История русского литературного языка (Виноградов В. В.) (774552), страница 13
Текст из файла (страница 13)
В ХУН в. на основе диалектов купечества, мелкого служилого дворянства, посадских людей и крестьянства создаются новые типы литературного язьпса, новые роды письменности. Ремесленники, торговцы, низший слой служилых людей — посадские люди до ХУН в., в сущности, не имели своей литературы. В половине ХУ11 в. средние и низшие слои общества (низшее духовенство, городское купечество, служилые люди, грамотное крестьянство) пытаются установить свои формы литературного языка, далекие от книжной. религиозно-учительской и научной литературы, свою стилистикуз, на основе которой реалистически перерабатывают сюжеты старой литературы (ср., например, повести «Слово о благочестивом царе Михаиле» или «Сказание о древе златом и о златом попугае и о царе Михаиле, да о царе Левкасоре»).
Эти новые стили литературного языка широко пользуются изобразительными средствами и лексикой устной русской словесности, в частности сказки. Например, в повести «Слово о благочестивом царе Михаиле» (Лен. б-ка, 1»г 943, ХУН в., из собрания Ундольского) можно подметить местами ритмичность речи н стремление к созвучиям — рифмам. В конюшне стояше — повинных к нему мгташв, много дивися царскому на коне сидению — и чудного коня течению и др. под. В «Сказании о древе златом...», кроме созвучий, постоянны повторения слов и формул. Славянизмов книжной речи в этих стилях относительно немного, да н те почти исключительно ходячие, шаблонные.
Например, в указанной выше повести «Слово о благочестивом царе Михаиле»: ащг, зело, вельми, формы аориста от глаголов ити и производных от него с приставками, рощи и некоторые другие, причем окончания единственного и множественного числа путаются: и пихто на него нг см»ьяша сесть, царь на нгм нв нгдиша; и вельможи л«ного дивися царскому на коне сиденью, и т.
п. Характерен синтаксис, почти вовсе свободный от подчинения предложении; Игвогдник жг поклпнивол царю и поидг к жглтьгной конюшне, гдв конь стоит, и ударивь кулакомь по газ«комть замки вгть с пробоев долой спадоша и др. под. Синтаксическая перспектива подчинения и включения предложений отсутствует. Например, в рукописи из собрания Ундольского г»г «943: «И походил по двору и виде, кранко стерегут, и рече» и т.
и. В лексике разговорные выражения причудливо сочетаются с книжными: «Василей тяль мечемь и отсьчг об»ь руць»; «Царь Василей не могь ничем отнлтца и сотворил ухищрение»; «начал вельми гврдитовать, аки лезь ревущее и т. п. Из среды низших н средних классов русского грамотного общества ХУН в. идут первые записи произведений устной народной словесности н ' М. й. Спера~»гяий. Эволюция русской ло»естн в ХЧН в. «Труды Отдела древнерусской литературы», 1.
Д., »934. отр. «Зо. 38 В. В. ВИНОГРАДОВ близкие им подрал«ания, пересказы (например, «Повесть о бражнике», «Повесть о царе Аггее...», «Сказка о некоем молодце, коне и сабле», «Сказание о молодце и девице», «Горе-злосчастие» и нек. др., которых роднят свободное отношение к книжной традиции, стиль, близкий к народной словесности и живой речи, реализм).
Борьба с традициями старого книжного языка ярче всего обнару»1п«вается в пародии, которая была широко распространена в русской рукописной литературе конца ХУ11 в. Пароднровалнсь литературные жанры, различные типы церковнославянского и делового языка. Таким путем происходило семантическое обновление старых языковых форм и намечались пути демократической реформы литературной речи. В этом отношении характерен, например, язык пародий-лечебников конца Х»гП вЂ” начала ХУП1 в., отрав«агощих манеру народных сказок-небылиц.
Появляются пародии и на разные жанры и стили высокой церковнокни>кной письменности. Таков, например, «Праздник кабацких ярыжек». В языке этой пародии-сатиры второй половины ХУ11 в., с одной стороны, находит отражение книжная славянская терминология и фразеология церковных служб и песнопений (стнхир, прокимнов, паремий, тропарей, псалмов и канонов и т. п.), подвергающаяся пародическому «выворачиванию наизнанку». В связи с этим широко представлены и морфологические славянизмы (формы аориста — погибе, лишихся н т.
п.; церковнославянские' формы звательного падежа: кабане непотребне, истощителю и т. д.; падежные формы со смягченном заднеяаычных: в человег>е, в вели«(еи и др. Нод.). Но гораздо ярче и шире в языке этой «службы кабаку» обнаруживается живая народная речь, не чуждая севернорусскнх диалектизмов (например: на корчме испити лохом; уляпался; с радением бажите, т. е.
желаете, требуете; стряпаете около его, что черт у слуды; в мошне ни пула и т. п.). Много народных поговорок, нередко рифмованных, например: был со всем, а стал ни с чем; когда сором, ты закройся перстом; было да сплыло; люди в рот, а ты глот; «крапива кто ее ни возьмет, тот руки ожжет» и т. д. К «Празднику кабацких ярыжек» по своей пародийной направленности примыкает «Повесть о попе Савве>, которая заканчивается «смешным нкосом безумного попа», пародирующим стиль церковного акафиста: «Радуйся, шелной Сава, дурной поп Саво..., радуйся, что у тебя бараденка вырасла, а ума не вынесла»; «радуйся породны русак, по делам воистину так» и т. д. Пародируются старые формы не только литературного славяно-русского, но и делового языка (ср., например, язык «Калязинской челобитной»). И тут подспорьем служит язык народной поэзии, например стиль небылиц, прибауток, пословиц и т.
п. В литературу пробивают себе дорогу преследуемые церковью формы устного скоморошьего творчества. Жанры старой литературы преобразуются, наполняясь реалистическим бытовым содержанием и облекаясь в стилистические формы живой народной речи. Так, «Азбука о голом и небогатом человеке», написанная пословичной рифмованной прозой, чрезвычайно интересна для характеристики литературных стилей посадских и младших служилых людей с их диалектизмами, с их разукрашенным, но образным просторечием, с их редкими славянизмами и частыми вульгариэмами. 11апример: ерыщетуа у меня по брюху; ерзнул бы за волком с собаками да.не на чем и т. п. ОСПОВНЫВ ЭТАПЫ ИСТОРИИ РУССКОГО ЯЗЫКА Таким образом, во второй половине ХЧ11 в., когда роль города становится особенно заметной, в традиционную книжную культуру речи врывается сильная и широкая струя живой устной речи и народно-поэтического творчества, двигающаяся из глубины социальных «низов».
Обнаруживается резкое смешение и столкновение стилей и диалектов в кругу литературного выражения. Начинает коренным образом изменяться взгляд на литературный язык. Демократические слои общества несуг в литературу свой живой язык с его диалектизмами, свою лексику, фразеологию, свои пословицы и поговорки. Так, старинные сборники устных пословиц (нзданные П. К. Симони« и обследованные В. П. Адриановой- Перетц ««) составляются в среде посадских, мелких служилых людей, городских ремесленников, в среде мелкой буржуазии, близкой к крестьянским массам.
Ср., например, такие пословицы: кабалка лежит, а детинка бежит; голодный и патриарх хлеба украдет; казак донской, что карась озер»сей — икрян да сален (характернстика донской «вольницы»); поп пьяный книги продал, да карты купил; красная нужда — дворянская служба (насмеппса над привилегированным положением высших сословий); не надейся попадья па попа, имей своего казака и т. п, Лишь незначительная часть пословиц, включенных в сборники ХЧП— начала ХЧП1 в., носит в своем языке следы церковно-книжного происхождения. Например, «Адам сотворен и ад обнажен»; «ясена злонравна му»ку погибель» н др.
«Огромное же большинство пословиц, даже н выражающих общие моральные наблюдения, пользуются целиком живой разговорной речью, которая стирает всякие следы книжных источников, если таковые даже в прошлом и были» (В. П. Адрианова-Перетц) «**. Язык посадской интеллигенции — приказных служащих, плебейской, демократической части духовенства — предъявляет свои права па литературность.