Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 3 том (1184483), страница 84
Текст из файла (страница 84)
Итак, следует вновь соединить элементы, в которых живет одна сложнаяреальность. Имеется в виду синтез, который должен отталкиваться от элементов абсолютных (absolutus),независимых от других, продвигаясь к элементам относительным и зависимым, открывая дорогу цепиаргументов, освещающих сложные связи. Имеется в виду восстановление порядка построением цепочкирассуждений от простого к сложному, не без связи с действительностью.
Если бы даже этого порядка несуществовало, его следовало бы принять в форме гипотезы, наиболее подходящей для интерпретации ивыражения реальности. Без очевидности не было бы интуиции, а переход от простого к сложномунеобходим для акта дедукции. В чем важность синтеза? «Может показаться, что при этой двойной работене появляется ничего существенно нового, если в конце концов мы получаем тот же предмет, с которогоначинали. Но в действительности это уже не тот же самый предмет. Реконструированный комплекс сталпрозрачным под лучом прожектора мысли. Первое — это грубый факт, второе — знание, как он сделан;между ними двумя — посредник-разум» (Де Руджеро).4. И, наконец, чтобы избежать спешки, матери всех ошибок, следует контролировать отдельные этапыработы.
Поэтому в заключение Декарт говорит: «Последнее правило — делать всюду перечни настолькополные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено». Итак,перечень и обзор: первый контролирует полноту анализа, второй — корректность синтеза. Об этойнеобходимой предосторожности от какой-либо поверхностности мы читаем в «Правилах»: «Следуетпостоянным непрерывным движением мысли просматривать все, имеющее отношение к нашей цели,охватывая его достаточно упорядоченным перечнем».Правила просты, они подчеркивают необходимость полного осознания этапов, на которыераспадается любое строгое исследование.Сомнение как метод 307Они являются моделью знания именно потому, что ясность и отчетливость защищают от возможныхошибок или поспешных обобщений. С этой целью — как при решении сложных проблем, так и привыяснении непонятных явлений — следует выделить простые элементы, далее неделимые, чтобы затемполностью высветить их лучом разума.
Итак, чтобы продвигаться вперед, не делая ошибок, следуетповторять в любом исследовании процесс упрощения и строгого сцепления частей — операции,типичные для геометрии. Что же дает такая модель? Прежде всего и в общей форме — отказ от всехприблизительных или несовершенных, фантастических или только похожих на правду понятий, которыеускользают от этой необходимой упрощающей операции. Простота, по Декарту, не есть всеобщее изтрадиционной философии, так же как интуиция не есть абстракция. Всеобщее и абстракция — дваосновных момента аристотелевско-схоластической философии — вытесняются простыми элементами иинтуицией.
«Руководствоваться математикой, — замечает Дель Ноче, — значило для Декарта заменятьсложное простым. Познать нечто — значит рассечь его на простые элементы, сделав объектом прямойинтуиции, потом вновь соединить... при помощи связей... выявляемых непосредственно интуитивно(метафизическая медитация подчинена математизму постольку, поскольку она подчинена методудекомпозиции)».Сомнение как методУстановив правила метода, следует подтвердить их или, точнее, выявить универсальность иплодотворность. Верно, что математика всегда придерживается этих правил. Но кто уполномочил нас ихраспространять, сделав из них модель универсального знания? Каковы их основы? Есть линематематическая истина, отражающая признаки очевидности и отчетливости, и которая, будучи внесомнения, могла бы подтвердить эти правила и быть принята в качестве источника всех другихвозможных истин? В поисках ответов на вопросы Декарт применяет свои правила к традиционномузнанию с целью проверить, содержит ли оно истины настолько ясные и очевидные, чтобы избавиться отлюбого сомнения.
Если ответ будет отрицательным — в том смысле, что с помощью этих правил неудастся достичь надежной истины, обладающей признаками ясности и отчетливости, — тогда придетсяпризнать это знание бесплодным.308 Рене ДекартЕсли же, наоборот, применение данных правил приведет нас к несомненной истине, то ее следуетпризнать основой знания. При этом необходимо соблюдать условие: нельзя принимать в качествеистинного какое-либо утверждение с примесью сомнения, где возможна нерешимость. Очевидно, пишетДекарт в «Метафизических размышлениях», «нет необходимости доказывать ложность всего, поспешновне правил сформулированного, — конца этому никогда не будет».
Достаточно изучить основы, накоторых зиждется традиционное знание. Если рухнут основы, то следствия не будут иметь силы.Прежде всего отметим, что добрая часть традиционного знания имеет в качестве основы чувственныйопыт. Но как можно считать надежным и бесспорным знание, исходящее из чувств, если верно, чтопоследние обманчивы? «Поскольку чувства, — утверждает Декарт в «Рассуждении о методе», — иногданас обманывают, я рискнул предположить, что ничто не является таким, каким оно представляетсянашим чувствам». Кроме того, если большая часть традиционного знания основывается на чувствах, торазве та его часть, что основывается на разуме и его способности к рассуждению, маловажна? Этотпринцип представляется неясным и ненадежным. «Есть нечто ошибочное в подобных паралогизмах...
и яотбросил как ложные все доказательства, которые сначала принял за убедительные». Наконец, естьД. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - СПетербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru159математическое знание, которое кажется несомненным, ибо имеет силу как во время бодрствования, таки во сне. То, что 2 + 2 = 4, верно при любых обстоятельствах и состояниях.
Однако кто мне запретитдумать, что существует «злой дух, хитрый и лживый», который, насмехаясь надо мной, заставляет меняпризнать очевидными вещи, таковыми не являющиеся? И здесь сомнение гипертрофируется,распространяясь и на те области, которые предположительно находились вне всяких подозрений. А есливсе математическое знание — грандиозная мистификация, основанная на экивоке, игре слов?» Ведь ямогу предположить, что не праведный Бог владеет суверенным источником истины, а некий злой гений,столь же хитрый и лживый, сколь и сильный, чтобы обмануть меня, изобрел всю эту индустрию лжи».Нет опоры, дом рушится, ибо подорван фундамент. Ничто не устоит перед разъедающей силойсомнения.
«Возможно, что все, что я вижу, — читаем в «Метафизических размышлениях», — ложно; яясно осознаю, что из того, что мне представляет моя память, наполненная ложью, нет ничегоосмысленного; думаю, тело, фигура,Cogito ergo sum 309протяженность, движение и место — всего лишь воображение моего духа. Что же тогда можетсчитаться истинным? Возможно, ничто, если в мире нет ничего определенного?» Сомнение методично,ведь это обязательный, хотя и временный, этап на пути к истине. «Я не подражаю скептикам, — уточняетДекарт, — сомневающимся ради того, чтобы сомневаться, тем, кто упивается своей нерешительностью;наоборот, все мое существо стремится к тому, чтобы ощутить уверенность, и я готов перелопатить землюи песок, чтобы докопаться, где кремень, а где глина».
Отрицание здесь сменяется утверждением,сомнение — уверенностью. В стоячее болото традиционного сознания Декарт бросает ферментсомнения. Продуцировать новое знание либо ограничиться повторением пустых формул илипережевыванием уже отработанного другими, — такова дилемма.
Как избежать укусов сомнения, еслине знать собственной природы, сознания, запросов логики? Невозможно с пользой применить сомнение,если не разглядеть слабый луч света, прорезающий мрак, чтобы выйти к истоку, где мысль свободна.Cogito ergo sumПодвергнув все сомнению, «сразу вслед за этим я констатировал.
— продолжает Декарт в«Рассуждении о методе», — что, хотя все предположительно ложно, необходимо, чтобы я, такдумающий, сам был чем-то. И, заметив, что истина «я мыслю, следовательно, я существую» столь крепкаи прочна, что все самые экстравагантные гипотезы скептиков не смогли бы ее поколебать, я решил, чтомогу принять ее, не мучаясь сомнениями, как основной принцип искомой философии».
Но этаопределенность — не может ли она быть подорвана злым духом? В «Метафизических размышлениях»Декарт пишет: «Есть некая сила, не знаю какая, но коварная и изощренная, использующая все, чтобыобмануть меня. Но если она меня обманывает, нет никакого сомнения, что я существую; пустьобманывает меня, сколько хочет, — она никогда не сможет превратить меня в ничто до тех пор, пока ябуду думать. Следовательно, обдумав и изучив все с большим тщанием, необходимо заключить, чтосуждение «я есть, я существую» абсолютно верно всякий раз, когда я произношу его, а мой духудостоверяет это».Что же тогда мы должны, исходя из самой очевидности истины, допустить как не вызывающеесомнений? «В момент, когда мы310 Рене Декартотвергаем...
все то, в чем можем усомниться... не можем в равной мере предположить, что мы сами,сомневающиеся в истинности всего этого, не существуем: действительно, нежелание признать это неможет помешать нам, несмотря на всю экстравагантность такого предположения, поверить, чтозаключение «я мыслю, следовательно, я существую» истинно, и это — первое и самое надежное, чтопредстает перед организованной мыслью». Но что понимает Декарт под «мыслью»? В своих«Ответах»он утверждает: «Под термином «мысль» я понимаю все то, что делает нас рассудительными;таковы все операции воли, разума, воображения и чувств. И я бы добавил «непосредственное», чтобыисключить все производное; так, например, осознанное движение имеет в качестве исходного пунктамысль, но само не есть мысль».Таким образом, перед нами — истина без какого бы то ни было посредничества.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
