Диссертация (793200), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Но для такого преодоления были необходимы целенаправленные усилия не только со стороны России, но и со стороны тех сил в ЕС, которые понимали все риски односторонней, пусть и «мягкой» нормативной экспансии на пространство СНГ, а также со стороны самих восточных соседей, чьим интересам проект Общего экономического пространства европейского континента объективно соответствовал намного больше, нежели асимметричная проекция правил и норм Евросоюза.
На деле же таких усилий ни от кого не последовало. С уходом Герхарда Шредера и Жака Ширака дискурс европейского континентализма в политике ЕС (и без того не очень мощный) ушел в тень. Движущей силой формирования восточной политики Евросоюза выступил тандем Берлина и Варшавы при существенном влиянии Еврокомиссии, возглавляемой известным «русоскептиком» Жозе Мануэлем Баррозу.
Местные элиты стран «общего соседства» продолжали вести политику балансирования между различными центрами силы, стремясь максимально обеспечить свою автономность. А Россия в условиях блокирования своего политического проекта с ЕС со стороны новых членов и частично Еврокомиссии перешла к так называемой «прагматизации» отношений с евроинтеграционным объединением, сосредоточившись на тех практических сферах, где сохранялись общие интересы. Подобная «прагматизация», сопровождающаяся углубляющимся скепсисом относительно интеграционных возможностей Евросоюза в целом и констатацией процесса его «ренационализации»'-", тем не менее, не могла обеспечить бесконфликтное продолжение диалога и смягчить нарастающие противоречия. Сама по себе она закономерно вела к размыванию общего стратегического видения и понимания ценности отношений для обеих сторон"", что неизбежно влекло за собой нескрываемую их стагнацию.
Но самое главное, такой подход не позволил России вовремя осознать тот факт, что благодаря нормативному дискурсу ЕС в Европе произошла значительная политизация и даже серьюризитация практических сфер взаимодействия, в особенности энергетической сферы. Как отмечает Т. Казир'", «логика конкуренции следует своей динамике: когда абсолютно всй рассматривается через призму конкуренции и противоборства, каждое ответное "" Бордачев, Т.В. Пределы европеизации. Россия и Европейский союз 1991-2007 ггл теория и практика отношений.
/ Т.В. Бордачев — Мл Изд. дом ГУ ВШЭ„2007. — С,209 — 235. "' Арбатова, Н.К. Россия и ЕС: возможности партнерства / Н.К. Арбатова д Россия — Европейский союз: возможности партнерства / [И.М. Бусыгина 1рук.) и др.~; '1гл. род. И.С. Иванов1„Российский совет по междунар. делам. — М.: Спецкнига. 2013.
— С, 32. '" Сая1ег„т. Ргош 1орс оГ сошрегйюп 1о сопа1с1: г>пг1егя1апйпя 1йс дупаппсв оГЕ11-йпяя1а ге!апопв / Т. Сагйсг // Соп1ешрогагу Ровйск — 201Г>. — Чо!. 22, Хо. 3. — Р. 37Г>-394, Р. 388, 390. действие рассматривается как вызов, требующий ответной реакции.... «Подтверждение» плохих намерений России дало Евросоюзу прекрасную возможность рассматривать свои собственные действия как легитимные и обоснованные».
Без внимания на Западе осталось мнение ряда исследователей, например, С. Чарапа и М. Троицкого'-", что «в действительности российские мотивы в куда большей мере защитны и реактивны». Акцентируя неполитический характер своего влияния на соседние страны, его направленность исключительно на их стабилизацию, повышение эффективности управления их экономикой и содействие их переходу на более прогрессивные регуляторные стандарты, ЕС тем самым способствовал экстраполяции на практические сферы сотрудничества тех противоречий, которые успели накопиться в политической плоскости. Вместо того, чтобы вынести за скобки политические разногласия в функциональных сферах, Брюссель, наоборот, превратил их в инструменты достижения своих политических задач.
Это стало очевидным после инициирования программы Восточного партнерства в 2009 году, когда Евросоюз, фактически, обозначил свои претензии на роль главной структурируюшей силы в пространстве Восточной Европы. Заложенная в этой программе стратегия была нацелена на то, чтобы экстернализировать Россию, т.е. превратить ее во внешний для данного пространства фактор, а затем, пользуясь глубокой ее зкономической взаимозависимостью со странами «общего соседства», распространить на нее ту же нормативную повестку дня, которая уже была навязана этим странам в обертке соглашений об ассоциации, и утвердить таким образом «нормативную гегемонию» Европейского Союза. Собственно, этим и объясняется острота конкуренции между РФ и ЕС в Восточной Европе: речь шла 1и продолжает идти) не только и не столько о модели организации этого пространства, сколько о геополитической конфигурации европейского континента в целом.
"" С!гагар, Я.Ггггаа1а, Г!гс %еаГ апг! Г!ге 1пГеяганоп Гя!епппа ! Я. С!гагар, М. Тго11айу д Япгг1па1. — Осссгпьег 2()! 3— 1аппагг 2014. — Ъго!. 55, 1!о. Г>. — Р. 49-б2, Р,49. Продвижение Россией проекта евразийской интеграции стало серьезным препятствием на пути реализации этой стратегии. Ситуация еще больше обострилась в 2011 году, когда накануне финализации переговоров по тексту соглашения об ассоциации украинские власти развернули судебный процесс, а затем и осуждение экс-премьерминистра Юлии Тимошенко, что в Берлине и Брюсселе сочли провалом нормативного влияния ЕС и препятствием на пути подписания соглашения, которое в таком контексте превращалось практически в символ дееспособности ЕС как политического игрока.
Выход из сложившегося таким образом тупика европейские лидеры усматривали в наращивании внешнего и внутреннего давления на правительство Виктора Януковича с целью заставить его каким- либо образом освободить Юлию Тимошенко и подписать ассоциацию, В рамках такого давления представители ЕС активно использовали геополитическую риторику, подчеркивая то, как техническое по своей сути соглашение станет символом «европейского цивилизационного выбора» Украины и окончательно отделит ее от «евразийского прошлого». Особо эмоциональный характер эта риторика приобрела накануне Вильнюсского саммита Восточного партнерства, представляемого как «последний шанс» на подписание ассоциации.
Эти, в сущности, внутренние украинские перипетии привели к резкому повышению напряженности и созданию предпосылок для полноценного геополитического кризиса, который развернулся в ноябре 2013 года и окончательно не решен до сих пор. В некоторой степени можно сказать, что Евросоюз сам загнал себя в эту патовую ситуацию, возведя ассоциацию с Украиной в ранг переломного геополитического изменения в Восточной Европы и выставив искусственные «дедлайны» для ее подписания.
Без подобного провоцирования со стороны конкуренция между Россией и ЕС в Восточной Европе, возможно, могла бы развиваться еще какое-то время в менее остром, латентном ключе. Хотя рано или поздно она все равно пришла бы к своей логической развязке, поскольку определяющими для нее были не ситуативные позиции и тактические действия отдельных акторов, а устойчивые структурные факторы европейской системы международных отношений. Таким образом, структурные факторы конкуренции между Россией и Европейским Союзом в пространстве Восточной Европы включают: Отсутствие кооперативности в отношениях с Россией среди системообразующих императивов постбиполярного порядка. 2. Общая ориентация России на кооперативность в отношениях с западными институтами. 3.
Превращение западных институтов в единственных генераторов структурирующих импульсов на европейском континенте. 4. Превращение расширения западных институтов в центральный геополитический процесс в европейской системе и модель для ее дальнейшей эволюции. 5. Формирование у Европейского Союза под влиянием расширения на Восток идентичности «нормативного гегемона», способного определять геополитическую структуру континента с помощью проекции своих норм и стандартов. б. Превращение Восточной Европы вследствие расширения ЕС в основное поле выработки окончательной структуры взаимодействия между ведущими центрами силы европейского континента. 7.
Продвижение Европейским Союзом стратегии «мягкой интеграции» стран «общего соседства» как инструмента изменения геополитического баланса в Восточной Европе и в европейской системе в целом. 2.2. Ключевые преимущества и недостатки европейского и евразийского интеграционных проектов в их конкуренции на пространстве СНГ Как мы уже определили, в основе конкуренции интеграционных проектов соперничество двух подходов к формированию политической структуры европейского континента: подхода России, который условно можно назвать 90 «биполярным», так как в нем предусматривается кооперативный механизм управления континентальным пространством на основе взаимодействия двух интеграционных блоков — европейского и евразийского'6"; и ЕС-центричного подхода, согласно которому Европа видится как набор «концентрических кругов» из стран, находящихся в различной степени близости к евроинтеграционному объединению, причем эту степень определяет ЕС в одностороннем порядке, исходя из критерия их соответствия его нормам и стандартам.
У России были основания рассчитывать на воплощение первого, «биполярного» подхода, поскольку в конца 90-х годов началось обсуждение основанной на этом подходе идеи формирования Общего экономического и гуманитарного пространства ЕС-РФ, а в 2003 году она оформилась в механизм четырех общих пространств, подразумевающих постепенное взаимное сближение регуляторных норм в различных практических сферах сотрудничества. Кооперативные связи в этих сферах, как ожидалось, должны были служить цели создания комплексной взаимозависимости, но без формальной интеграции'"'.
Однако примерно в этот же период Евросоюз выдвинул основанную на ЕС-центричном подходе инициативу Европейской политики соседства (ЕПС), ключевым принципом которой была нормативная конвергенция новых восточных соседей ЕС, включая Россию, то есть одностороннее усвоение ими европейских норм и стандартов.И хотя Россия в итоге отказалась от участия в этой программе, другие страны «общего соседства» согласились с некоторыми оговорками принять и реализовывать такой подход. Россия этому особо не препятствовала, так как не считала, что формат ЕПС способен привести к '"' Нап!г!га1а, Н. Ргогп Соорегабте го Сопгевгеб Ешоре? Т!эс Сопя!сГ ш Ьйпйпе аа а Сп1пшайоп ог" а Ьопя-тепп Сг!гйв ш Е!3 — йпав!а йе!аГ!опв / Н Нап!г!га!а // !оппа1 ог Сопгешрошгу Епшреап ЗГпб!ев. — 20 ! 5. — Чо!.