Диссертация (793182), страница 69
Текст из файла (страница 69)
Иначе говоря, деятельная жизнь сохраняет свои общественнополитическиехарактеристики,посколькупубличнаясферакакобластьдействования продолжает, видимо, существовать, то есть государство и общество(конечно, в том виде как они тогда представлялись) по-прежнему являютсяполитическимиединицами1203.Средипрочего,уИсидорасохраняетсясловосочетание publica negotia1204, которое в текстах Григория Великого невстречается ни разу (как и patria в его земном измерении). Вместе с тем дляИсидора характерно восприятие всех этих дел как светских1205.DEO II.5.19: «In negotiis autem saecularibus dirimendis oportet eum causam merito discernere,non gratia.
Neque enim sic debet episcopus suscipere potentem, ut contristet contra iustitiam pauperem,neque pro paupere auferat iustitiam a potente».1201Drews W. Op. cit. P. 275–276.1202Ibid. P. 29–30, 257, 270.1203Например: Etym. V.26.6 et al.1204Etym. X.227.1205Например: Etym. X.227: «Publicanus est qui vectigalia publica exigit. Vel qui per publica negotiasaeculi lucra sectantur, unde et cognominati sunt»; DEO II.5.19: «In negotiis autem saecularibusdirimendis oportet eum causam merito discernere…».1200256Учитывая сказанное выше о civitas, можно предположить, что гражданскаяобщина заменяется церковной, которая, видимо, становится ячейкой построенияединого государства вестготов (аналогичную эволюцию от светской к церковнойобщине на рубеже Античности и Средневековья пережил римский муниципий).Поэтому общественная жизнь в ней сохраняет многие свои античныехарактеристики, а главное – государственное и социально-политическоеизмерение.Анализ представлений Исидора Севильского о vita activa и vita contemplativaв сравнительно-исторической перспективе позволяет уточнить место Толедскогокоролевства в истории перехода от Античности к Средневековью.
Если концепцияобразов жизни у Августина отражает столкновение христианских и традиционныхценностей при одновременном сосуществовании двух разных социальныхизмерений (античной гражданской и церковной общины), то соответствующиевзгляды Григория Великого свидетельствуют об упадке, по сути, всего античногоуклада жизни: vita activa уже не связана с традиционно понятой публично-правовойдеятельностью и возможна только в рамках христианской общины.Рассмотренное на этом фоне толкование Исидором указанных понятийдемонстрирует глубокий синтез античных и христианских представлений. У негоvita activa, наследуя представлениями классической античности, выступает какдеятельность выраженного публично-правового характера, но она могла бытьреализована только в сообществе христиан, которое, заменив собой гражданскуюобщину, сохранило ее общественно-политические характеристики. Сказанноесогласуется с полученными ранее выводами о состоянии civitas в Толедскомкоролевстве.Деятельная жизнь – это направленная на благо общества и королевствапубличная деятельность христианина, главным образом, епископа.
В оппозиции кней созерцательная жизнь соотносилась еще с ученым досугом, о чемсвидетельствует жизнь самого Исидора.257Вместе с тем vita activa и vita contemplativa являются, по сути, производнымиот светского / секулярного и сакрального1206, оппозиция которых, как былопоказано выше, была принципиальна для понимания статуса клира и,соответственно, епископа. И в той мере, в какой деятельность епископа предстаеткак vita activa, в такой же она подразумевает обращенность к сакральному исозерцанию. У Исидора епископ, как и у Григория Великого, ведет смешанныйобраз жизни и находится на пересечении линий сакрального и светского, или двухобразов жизни, – с той разницей, что указанные элементы в Толедском королевстветрактовались по-своему, о чем и было сказано.
Описанное положение епископанепосредственно связано с спецификой его власти, рассмотрению которой, вчастности, с помощью терминологического анализа, будет посвящен следующийподпараграф.2.3. Епископ и его паства: священство как основание пастырской властиПонимание образа епископа, как и других значимых фигур античного исредневекового общества, немыслимо вне контекста визуальной культуры,игравшей большую роль в трансляции представлений и идеологии, формированииидентичности и в целом конструирования социума1207. В этом процессе особоезначение имели инсигнии, указывавшие на место во властной иерархии1208.
Дляепископа таковыми являлись перстень и посох, которые в этом качестве впервыефиксируются на IV Толедском соборе под председательством ИсидораСевильского и в его «О церковных службах»1209. Судя по тексту 28-го канона, безВ этом отношении сделанные наблюдения о деятельной и созерцательной жизни у АврелияАвгустина и Григория Великого согласуются с выводами Р. О. Маркуса о светском и сакральномв их представлениях: в мире этого папы римского светское в том виде, как его понимал Августин,было вытеснено из общественного сознания, а люди стали ассоциировать себя с сообществом,организованном вокруг клира и епископа, см.: Markus R. A. The Sacred and the Secular… P.
84–96,esp. 94–96.1207Using Images in Late Antiquity… P. 3.1208Schramm P. E. Kaiser, Könige und Päpste: Gesammelte Aufsätze zur Geschichte des MittelaltersBd. 1. Stuttgart: Anton Hiersemann, 1968. S. 22–23.1209IV Tol. Can. 28; DEO II.5.12: «Huic autem, dum consecratur, datur baculus ut eius indicio subditamplebem uel regat uel corrilgat uel infirmitates infirmorum sustineat. Datur et anulus propter signum1206258этих отличительных знаков епископское служение было недействительно1210,самуюсутькоторогоонивоплощали.Посох,особенновпоследствии,символизировал пастырскую, душепопечительную и юридическую властьепископа, а кольцо – первосвященническое достоинство (signum pontificalishonoris)1211.
Поэтому определить сущность епископства в рассматриваемый периодможно через анализ семантики двух символов, неразрывно связанных с еговластью, а также соответствующей риторики и терминологии1212, – пастырской исвященнической, – что ясно показывает сама структура упомянутого канона. Впервой его части ключевое место занимают представления о pastor, во второй – оsacerdos и pontifex.Метафорапастырябесспорнопризнаетсяосновополагающейдлястановления и развития представлений о священническом и епископскомpontificalis honoris». См.
также: Raddatz A. Insignien, kirchliche // Theologische Realenzyklopädie.Bd. 16 / Hrsg. G. Müller. Berlin: Verlag Walter de Gruyter, 1993. S. 199–200;1210IV Tol. Can. 28: «Episcopus, presbyter aut diaconus si a gradu suo iniuste deiectus, in secundasynodo innocens repedatur, non potest esse quod fuerat nisi gradus amissos recipiat; ut si episcopusfuit, recipiat coram altario de manu episcoporum orarium, anulum et baculum… sic et reliqui gradusea in reparationem sui recipiant quae cum ordinarentur perceperant».1211DEO II.5.12; Braun J. Bischofsring // Reallexikon zur Deutschen Kunstgeschichte. Bd. II / Hrsg.
O.Schmitt. Stuttgart: J. B. Metzler Verlag, 1941. Sp. 784–787; Ibid. Bischofsstab (und Abtsstab) // Idem.Sp. 792–808; Dąbrowska E. Le Tau – Un Attribut ou un Insigne Liturgique? // Acta ArchaeologicaAcademiae Scientiarum Hungaricae. 2007. №58. P. 341; Maisel W. Rechtsarchäologie Europas. Wien,1992. S. 230–232.1212Наименования и обозначения епископа очевидным образом отражают представлениясовременников об этой фигуре, см.: Di Berardino A. Op. cit. P.
36; Jerg E. Op. cit. S. 45. Подробныйтерминологический анализ слов, обозначающих епископа, еще в 1970-е годы провел испанскийисследователь Евстахио Санчес Салор в своей монографии филологического характера«Церковная и монашеская иерархия в вестготскую эпоху», см.: Sánchez Salor E. Op. cit. P.
15–111.Но она не решает проблему представлений о епископе (тем более у Исидора Севильского): вопервых, просто потому, что автор не ставил такой цели; во-вторых, исследователь, опираясь назначительный массив источников, главным образом, на светское и церковное законодательство,мало касается ключевых сочинений прелата Севильи, если не считать разбор терминов всочинении «О сиятельных мужах» (De viris illustribus) (см.: P.
26–27). Кроме того, стоит отметитьмасштабную работу Эрнста Йерга: в третьем разделе автор рассматривает обращения кепископам в различных документах варварских королей, в том числе вестготов (письмах кепископам и посланиях к отцам церковных соборов, а также вестготских кодификациях права),см.: Jerg E. Op. cit. S. 207. Сам обзор предельно краткий, причем рассматриваются именно формыобращения (S. 209–217).
В целом работа построена на основе внецерковных источников, наоснове текстов, исходивших из гражданских канцелярий, чтобы понять, в какой мере оценкагосударством церковной иерархии отражалась в терминологии (S. 74–79, 252).259служении1213. Этот образ использовался еще в древности на Ближнем Востоке какэпитет правителей и богов1214, а также в Древней Греции периода архаики. Однакос развитием полисной системы метафора пастыря, за редкими исключениями,отошла на периферию политической философии и соответствующего лексикона,поскольку социальные отношения в полисе как сообщества равноправных исвободныхгражданнесоответствовалиидеепартнерства,описываемойоппозицией «пастух – стадо»1215.Из древних культур Ближнего Востока (Месопотамия, Египет и др.) метафорапастыря естественным образом проникла, – пусть и с иной расстановкой акцентов,– в ветхозаветные тексты.
Новый Завет продолжает и развивает эту метафорику1216;большинство исследований по этой теме связаны с экзегезой различных местБиблии1217, тогда как ее дальнейшее развитие в большинстве случаеврассматривается лишь по касательной.Перед тем, как вернуться к анализу текстов Исидора Севильского, отмечу дваважных момента, касающихся использования образа пастыря в библейскихтекстах. Во-первых, важна лексическая связь понятий епископ и пастырь, что вдальнейшемнашлоотражениевописаниидеятельностипредстоятеляхристианской общины: в Септуагинте слово episkopos часто встречается там, гдеиспользуется пастырская образность, и в ряде контекстов выступает какобозначение пастыря, наименование его основополагающей функции1218. Вовторых, уже в новозаветных текстах прослеживается восприятие лидеровраннехристианских общин как пастырей, связанных в пастырском служении сИисусом Христом, Пастыреначальником, который лишь делегировал им эти1213Suchan M.