Диссертация (793200), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Таким образом, мы считаем, что первое десятилетие после демонтажа СССР открывало широкие возможности для осуществления того или иного проекта евразийской интеграции при наличии минимальной интеграционной воли со стороны Кремля. Однако отсутствие реальных попыток такой интеграции либо боязнь московских элит поступиться местом, кооптируя в образования представителей окраин, состав интеграционного воспрепятствовали использованию «исторического окна», позволявшего закрепить единство постсоветского пространства при сохранении лидирующих позиций России.
Факто ы повлиявшие на интег ионн ю инамик на п ост анстве СНГ. На перечисленные предпосылки успешной постсоветской интеграции "" Жирнов, О.А. Политика России на постсоветском пространстве: Прошлое, настоящее бу~щсе. (Обзор) ! О.А. Жирнов Д Актуальные проблемы Европы. — 2011.— № 2. — С. 129. "' Муталибов, А. Интервью; Россия так и не использовала свое преимущество правопреемницы СССР. ! А. Муталибов. — ~Электронный ресурс1 ! Электрон. дан.
— Режим доступа: )а(рэунзтш.ге8пшп.пи вен И 008099.1пш) — Запл. с экрана (дата обращения — 12.05.2018) 72 наслаивался ряд негативных факторов, значительно затруднявших усилия в этом направлении. Прежде всего, это утверждение идей независимости и государственности в качестве главных элементов внутреннего нормативного контекста в странах СНГ.
Процесс государственного строительства во многих из этих стран начался уже после формального получения независимости, произошедшего в большинстве случаев без явно выраженного общественного запроса снизу. Поэтому местные элиты в массе своей были заинтересованы в национализации подвластных им обществ, причем именно в построении этнических наций и закреплении на законодательном уровне государствообразующего характера титульной нации.
Но начинать эту «национализацию сверху» с этнокультурной сферы было достаточно рискованно, да и необходимые для этого инструменты (национальные исторические нарративы, СМИ, гуманитарная инфраструктура) еще не были сформированы, Поэтому этот процесс начался с политической национализации, то есть утверждения нормативного качества государственного суверенитета. Навязывание безусловной и абсолютной ценности своего государства и его суверенитета не очень убежденной в этом внутренней общественности стало ключевой задачей многих местных элит, которые рассматривали любую институционализированную форму интеграции в СНГ как ограничение государственного суверенитета своих стран. Собственно, эта искусственно сконструированная дихотомия между суверенитетом и интеграцией продолжает довлеть над пространством СНГ до сих пор.
Другим немаловажным фактором торможения интеграции стали разгоревшиеся в начале 90-х годов в СНГ внутренние и межгосударственные вооруженные конфликты. И хотя к середине 90-х почти все они были в той или иной степени «заморожены», политические противоречия, породившие их, никуда не исчезли. Более того, во внутренней политике втянутых в них стран значимость этих противоречий только росла, поскольку именно с их преодолением (именно преодолением, а не разрешением) местные элиты увязывали полноценное утверждение своей государственности. Конфликтность 73 стала основным структурным качеством политически аморфного постсоветского пространства. Сохранявшая при этом значительная практическая взаимозависимость этого пространства рассматривалась либо как данность, не требующая каких-то особых политических форм сближения, либо как гандикап, от которого необходимо избавиться.
Уже во второй половине 90-х местные элиты стран СНГ начинают переходить к тактике экономического, а затем и политического шантажа РФ с помощью значительной инфраструктурной взаимозависимости. Это было серьезным сигналом о том, что остаточные экономические связи между бывшими республиками теряют свою политическую ценность в публичном пространстве стран СНГ, поэтому использовать их для создания мотивации к интеграции довольно проблематично. Местные элиты целенаправленно делегитимизировали практическую взаимозависимость как обоснование для каких-либо кооперативных политических стратегий, сначала понизив ее нормативное значение в обществе, а затем намеренно выталкивая ее за рамки политически допустимых опций. Любая взаимозависимость воспринималась республиканскими элитами односторонне — как фактор подрыва собственного контроля над происходящими процессами, притом что фактор сопровождающей компенсации ослабленного контроля за счет влияния на новые процессы не осознавался.
Немалую роль в этом явлении играла неготовность местных элит к переоценке понятия суверенитета в условиях интеграции. В первые годы независимого существования элиты постсоветских государств находились под влиянием широко распространенного заблуждения, согласно которому интеграция ведет к ограничению суверенитета. Это является следствием неправильного понимания как фактической стороны успешных проектов интеграции, так и теоретических моделей происходящих процессов глобализации либо интеграции в современной теории международных 74 отношений. Налример, как показано в статье Бордачева'42, наиболее частый пример якобы ограничения суверенитета в современном ЕС, на самом деле, игнорирует сложный институт согласования интересов: обязательные правила, якобы навязанные Брюсселем, — это результат сложнейшей системы учета мнения национальных правительств и негосударственных акторов, которая в конечном итоге дает странам, участвующим в этом интеграционном проекте, достаточные инструменты воздействия на принимаемые решения.
С другой стороны, именно отказ от полноправного участия в интеграционных проектах может в итоге привести к намного большей потере суверенитета, например, в случае, если та или иная страна вынуждена присоединяться к чужому интеграционному объединению на правах ассоциированного члена, т.е. принимать разработанные там регуляторные решения, не имея возможности участвовать в их выработке. Собственно, региональная интеграция нередко является ответом на вызовы глобализации и результатом стремления государств избежать размывания своего суверенитета путем его «совместной реализации» в рамках интеграционных объединений.
(Другой важной проблемой в условиях интеграции является соответствие действий правительств национальным интересам в ходе международных переговоров и т.д., однако очевидно, что это не связано с самой по себе интеграцией и обязательностью международных договоров, а связано с качеством управления, то есть, с внутриполитической сферой данной страны. Если правительство или его представители запросто поступаются национальными интересами во время переговоров, то они могут делать то же самое и без интеграционных проектов.) В процессе региональной интеграции происходит комплексная трансформация государственного суверенитета, направления и степень которой зависят от ряда факторов: а) природы и форм интеграционного процесса, б) наличия наднациональных структур, в) особенностей механизма принятия и ""- Бордачев, Т.В.
Суверенитет и интеграция.! Т.В. Бордачев д Россия в глобатьной политике. — 2007. — № 1.— 1'Электронный ресурс~! Электрон, дан, — Режим доступа: 1111р:Рвчгэт.81оЬа1ана1га.пйюгпЬсг!и 8142 — Загл. с экрана (дата обращения — 15.04.2018) 75 имплементации решений, г) масштаба государства (для суверенитета великих держав интеграционные процессы представляют иные вызовы и возможности, нежели для малых государств), д) особенностей его системы управления, е) роли суверенитета в политической идентичности государства. Поэтому правильно говорить не о потере, но о трансформации государственного суверенитета стран, участвующих в интеграционных процессах, и рассмотреть этот процесс в ведущих интеграционных объединениях современности. Эго даст возможность определить масштаб уже произошедшей трансформации суверенитета государств, вовлеченных в процессы региональной интеграции, степень обратимости этого процесса (что особенно актуально в свете Брексита как процесса восстановления государственного суверенитета после выхода из интеграционного объединения) и его последствия для глобальной политической системы.
Также это позволит установить, насколько фактор сохранения или ограничения суверенитета влияет на принятие государствами решений относительно участия в региональной интеграции. Таким образом, в первые десятилетия независимости реально открывающаяся перед республиканскими элитами возможность повысить свое влияние через участие в интеграционных процессах не осознавалась. По этой причине сочетание статусных устремлений республиканских элит с одновременным непониманием трансформации суверенитета в условиях интеграции, а также политические традиции вертикального подчинения без демократического выяснения интересов подвластного социума воспрепятствовавшими своевременной реализации евразийской интеграционной инициативы. Политика России в с е е интег ии в СНГ.
Для самой России интеграция стран СНГ в первое десятилетие после демонтажа СССР не выступала первоочередным приоритетом, поэтому именно от России исходило большинство шагов по реальной дезинтеграции постсоветского пространства в 76 90-е годы'4'. Лишь по мере понимания того, что Запад не готов гарантировать Москве желаемый ею международно-политический статус в постбиполярной системе, российское руководство начало приоритезировать постсоветскую интеграцию в первую очередь как инструмент подкрепления своих статусных претензий.
При этом оно не спешило прикладывать активные усилия для создания мотивации к интеграции у сопредельных стран'". Это объяснялось устойчивой убежденностью в том, что практическая взаимозависимость сама по себе объективно подталкивает их к интеграции, что интегрированность будет оставаться социокультурной нормой для постсоветских обществ и в дальнейшем и что серьезной конкуренции со стороны внешних игроков не появится. «Объективные» интересы экономического развития стран СНГ должны были, по логике, привести их правящие слои к пониманию необходимости сближения в тех или иных интеграционных формах. Поэтому целенаправленных систематических усилий для продвижения постсоветской интеграции — ни в форме убеждения, ни в форме стимулирования — от России не исходило. К тому же, в 90-е годы у России, фактически, не было четкого стратегического видения желаемого пути и форм развития постсоветской интеграции.