах предметно-практической деятельности далеко не тождественно процессам его идеального отражения мышлением. Антропологически адекватная и исторически перспективная социальная практика не может реализоваться и развиваться иначе как в соответствии с естественно-историческими законами природы и культуры. Свойственные европейским техническим цивилизациям тенденции практического освоения природы и общественной жизни не в строгом соответствии, а вопреки естественно-историческим законам их организации и развития чревато, как мы сейчас знаем, глобальными и региональными экологическими, антропологическими, социальными и др. кризисами и катастрофами. Уже поэтому широко распространенные в настоящее время представления о «трансцендентности», недосягаемости объективной реальности «так как она существует сама по себе» едва ли можно признать обоснованными.
Выявление места и роли практики в «объективной реальности» и «объективной реальности» в социальной практике, – вот путь, позволяющий рассматривать ее в качестве основы познания, критерия истины и надежного «…определителя связи любого предмета с тем, что нужно человеку» (В.И. Ленин). Вне обращения к социальной практике, сложившиеся к настоящему времени концепции корреспонденции остаются в рамках дуалистического противопоставления мышления и бытия, сознания и материи, знания и объективной реальности. По существу они строятся на основе комбинации элементов корреспондентной, когерентной и прагматистской концепций истины, различаясь способом истолкования таких фундаментальных понятий как «реальность», «мышление», «знание», «деятельность», «коммуникация». Редукция проблемы истины к свойствам знаково-символических систем, языковых выражений является причиной отказа многих из влиятельных современных философских направлений от использования понятия истины при характеристике научного и философского знания (философия жизни, структурализм, постмодернизм, экзистенциализм и др.). По мнению Ж. Дерриды, Р. Рорти, П. Фейерабенда оно является устаревшим, бессмысленным, идеологически нагруженным.
Наряду с концепцией корреспонденции, большим влиянием в научном сообществе пользуется, так называемая, когерентная теория истины. Она основывается на признании свойства системности как выражения сущности знания. А поскольку система знания содержательнее, а значит и «истеннее» суммы частей ее составляющих, то достоверность отдельных предложений или теорий устанавливается посредством соотнесения с системой как целым. С момента своего возникновения концепция когерренции ориентировалась идеалами «чистой математики» как универсальной модели построения истинных знаний. Принцип когерентности основывается на убеждениях, что смысл каждого понятия в системе научного знания целиком и полностью определяется системой научных понятий, к которой оно принадлежит. В работе Т. Куна «Структура научных революций» это убеждение абсолютизируется в известном учении о парадигме, дисциплинарной матрице и т.д.
Если смысл понятий и терминов, процессы смыслообразования ставятся в прямую зависимость от содержания системы научных понятий как целого, то истина уподобляется, во-первых, свойству системной связи понятий, а во-вторых, связью, характеризующей их со стороны степени совершенства (т.е. ясности, отчетливости и т.д.). Иначе говоря, теория когеренции совпадает с доктриной «консенсуса» в значении истолкования истины как согласованности частей системы научного знания. Так как истинность рассматривается в качестве характеристики системы научного знания со стороны степени совершенства, а совершенство предзадано и изначально присуще системе самой по себе, то лишается смысла понимание познания как процесса приближения к истине. Кроме того, возникает необходимость признать право каждой системы знания на свою собственную, специфическую истину. Таким образом, границы применимости когерентной концепции не выходят за пределы изолированных самодостаточных систем знания, в каждой из которых экспликация смысловых значений терминов является одновременно и процедурой установления их истинности.
Возможность корректной постановки и вполне сознательного изучения проблемы истины как свойства системной организации знания, открывается благодаря выдвижению на передний план исследовательского поиска науки и философии эпохи европейского Просвещения вопросов природы системно-структурных связей и зависимостей. В течение XVIII столетия понятие «система» приобретает ключевое значение в исследованиях не только природы и жизни общества, но и закономерностей их познания. И «энциклопедисты» (Д. Дидро, П. Гольбах, П. Лаплас и др.), и лидеры немецкой классической философии (И. Кант и В. Гегель) расценивали принцип системной упорядоченности в качестве необходимого условия признания за естественно-научной, логико-математической и др. информацией статуса «знания». Действительно, поскольку естественно-природные и социальные объекты познания представляют собой «системы», то и их идеальное, мысленное отражение сознанием должно иметь вид «системы знания». Отсюда вытекает устойчивая традиция систематизации научных знаний, отвечающая требованиям их приведения в соответствие с принципом системной организации объекта. Объект же мыслится как принадлежащий сфере сознания, а не как внеположенный ему. Поэтому сама процедура когеренции замыкается в пределах мышления посредством соотнесения «знания со знанием». Теоретические или опытно-экспериментальные конструкции объекта (т.е. «модели», «идеальные» или «абстрактные» объекты), принадлежащего к определенной более обширной области знания, соотносятся с системой этого знания в целом.
Идеи когеренции получают широкое распространение в ХХ и начале ХХI столетий. Они развиваются лидерами Марбургской школы неокантианства (Г. Коген), неопозитивизма (О. Нейрат) и др., придававшими свойству самосогласованности, или когерентности референциальное значение вполне объективного («общезначимого» – В.С.) критерия истины. Влияние концепции когерентной истины существенно возрастает в настоящее время. Это объясняется, во-первых, убедительностью аргументации в пользу тезисов «Дюгема-Куайна» 255 и «Куна-Фейерабенда»,256 и, во-вторых, общепризнанным высоким авторитетом выдвинувших их ученых.
6.3.Прагматистская концепция истины
В отличие от классической, прагматистская концепция истины в основных моментах своего содержания определяется в философии Ф. Ницше, специально разрабатывается и развивается эпистемологическими исследованиями американского прагматизма (Ч. Пирс, У. Джемс, Д. Дьюи). В самом общем виде под истиной понимается суждение, отвечающее требованиям полезности и функциональности в процессах адаптации к условиям окружающей среды (естественно-природной или социальной). Истина создается в процессе практического действия, а не посредством подтверждения теории эмпирическими фактами (концепция корреспонденции), или ее гармоничного включения в систему более фундаментальных представлений (теория когерренции).
Согласно Ф. Ницше, все метафизические системы, включая науку, являются интеллектуальными фикциями, лишенными референциальной основы концептуальными конструкциями, выражающими те, или иные человеческие интересы. Ницше стремится показать, что «Наша вера в науку покоится все еще на метафизической вере… в то, что Бог есть истина, что истина божественна…».257 Но в тот момент, когда отвергается вера в божественное, возникает вопрос о ценности истины: «ценность истины должна быть однажды экспериментально поставлена под вопрос». Отвергая референциональное значение эмпирического факта как производного от теории, Ф. Ницше утверждает, что истинными являются знания, полезные для жизни, жизнеутверждающие. Они истинны не в силу адекватного отражения естественно-природной, или социальной реальности, а вследствие эффективного служения жизни, жизненным практикам своего времени. Отсюда вытекает и соответствующее определение истины как «…вида заблуждения, без которого определенный органический вид не мог бы жить. В конечном итоге решающей является ценность для жизни».258