Диссертация (793200), страница 24
Текст из файла (страница 24)
23, Хо 1. — Р. 30. '"' Миллер, А.И. Отстраненность вместо конфронтации: постевропейская Россия в поисках самодостаточности. / А.И. Миллер, Ф.А. Лукьянов Л Доклад Совета по внешнсй н оборонной политике. — Ноябрь 2016 года. — 34 с. ]Электронный ресурс! / Электрон.
дан. — Режимдосгупа: 11пр://втор.шдтрсоп!еп!/пр!оабв/2016/11/пв!!ег 1ц!гуано~ пньрйг" — Загл. с экрана (датаобрашсния: 01.03.2018) 91 серьезному сближению стран Восточной Европы с ЕС, нарушающему ее жизненно важные интересы в этом регионе. Тем не менее, с течением времени идея Общего пространства РФ-ЕС зашла в тупик, тогда как нормативный подход, выраженный в ЕПС, наоборот, получил свое развитие и воплотился в новом формате Восточного партнерства, предлагаю1цем восточным соседям механизм «мягкой интеграции» с ЕС— политическую ассоциацию, углубленную и всеобъемлющую зону свободной торговли и перспективу безвизового режима. Фактически, это был первый интеграционный формат на пространстве СНГ, исходящий от внешнего центра силы, причем запущенный на том этапе, когда в этом пространстве уже были заложены основы евразийского интеграционного проекта.
Данный формат открыто игнорировал существующую степень экономической взаимозависимости стран СНГ, препятствовал становленик> полноценного самостоятельного интеграционного механизма в этом пространстве и превра1цал Евросоюз в единственную движущую силу интеграции в СНГ. Россия же рассчитывала на то, что фактор сохраняющейся взаимозависимости в экономической, а особенно в энергетической сфере заставит местные элиты быть более осторожными в плане излишне поспешного сближения с ЕС, требующего немалых затрат и несущего ряд существенных рисков, Таким образом, и ЕС, и РФ полагали, что своими односторонними действиями в отношениях со странами Восточной Европы они смогут как минимум заблокировать нежелательные для себя действия другой стороны, а как максимум обеспечить превалирование своего политического подхода к структурированию европейского континента.
При этом для обоих игроков на кону стояли вопросы статусного характера: для ЕС вЂ” статус единственного центра силы на континенте и его «нормативного гегемона», для РФ вЂ” статус самостоятельного центра силы, способного оказывать автономное влияние на политические процессы в Европе и выступать равноправным партнером ЕС. Тактически эти масштабные задачи на этапе 2011-2013 годов решались в 92 плоскости конкуренции интеграционных проектов и борьбы за влияние на страны «общего соседства». С самого начала между данными проектами как в концептуальном, так и в практическом плане, наблюдалась значительная степень асимметрии.
ЕПС и Восточное партнерство представляли собой модель так называемой «мягкой интеграции», т.е. подключения восточных соседей Евросоюза к евроинтеграционным процессам путем проекции на них значительной части регуляторных норм ЕС, формирования двусторонних углубленных и всеобъемлющих зон свободной торговли и включения в общее энергетическое пространство ЕС. С этой точки зрения, Восточное партнерство выступало вторичным интеграционным механизмом, производным от состояния интеграции в Евросоюзе, его политической воли и практической готовности включать третьи страны в свой «ареал». Тогда как ТС ! ЕАЭС являлся самостоятельным интеграционным проектом, нацеленным на становление полноценного экономического обьединения с общим рынком и четырьмя экономическими свободами.
Сильные и слабые сто оны Восточного па тне ства. Стартовые характеристики Восточного партнерства обусловили его преимущества и недостатки в интеграционной конкуренции с евразийским объединением. Прежде всего, как и Европейская политика соседства, Восточное партнерство имело нормативную направленность. Его ключевым инструментом являлась проекция норм и правил ЕС в пространстве восточного соседства, и что самое главное, нормативность Восточного партнерства имела эксклюзивный характер: возможностей сближения с ЕС вне нормативной повестки дня данный формат не допускал. Партнеры, на словах, могли выбирать желаемый уровень сотрудничества с евроинтеграционным объединением, но все равно были обязаны принять соответствующие этому 93 уровню нормативные обязательства "2. Вариант абстрагирования от нормативной плоскости и развития сотрудничества на сугубо прагматической основе в отношениях с восточными соседями отбрасывался.
Причем это касалось не только участников Восточного партнерства, но и России; выдвинутая европейской стороной в 2010 году инициатива «Партнерство для модернизации» представляла собой попытку применить к отношениям с РФ адаптированную версию нормативной модели ЕПС. Более того, взяв за основу «украинский пакет» в качестве единого шаблона для всех шести стран Восточного партнерства, Евросоюз тем самым увязал вопросы нормативного влияния и экономической интеграции, не предоставив возможностей странам, стремящихся к сотрудничеству с ЕС, но участвующих в иных интеграционных проектах, выработать более гибкие форматы взаимодействия.
Нормативное воздействие в рамках восточной политики Европейского союза опиралось на три взаимосвязанные дискурсивные «точки опоры», обеспечивающие его легитимность, — европейскую идентичность, нормативно- ценностную ориентацию и трансформационную направленность. Евросоюз намеренно позиционировал себя как монопольного «обладателя» европейской идентичности, который вправе признавать или не признавать европейскую идентичность третьих стран в соответствии с собственными критериями «европейскости». Также в документах ЕПС и Восточного партнерства декларировалось, что политика ЕС в восточном соседстве направлена в первую очередь на утверждение в этом пространстве принципов и ценностей, ассоциируемых с европейской идентичностью и социально-экономической моделью, а основной целью этой политики является стабилизация сопредельных государств путем стимулирования их европеизации трансформации общественно-политического устройства в сторону '"-Гогаьегя, т.
Ап Егпрпе %11!юпг ап Ешрегог? ТЬе Е13 апг! 1и Еашегп Ь!с1яЬЬопг1юог1! т. РогаЬегп, Н. НапЫга1а д Ро!кт Осяяп ш 1!ге Ешореап 13п1оп. Ап Ешр!гс ог" $1юр1геерега ш 1Ьс МаЫпя? / В.. НеЫа1а. 1. Аго (ег!я).— Ваа!паяо1ге: Ра!ягаге Масш111ап„2018. — Р. 2б1. 94 приближения к европейским ценностям'6'. Эта триада «европейская идентичность — европейские ценности — европеизация» составила аргументационную основу, с помощью которой проекция норм и стандартов ЕС представлялась объективной необходимостью и интересом самих стран восточного соседства, а Евросоюз представал в качестве нормативно мотивированного игрока, исходящего в своем поведении из ценностных соображений, а не из соображений геополитической экспансии или практической утилитарности"'. Тем самым обосновывалась претензия на априорное моральное превосходство Евросоюза как «силы, действующей во благо»"-' по сравнению с другими, более эгоистичными и менее ценностно мотивированными акторами в международной системе.
Более того, при таком подходе Евросоюз получал право выступать в своем восточном соседстве в качестве морального авторитета и незаангажированного арбитра в отношении как внутриполитических процессов в соседних странах, так и их взаимодействий друг с другом. При этом функции, связанные непосредственно с генерированием норм, мониторингом их имплементации в третьих странах и санкциями за их нарушение, нередко передавались отдельным международным структурам, либо специальным органам ЕС, либо неправительственным организациям.
Так, массив базовых политических норм, фактически, был отдан на откуп Совету Европы, соблюдение стандартов избирательного процесса осуществляло Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ, в экономической и финансовой сферах зачастую шла отсылка к требованиям МВФ или ВТО, выполнение которых часто фигурировало в качестве прелиминарного условия для сотрудничества с третьими странами, в сфере прав человека ЕС нередко "эБабынина, Л.О. ЕС и Россия: конкуренция эа постсоветское пространство? / Л.О.
Бабынина д РСМД. — 2013. — 29 мая. !Электронный ресурс! / Электрон. дан. — Режим доступа: 1эйр://щяк!апсоппс!1.п1/апа1уйса-апг1- согпгпепгк/апа!у!!са/еа-1-гока!уа-)гоп)гшепгв!уа-га-рок!коте!а!гое-ргояПапвП о/ — Загл. с экрана (дата обращения; 12.05.2018) '"'НапЫга1а, Н. Т!эе Епгореап Нпюп як а Кея!опа! Хогпы!!те Неяещоп: Т1ге Саяе оГЕпгореап Хе!81гЬопг!эсоп Ро!ку / Н. НапЫга1а // Ецгоре-Аяа Я!певек — Ь/ояепгьег 2008. — Чо1.
60„!9о. 9. — Р. 1602 — 1603. иит!эе ЕН аа а гподеаГ тогсе Гог 8оой'. Гйе Ещорсап Хе!8ЬЬоцгйоог) Ро1!су / Е. ВагЬе, Е. )о11апяаоп-!9о8пея // 1пгептайопа! Агаапв. — 2008. — у/о1. 84, Ыо, 1. — Р. 81 — 96. 95 опирался на оценки известных неправительственных организаций, таких, как Нитип ЯфМ И'а!с/7 и Атаку 1пП/гпа1/опа1. Отдельного упоминания в этом контексте заслуживает деятельность европейских парламентских структур,— Европарламента, Парламентской ассамблеи Совета Европы, Парламентской ассамблеи ОБСŠ— используемых для продвижения нужных нормативных установок от имени как бы представительского, незаангажированного органа.
Тем не менее, нормативная направленность выступала ключевым преимуществом Восточного партнерства и других форматов «мягкой интеграции» ЕС в конкуренции с евразийским интеграционным проектом!". В то время как ЕС акцентировал ценностную основу своих инициатив в восточном соседстве и задачи его политической трансформации, евразийские интеграционные механизмы строились главным образом на дискурсе о возможных практических выгодах интеграции для их участников и не содержали требований относительно их политико-институциональной трансформации.
Сторонники евразийского проекта могли критиковать ЕС за стремление включить страны Восточной Европы в свою сферу влияния"', но не могли противопоставить ему своей ценностной платформы, которая бы позволяла проецировать нормативную силу в том же объеме, что и Восточное партнерство.
Если исходить из рациональных соображений и соотношения практических выигрышей и затрат, евразийская интеграция предоставляла участвующим государствам более выгодные и менее обременительные условия участия, позволяя им сохранять значительную часть национального суверенитета и свободы действий во внутренней и внешней политике. Однако в '" Пахолкин, Д.А.
Преимущества и недостатки Восточного партнерства ЕС в интеграционной конкуренции на постсоветском пространстве / Д.А. Пахолкии д Актуальные проблемы развития Шанхайской организации сотрудничества; Материалы Второго Сочинского форума евразийской интеграции кПерспективы развития и укрепления Шанхайской организации сотрудничества»(!7-18 апреля 2018 г., г. Сочи).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
