Диссертация (793200), страница 21
Текст из файла (страница 21)
На постсоветском пространстве одновременно продвигались три разнородных и разноуровневых проекта — наиболее инклюзивный (на деле, наименее требовательный к участникам) формат СНГ, где интеграционная динамика практически не развивалась ввиду блокирующих действий со стороны некоторых наиболее «самостийнически» настроенных стран СНГ, главным образом Грузии и Украины; более ограниченный, но практически не функциональный формат сугубо экономической интеграции в виде Зоны свободной торговли СНГ и Таможенного союза пяти государств; и наиболее амбициозный двусторонний формат Союзного государства России и Белоруссии. Фактически, эта «матрешка» отражала различия в интеграционной Тренин, Д.В.
Роя!-пирет!шп: евразийская история. ! Д.В. Тренин. — Мл Российская политическая энциклопедий (РОССПЭН), 2012 — 326 с "' Тренин, Д,В. Россия и мир в ХХ! вскс. I Д.В. Тренин. — Мл Издательство иЭ», 2015. — 384 с. 77 мотивации разных стран СНГ, где одни местные элиты хотели сохранить экономические выгоды от практической взаимозависимости, но не стремились ни к какой форме интеграции, другие были готовы к традиционной экономической интеграции, но без политической «надстройки», и только белорусское руководство было готово инициировать и поддержать наиболее далеко идущие политические формы интеграции.
Такая «матрешка» создавала стратегическую неопределенность для России, которая, с одной стороны, рассчитывала на распространение интеграционных процессов в масштабе всего пространства СНГ, а с другой, вынуждена была считаться с сопротивлением интеграции со стороны некоторых местных элит. Это формировало своеобразную дилемму — идти ли по пути формирования наиболее глубоких механизмов интеграции с теми странами, которые к этому готовы, в надежде, что остальные будут вынуждены присоединиться по соображениям объективной взаимозависимости и собственного экономического благополучия, либо же ограничиться теми форматами, которые устраивают большинство стран СНГ.
Подобная дилемма между углублением и расширением является классической и имеет место, например, в случае евроинтеграции. Пока Россия (без особого энтузиазма) пыталась решить для себя эту дилемму, ни один из уже существующих интеграционных форматов так и не заработал. СНГ так и не приобрело собственной интеграционной динамики в полном своем составе, Зона свободной торговли и более узкий Таможенный союз СНГ были размыты многочисленными изъятиями и ограничениями, а проект Союзного государства России и Белоруссии застопорился на этапе перехода к собственно государственному уровню интеграции, как считается, поначалу — из-за опасений высшего руководства РФ потерять власть в конкуренции с командой А.Г. Лукашенко на свободных выборах союзного руководства, а затем — наоборот, из-за опасений режима Лукашенко, что руководство РФ демонтирует остатки белорусской самостоятельности.
78 К концу 90-х годов на пути постсоветской интеграции, помимо политических разногласий и дефицита стратегического видения, начали появляться и технические препятствия. Страны СНГ начали в одностороннем порядке присоединяться к ВТО. В процессе присоединения они брали на себя обязательства по поддержанию в своей внешней торговле определенного уровня тарифных барьеров. В принципе, эти обязательства уже тогда противоречили договоренностям, содержащимся в ряде документов СНГ, однако этот вопрос так и не был поднят в публичной плоскости. До середины 2000-х годов эту проблему практически не учитывали в политических расчетах, однако уже вскоре она станет весомым фактором, усложняющим продвижение интеграционных инициатив на пространстве СНГ.
Более активные усилия на пути интеграции постсоветского пространства стали предприниматься Кремлем ближе к середине 2000-х гг. и привели, наконец, к становлению Зоны Свободной Торговли (ЗСТ) СНГ, Таможенного Союза и Евразийского Экономического Союза. Однако к этому времени инерция отдаления Украины, Грузии и Молдавии оказалась настолько сильной, что присоединяться к евразийскому интеграционному проекту они отказались.
Как видим, в политике официальной РФ можно выделить два периода: откровенное недооценка существующих интеграционных возможностей в 90-е гг. и в начале 2000-х, переходящее в сознательное сдерживание обьединительных процессов, и запоздалые попытки нарастить упущенное в последние 15 лет, которые, однако, дали на новом этапе ограниченный результат. Ст кт ные акто ы интег ионной конк ен ии. Даже по прошествии трех лет ни в российской, ни в европейской науке при всей обильности литературы на данную тему не был выработан адекватный целостный нарратив относительно того, какие структурные факторы привели к нарастанию конкурентности, а затем и прямой конфликтности между Россией и ЕС в пространстве Восточной Европы. Некоторые из них были своевременно 79 выделены и описаны еще до разворачивания украинского кризиса'4'.
Более глубокий анализ с учетом обстоятельств уже вспыхнувшего кризиса представлен в работах Р. Саквы"', Х. Хауккала'4' и Т. Казира"". Но если Саква вписывает теку1ций кризис в общий контекст постбиполярной эпохи и выводит его причины из асимметричности и несбалансированности международной системы, образованной по итогам завершения «холодной войны», то Казир раскрывает механизм формирования и развития конкуренции между РФ и ЕС после исчерпания первичного кооперативного этапа в двусторонних отношениях в 90-х годах. В данном подразделе мы попробуем представить свое видение того, какие причины и факторы привели к нарастанию конкуренции между Россией и ЕС в пространстве Восточной Европы и почему эта конкуренция стала определяющей доминантой в отношениях между Москвой и Брюсселем в целом.
Нельзя не согласиться с Р. Саквой и другими авторами в том, что обстоятельства завершения «холодной войны» непосредственным образом повлияли на параметры и вектор дальнейшего развития европейской системы международных отношений. В постбиполярной Европе отношения с Россией уже не носили для Запада системообразующего характера, и поддержание определенного уровня кооперативности в этих отношениях не стало системным императивом после номинального окончания военно-политической "'Ефрсменко, Д.В. Жизнь после Вильннкса. Украина в новой геополитической конфигурации / Д.В.
Ефрсменко // Россия в глобальной политике. — 2013. — № 5. — !Электронныйрссурс! / Электрон. дан. — Режим доступа: Ьнр //изкзк.д!оЬа1ана!гв.ш/пппзьег/Е1пхп-ров!с-У!!пупка-16176 — Загл. сэкрана1датаобрашсння: 12.05.2018); СЬагар, а М. Кпьа!а, кйеу!/ся!апдйе1кпсякабопР!1епппа / Я. Сйаир, Тгойяму Л Бпгззз а1. — Ресекпьсг 2013 — 1аппаку 20!4. — Ъ о!. 55, Ыо. б. — Р. 49-624 Манжола, В,А.
Восточноепартнерство. От нормативного к геополитическому проекту / В.А. Манжола,А.И. Шаповалова Л Восточное партнерство. Цели — опыт — вьповы. Анализ процесса имплементации в государствах охваченных программой / под науч. Ред. Петравайора. — Краков: Кв!Енагша А!кабеппс1га, 2013. — С. 13-34. "' Ба!сна К. Ршп11ше 1/!гга!пе: Сияя ш 11зе Вогбег!акк!я / К. Яа!гжа — Ьопдоп: 1.В.таппя бг Со, 20! 5. — 320 р.
"' НапИга1а, Н. Ргопз Соорегайяе ко Сокзкеакеб Епгоре? Т1кс Сопл!сг кп Шгпйпе ав а Сп1пшшбоп оу а Ьокзй-Тепп Сг!яв кп Е13 — Клав!а Ке!ак!опв /Н. Накйгка1а //1оппа! оу Сопгешрошгу Епшреап Бгпб!ея — 2015. — Уо!. 23, Ыо.1. — Р. 25-40. '"' Саяег, Т. Рпип 1оя!с от сошрейюп !о сопл!ск; ппбегв!ап6!пя !1ке бупакшсв ок Е1/ — Кпяйа кс!а1юпв /Т. Саяег // Сопкегпрогагу Ро1гйся — 2016. — Уо1. 22. Но.
3. — Р. 376-394: Саяег. Т, 16епбй!ев ап6 1пзаяса оу Сошребкюп ш Рас Оусг1арр!пя Ые!я!зьопг!зоойя Ноте ЕП ап6 Кпвяап Роге!кп Ро!ге!ея !пкешсг /Т. Саясг д Бесик!Пу ш $1гаке6 14е16!кЬопг1зообя Роге!яп Ро1геу ок Кпвяа. Тккгксу шк1 кйе ЕП. — Ваа!пик!о!ге: Ра1кгаке Маши!1!ап, 2() 1Г>. — Р.
13-34. ао конфронтации. Некоторая степень кооперативности предусматривалась оставшимися «в наследство» нормативно-институциональными основами Ялтинско-Потсдамского порядка и режимами контроля над вооружениями. Но ни первые, ни вторые не требовали такого уровня сотрудничества, при котором Запад был бы вынужден учитывать интересы России в других критических важных для нее сферах и регионах. К тому же, поскольку после распада СССР стремление влиться в западное сообщество составляло основу внешнеполитического позиционирования РФ, готовность России к сотрудничеству на любых условиях стала восприниматься Западом как данность, а любое изменение такой позиции — как отклонение от нормы.
Иными словами, в постбиполярном контексте кооперативность как таковая обеспечивалась не взаимными усилиями сторон, а односторонними обязательствами одной из них — России. Сам же Запад по итогам победы в холодной войне, по наблюдению Н, Работяжева и Э. Соловьева'"', проникся триумфализмом и был склонен полностью игнорировать российские интересы и инициативы, поставив в итоге геополитическую цель оторвать Украину от России и сделать первую инструментом сдерживания второй.
Дефицит структурного значения сотрудничества России с Западом и, в особенности, с Евросоюзом был связан также с тем, что изначально это сотрудничество имело скорее интравертную, нежели экстравертную направленность. Его основным предметом были внутренние политические и экономические преобразования в РФ, а не формирование целостной геополитической конфигурации европейского континента или пространства СНГ. Даже после исчерпания первичных иллюзий в отношении намерений Запада Россия еще долгое время была настроена вести диалог только о своей роли в постбиполярной Европе, но не о ее конфигурации в целом.