Политическая философия российского консерватизма XIX - первой половины XX века гендерные аспекты (792417), страница 7
Текст из файла (страница 7)
1 Жуков В.Н. Философия права П.И. Новгородцева. М., 2004. С. 73; Соловьев К.А. Павел Иванович Новгородцев // Новгородцев П.И. Избранные труды. М., 2010. С. 31.
2 Карцов А.С. Правовая идеология русского консерватизма (II половина XIX – начало XX века)… С. 18–19.
3 Ачкасов В.А. Запад как значимый другой России // Консерватизм и либерализм: история и современные концепции: материалы Междунар. науч. конф. 15 февр. 2002 г. СПб., 2002. С. 135. 4 Филиппова Т.А. Либерально-консервативный синтез (попытка хронополитического анализа) // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы: материалы Междунар. конф. М., 1999. С. 204.
5 Попов Э.А. Русский консерватизм: идеология… С. 14.
российские консерваторы собственную научную школу, выработали ли общую методологию, способы анализа и решения проблем, достигли ли они высокой степени концептуального единства, до сих пор дискутируются в научной среде. Канадский исследователь Т. Хондерик отмечает, что консерваторы указывают на собственное неприятие теоретизирования об обществе1. А.С. Карцов, на мой взгляд, справедливо утверждает, что российские консерваторы имели двойственное отношение к социальной теории как таковой2. Он считает, что российские консерваторы XIX – первой половины XX в., критикуя практически все существовавшие тогда доктрины, использовали иррациональные неформализованные категории в своих построениях, но в то же время признавали пользу сознательного и делали обобщения3. Н.Я. Данилевский писал по этому поводу следующее: «Всякая же другая достоверность, философская, метафизическая и даже положительно научная, недостижима: для немногих избранных, умственно развитых потому, что им известно, что наука и мышление незавершимы, что они не сказали и никогда не скажут своего последнего слова, что, следовательно, к результатам их всегда примешаны сомнение, возможность и необходимость пересмотра, переисследования, и притом в совершенно неопределенной пропорции; для массы же – по той еще более простой причине, что для нее она недоступна» 4.
Отечественные консерваторы отказывали научному знанию в цельности,
полагая, что оно неизбежно должно переплетаться с религиозным учением: «Идея разума, вооруженного верой, или веры как врождённого начала разума» 5. З.В. Смирнова отмечает фидеистический характер славянофильской гносеологии, выраженный в концепции «цельного знания», противоречащего западному
1 Хондерик Т. Консерваторы и «теория» // Неприкосновенный запас. 2004. № 5 (37). С. 5.
2 Карцов А.С. Русский консерватизм как интеллектуальная традиция // Консерватизм и либерализм: история и современные концепции: материалы Междунар. науч. конф. 15 февр. 2002 г. СПб., 2002. С. 41.
3 Там же. С. 43.
4 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к германо-романскому. М., 2010. С. 528.
5 Митрошенков А.О., Митрошенков О.А. Философия славянофилов в современной российской историографии. М., 2005. С. 52.
рационализму1. В.И. Шамшурин называет обращение российских консерваторов не только к формальной логике, но и к сердцу, к вере в процессе познания традицией кардиогнозиса, сердцеведения, идущей от отцов Восточного христианства. Игнорирование данного принципа, по мнению исследователя, в работах западных учёных приводит их к выводу о «парадоксальности»,
«загадочности» русской мысли2. «Укоренённость в православии, близость нашему
сердцу», – так писал о философии И.А. Ильина исследователь его творчества Ю.Т. Лисица3. А.С. Карцов указывает на интуитивизм, подчеркивающий роль чувств, эмоций, актов воли в процессе эмпирического и теоретического познания. Поэтому, полагает исследователь, социальная и политическая реальность, создаваемая консерваторами в своих текстах, отличалась спиритуализмом, традиционализмом, органицизмом, иерархизмом, телеологизмом, холизмом4.
К.П. Победоносцев отмечал ограниченность современного социально- гуманитарного знания в силу его кабинетного происхождения. В работе, посвящённой достижениям французского учёного Ле Пле, он настаивал: «Вся задача сводится не к кабинетному ученому рассуждению об устройстве быта народов, как это делал Руссо, но к странствованию по всему свету с целью собрать как можно более фактов, тщательная разработка которых должна открыть тайну устройства человеческих обществ и основные законы, – нарушение коих влечет за собою падение и разложение этих обществ» 5. Таким образом, консерваторы стремились создать национальный канон гуманитарного знания, построенный на синтезе православных принципов, западной философии, соединявшего знание и веру, разум и чувства, и методологически представляя собой совершенно иную мыслительную традицию6.
1 Смирнова З.В. К спорам о славянофильстве (некоторые методологические аспекты исследования раннего славянофильства) // Вопросы философии. 1987. № 11. С. 121–136.
2 Шамшурин В.И. Про освящение и просвещение // Социс. 1994. № 1. С. 145.
3 Лисица Ю.Т. «Жить стоит только тем, за что стоит бороться и умереть» // Ильин И.А. Родина и мы. Смоленск, 1995. С. 15.
4 Карцов А.С. Русский консерватизм как интеллектуальная традиция... С. 41–56.
5 Победоносцев К.П. Избранное. М., 2010. С. 109.
6 Попов Э.А. Русский консерватизм: идеология… С. 24.
При этом исследователи отмечают опору российских консерваторов на солидную интеллектуальную традицию западной науки1, что позволило квалифицировать их как «русских европейцев» 2. Будучи представителями высшего класса, российские консерваторы получали классическое образование, владели несколькими иностранными языками, некоторое время жили в Европе, в своих работах ссылались на классиков западной мысли (Гоббса, Руссо, Вольтера, Шатобриана и др.), были в курсе всех интеллектуальных новинок Европы.
С.С. Уваров был общепризнанным специалистом в области древнегреческой литературы, С.П. Шевырев известен своими исследованиями творчества Данте, И.А. Ильин – философии Гегеля и т. д. Многие российские консерваторы имели опыт личного знакомства с представителями западного социально-гуманитарного знания: Н.М. Карамзин встречался с И. Кантом, С.С. Уваров переписывался с Гёте, И.В. Киреевский был лично знаком с Г. Гегелем, И.А. Ильин прослушал лекции Э. Гуссерля и т. д.
На мой взгляд, важно отметить связь консервативной общественно- политической мысли с литературой, которая, по мнению А.А. Ширинянца и И.Ю. Демина, характерна для всей российской общественно-политической мысли. Исследователи полагают, что русские мыслители в своем творчестве предпочитали «ненаучные» и художественные приемы (метафора, ирония и т. п.), использовали дедуктивные, логико-философские и морально-аксиологические подходы к объяснению и оценке окружающей действительности (того, что есть) и идеалов (того, что должно быть). Исходя из этого, считают А.А. Ширинянц и И.Ю. Демин, трудно разделить корпус исследуемых текстов на сугубо «научные»,
«политологические» и «художественные», так как форма и содержание большинства источников характерны скорее для художественных и публицистических произведений, чем для научных трактатов3.
1 Ширинянц А.А., Рясенцев К.В. Указ. соч. С. 64.
2 Кантор В.К. Русский европеец как явление культуры. М., 2001. С. 3–5.
3 Ширинянц А.А., Демин И.Ю. Предисловие // Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века: хрестоматия. М., 2011. С. 9.
Аналогичную позицию занимает и другой исследователь российской политической мысли – Е.Н. Мощелков: «В тот период понятие “литература”, литературное произведение было значительно шире, чем современное. Под ним понимались не только художественные произведения (проза, поэзия и т. д.), но и книги, посвящённые гуманитарной (в т. ч. и политической) проблематике» 1.
Все консерваторы высоко оценивали роль слова. В частности,
К.П. Победоносцев писал: «Слово – драгоценное создание духа, драгоценное орудие дел человеческих. Оно призвано служить делу, но и само оно, в некотором смысле, есть дело» 2. Литературное творчество консерваторов было так обширно, что некоторые исследователи рассматривали их социально-политические взгляды сквозь призму созданных ими художественных произведений3. Значительная часть русских авторов этого направления использовала в качестве фактической аргументации создаваемые литераторами образы носителей власти – государей, чиновников различного ранга, а также народные образы русских баб и мужиков. В этом И.Л. Солоневич видел слабость русского консерватизма, поскольку, с его точки зрения, ссылка мыслителей на создаваемые писателями образы предопределила незнание ими русского народа, привела к отрыву от адекватного отражения действительности: «Методологическая ошибка построения русской души заключается по преимуществу в том, что эта душа изучалась не по фактам русской жизни, а по образцам русской литературы... Литература казалась самым глубоким и самым ярким отражением русской души. Князья Мышкины, Раскольниковы, Карамазовы Достоевского, «лишние люди» Чехова, босяки Горького явились типичным олицетворением русской души. Такое скромное соображение, что на Обломовых, идиотах, «лишних людях» и босяках империю построить нельзя, никому в голову не приходило. Остались без всякого литературного отражения именно те люди, которые эту империю все-таки построили… Литература всегда является кривым зеркалом жизни… Русская литература, как и всякая другая
1 Мощелков Е.Н. История философии права в университетском образовании России (XIX – начало XX в.). М., 2011. С. 57–58.
2 Победоносцев К.П. Избранное. С. 298.
3 Литературные взгляды и творчество славянофилов (1830–1850-е годы). М., Наука, 1978.
литература в мире, отражает, прежде всего, индивидуальности ее творцов, во- вторых, тот класс или ту социальную среду, из которой творцы вышли, и только в конце, в самом последнем конце, дух нации, взятый в целом» 1.
Консерваторы обращались также и к публицистике, использовали журналы как средство популяризации своих идей. Л.А. Тихомиров по этому поводу писал в
«Монархической государственности»: «Вообще наши ученые-государственники, когда переходят на почву объяснения самодержавия, то в лучшем случае повторяют суждения публицистики. Если идея монархической власти несколько и уяснялась у нас, то не в науке, не в кабинете или аудитории профессора и академика, а на страницах газет и журналов, в словесном бою представителей партий и направлений. Русская политическая мысль, насколько она сделала успехов в национальном духе, всем обязана не государственной науке, которая прививала европейские идеи и понятия, а публицистике» 2. Таким образом, в различных формах – теоретической, литературной, публицистической и др. – консерваторы стремились разрешить острые проблемы современной им России, не отделяя свою личную судьбу от судеб своего отечества.
Для более глубокого понимания гендерных аспектов политической философии российских консерваторов необходимо обратиться к историческим условиям их жизни, некоторым фактам их биографий. Гендерная система дореволюционной России отличалась юридически закреплённой асимметрией прав и обязанностей мужчин и женщин. В то же время, как свидетельствуют исследователи, с XVIII в. «женщины начинают играть всё большую и большую роль» 3: они вовлекаются в литературное творчество, женские салоны становятся местом встреч российских интеллектуалов. Практически все российские консерваторы отмечали патриархальный характер семейных отношений, главенство отца и одновременно указывали на большую роль матери в семейных делах. В работах биографов С.С. Уварова, К.Н. Леонтьева, А.С. Хомякова,
1 Солоневич И.Л. Белая империя: Статьи 1936–1940. М., 1997. С. 33–34.
2 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 2010. С. 331.
3 Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII – начала XIX века // Из истории русской культуры: в 5 т. М., 2000. Т. IV. С. 206.
И.В. Киреевского, М.О. Меньшикова и др. подчёркивается влияние матерей на становление личностей мыслителей1.
Для понимания гендерной картины мира российских консерваторов важно выявить их отношения не только с матерями, но и с «близкими по душе» 2 женщинами. В частности, Н.М. Карамзин, по мнению Ю.М. Лотмана, стремился дружить с женщинами, формируя новый тип отношений между полами3. В.Н. Топоров пишет, что Карамзин демонстрировал «открытое, сознательное и даже гипертрофированно подчёркнутое поклонение Аглае, Настасье Ивановне Плещеевой, принявшее столь необычное для того времени и того круга формы и так смущавшее многих» 4. Адмирала А.С. Шишкова также связывали с супругой тёплые дружеские отношения. Он писал жене из Европы, обращаясь к ней «мой друг» или «моя душа», интересовался семейными событиями, отчитывался о проведенных за границей днях5.
Корреспондентками К.П. Победоносцева на протяжении ряда лет являлись сестры Тютчевы – Анна и Екатерина (дочери поэта Ф.И. Тютчева). Когда Анна вышла замуж за известного славянофила, однокашника Победоносцева С. Аксакова, Екатерина стала «единственным человеком, которому жена и Победоносцев поверяли свои сокровеннейшие чувства» 6. Ю.В. Готье считает, что обер-прокурор поддерживал оживленную переписку с дочерьми поэта, поскольку
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
