Диссертация (793200), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Евразийский и европейский интеграционные проекты опирались на различные преимущества по сравнению с одиночным существованием, неоспоримые ввиду наличия простой возможности сравнить практику независимого существования с участием в более крупном объединении. Это могло быть либо историческое сравнение жизни в новом независимом государстве и в той же республике в эпоху СССР, либо межстрановое 67 сопоставление жизни в независимой республике бывшего СССР с участниками Европейского Союза. Вместе с тем, разные слои общества могли иметь разные критерии для оценки преимуществ.
Так, если рядовой гражданин мог предпочесть жить в более крупном государстве с более высоким статусом на международной арене, то для элиты приобретал значение персональный статус, который мог быть повышен далеко не в каждом интеграционном объединении. Это стало важным фактором заметно большего стремления элит постсоветских республик к обособлению по сравнению с целями основной части общества в 90-е годы, а затем и предпочтения некоторыми из них европейского направления интеграции евразийскому. В первое десятилетие после распада СССР общественный импульс к сохранению существующих связей был настолько серьезен, что, фактически, являлся негласной нормой, которую даже самые рьяные сторонники обособления не могли публично отрицать. Задача сторонников интеграции заключалась в том, чтобы превратить эту негласную общественную норму в институционализированный политический императив, ведущий к принятию соответствующих решений органами государственной власти и их закреплению в виде создания и дальнейшего укрепления интеграционного объединения.
В частности, в начале 1990-х годов можно было говорить о сохранении, наряду с нарождающимися национальными идентичностями новых государств, общей постсоветской идентичности, из которой следовало представление об общей исторической судьбе народов и временном характере разделения. Неслучайно Содружество Независимых Государств поначалу преподносилось элитами постсоветских республик не как «форма цивилизованного развода» (эта циничная формулировка распространилась намного позже1, а как альтернативная форма интеграции на новых принципах, якобы лишенных недостатков Советского Союза, действительных или мнимых, и даже имеющая потенциал для приглашения других участников, не входивших в СССР. В Соглашении о создании СНГ и прилагающихся протоколах и декларациях, 68 ратифицированных Верховным Советом РСФСР"", артикулировались обязательства по сохранению единого экономического пространства, согласованию внешней и социально-экономической политики, поддержанию под единым командованием «военно-стратегического пространства» и т.д.
Само по себе принятие подписантами соглашений этих обязательств свидетельствует о конституирующих ограничениях, которые накладывала постсоветская идентичность на внешнюю политику новых государств: о более радикальном разрыве связей не могло идти и речи, поскольку в тот момент он не был бы принят обществом и угрожал бы властному положению республиканских элит, пошедших на роспуск Советского Союза. Исключение из этого правила составляли республики Прибалтики, отказавшиеся подписать Соглашение вопреки, казалось бы, очевидной экономической выгоде сохранения интеграции с постсоветским пространством.
Но в их случае общественный импульс к сохранению прежних взаимосвязей как раз не был настолько ощутим, к тому >ке, местные политические элиты не побоялись его переломить, изначально делегитимизировав и вытолкнув за рамки политически допустимого сам вопрос о реинтеграции с постсоветскими странами. Поставленная на первый план европейская идентичность и ориентация на Запад представлялись в политическом дискурсе как абсолютные идеи, реализация которых не допускает компромиссов ни за какие материальные стимулы. Тем не менее, сохраняющаяся в большинстве республик постсоветская идентичность и глубокая интегрированность обществ предоставляли Москве серьезные возможности для политического влияния.
Потенциал «мягкой силы» в СНГ у России на том этапе был колоссальным. Кроме того, у России сохранялись немалые практические рычаги для стимулирования местных элит к более тесной интеграции, причем имеющие должную степень формализации и '" Постановление Верховного Совета РСФСР от 12 декабря 1991 г. М 2014-1 г. Москва "О ратификации Соглашения о создании Содружества независимых гопсударств".
д Российская газета. 19 декабря !991 г.„— 1элсктронный ресурс!! Электрон. д ш. — Режим доступа: Ь1!рядгд пь 199 И 2!19/япя-я11е 4о1г1Н1п! — Загл. с экрана (дата обращения — 30 11,2017) 69 институционализации и позволяющие при соответствующей воле применять санкции против тех, кто от интеграции уклоняется. Это и наличные на территориях постсоветских республик силовые и управленческие структуры, готовые подчиняться Москве, и сохранение на первых порах общего культурного и образовательного пространства, включая продолжение трансляции центрального телевидения и бесплатное обучение студентов за пределами своих республик, свободное передвижение и осуществление сделок по старым советским документам, наконец, экономическая взаимозависимость, ставившая республики в уязвимое положение по отношению к России.
Не все эти факторы можно отнести к «мягкой силе», однако само по себе их наличие подкрепляло нормы, ориентировавшие постсоветское пространство на реинтеграцию, Дополнительным благоприятным фактором для продвижения интеграции на постсоветском пространстве в 90-е годы было отсутствие серьезной внешней конкуренции. Европейские лидеры преимущественно ориентировались на инерционное видение, согласно которому пространство СНГ будет постепенного интегрироваться вокруг РФ"', поэтому о каких-либо формах включения бывших советских республик в евроинтеграционные процессы речь не шла.
По наблюдению А.С. Скрибы, сам ЕС, в отличие от РФ, изначально не воспринимал страны СНГ как часть своего исторического пространства, и его претензии на влияние были ограничены"". Хотя при этом ЕС в целом сохранял для себя открытыми все возможные опции в зависимости от развития событий в регионах. С другой стороны, установки, ориентирующие постсоветское пространство на проект интеграции с ЕС, не имели в этот период нормативного качества почти ни в одной постсоветской стране (за исключением республик Прибалтики). Европейские устремления некоторых местных элит только '-' Гге!сотгг. Ь.
Б1ыр!пя бге роя!-Бок!е! Брасе' ?: ЕЬг ро1гс!ея апг! арргоасйек Го гея!оп-Ьш1б!пя. / 1.. 1>е1соиг.— Впг1!пя!оп: Ая1гяаге, 2011. — 192 р. "' Скриба, А.С, Политика балансирования на постсоветском пространстве (на примере Белоруссии и Украины). ? А.С. Скриба. Диссертация на соискание ученой степени канлилата политичсскик наук. — МлНИУ ВШЭ., 2015. - С. 120. 70 начали формулироваться, причем на том этапе они еще не воспринималась как нечто несовместимое с ощушением общей судьбы постсоветских народов, а представления о формировании единой Европы не были жестко привязаны к тогдашнему ЕС (значительно более узкому по своему составу) и предполагали участие России, а не противопоставлялись ей. Политика самого ЕС в отношении постсоветского пространства изначально формулировалась в нормативных категориях, но без эксплицитной связи между нормативной конвергенцией и политическими или статусными преимуществами.
ЕС действовал в максимальной неконфликтной форме, представляя свою политику простым содействием демократической трансформации новых стран. Важно отметить, что сама Россия признавала за ЕС это право и выступала реципиентом этой политики. По этой причине европейская идентичность не вступала в конфликт с идеей постсоветской (ре)интеграции. В наше время многие обозреватели процесса распада постсоветских связей придерживаются мнения, что основным инициатором реальной дезинтеграции пространства СНГ выступила сама Российская Федерация, стремившаяся, с одной стороны, максимально сбросить с себя бремя ответственности за происходящие на постсоветском пространстве процессы, с другой — получить максимальную свободу рук в запланированном ей реформировании экономики и репозиционировании страны на международной арене.
так, л.С. косикова13' выделяет три этапа в отношениях России с ближним зарубежьем и отмечает, что на первом этапе (1991 — 1993 гг.) никакой вопрос международного значения, касающийся новых независимых государств, не мог решаться без участия России. Вплоть до второй половины 1993 г. республики продолжали входить в рублевую зону, которая сама по себе служила мощнейшим фактором, удерживавшим высокий уровень интеграции. Однако решение российского руководства о проведении радикальной "я Косикова, Л.С. Экономические стратегии России на постсоветском пространстве; дискуссионные вопросы теории и практики.
/ Л.С. Косикова. — М.. 2008. — 39 с. — )Электронный ресурс~ / Электрон. дан. — Реногм доступа: Мгр;//ии ъ.есопощког8/со пар/6!еа/8882,нос(дата обращения — 30.11.2017) 71 экономической реформы без согласования и несинхронно с другими участниками СНГ привело к разрушению экономических связей и распаду рублевой зоны. Как отмечает О.А. Жирнов, «Россия, таким образом, своими руками разрушила последние скрепы, связывавшие бывшие республики СССР»~'0. Тот же упрек, уже относительно всего периода 90-х годов, повторяет бывший президент Азербайджана Аяз Муталибов, отмечающий отсутствие реального стремления тогдашнего российского руководства, озабоченного интеграцией в западный мир, к восстановлению связей на постсоветском пространстве.'"" Всд это, конечно, не отменяет факта настойчивого стремления некоторых республиканских элит бывших национальных республик СССР к обособлению от России, однако в 1990-е годы их желания оказалось бы недостаточно без встречного движения российского руководства, не только не препятствовавшего их устремлениям (несмотря на наличие возможностей), но и превзошедшего их максимально смелые ожидания.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
