Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 3 том (1184483), страница 67
Текст из файла (страница 67)
И как Галилей пытался с помощью подзорной трубы усилить иусовершенствовать природное зрение, так, особенно в преклонном возрасте, он признавал, чтоАристотель в «Диалектике» учил нас быть «осторожными и избегать ошибок в рассуждениях», устамиСальвиати Галилей говорит: «Логика — это органон философии». Итак, с одной стороны, призыв кнаблюдениям, фактам, «чувственному опыту», а с другой — подчеркивание роли «математическихгипотез» и логической силы, с помощью которой из них извлекаются следствия.Но вот проблема, о которую споткнулись ученые: каково соотношение «чувственного опыта» и«необходимых доказательств»? Типичная для философии, эта проблема стоит перед Галилеем.Основывая науку на опыте, Галилей ссылается на Аристотеля, который «предпочитает... чувственныйопыт всем рассуждениям»; и сам Галилей недвусмысленно заявляет: «То, что показывают опыт ичувства, следует предпочитать любому рассуждению, хотя бы оно и казалось нам хорошообоснованным».
Однако несмотря на эти четкие заявления, иногда кажется, что Галилей предпочитаетопыту рассуждение и подчеркивает важность «предположений» в противовес наблюдениям. Так,например, в письме от 7 января 1639 г. к Джованни Баттиста Балиани он пишет: «Но, возвращаясь кмоему трактату о движении, доказательство по поводу движения определено ex suppositione, и есливыводы не будут соответствовать случаям природного движения, для меня это не имеет существенногозначения, поскольку ничто не нарушает доказательств Архимеда, что в природе нет ничего, что быдвигалось по спирали».
Итак, проблема: с одной стороны, Галилей основывает науку на опыте, с другой— кажется, что он осуждает опыт от имени «рассуждения».В этой ситуации мнения интерпретаторов и исследователей научного метода разделились. Некоторыеувидели в «чувственном опыте» и «точных доказательствах» антитезу опыта и рассуждения; другие, невидя антитезы, считают, что таким образом Галилей238 Научная революциявыражает «полное понимание... различия между математической дедукцией и физическимдоказательством»; третьи, подчеркивая роль наблюдения, считают Галилея сторонником индуктивногометода; но есть и такие, кто, наоборот, считает, что он был рационалистом дедуктивистского толка,Д. Антисери и Дж.
Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - СПетербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru127более верящим в силу разума, чем в возможности наблюдения. Возможно, Галилей, в зависимости отпотребностей момента, не смущаясь, использует то индуктивный, то дедуктивный метод. Кажетсяправомерным утверждать, что «чувственный опыт» и «необходимые доказательства» — это двавзаимопроникающих ингредиента, вместе составляющих научный опыт.
Ординарные наблюдения могутбыть ошибочными, и Галилей хорошо это знал. Он всю жизнь боролся против фактов и наблюдений,осуществляемых в свете того, что являлось общепринятым мнением. Но научный опыт не может бытьсведен и к теории или совокупности предположений, лишенных какого-либо контакта сдействительностью: Галилей хотел больше быть физиком, нежели математиком, 7 мая 1610 г.
он пишетБелисарио Винта письмо, оговаривая в нем условия своего переезда во Флоренцию: «Наконец, чтокасается названия моей должности, я бы хотел, чтобы кроме титула — «Математик» Вы добавили«Философ», ибо я должен сказать, что в моей жизни я отдал больше лет занятиям философией, чеммесяцев — чистой математикой».Итак, «чувственный опыт» и «необходимые доказательства», а не то или другое.
Взаимопроникая иисправляя друг друга, они создают научный опыт, который не заключается только в голом, пассивномнаблюдении или чистой теории. Научный опыт — это эксперимент. В этом заключается великая идеяГалилея. Таннери и Дюгейм, среди прочих, показали, что физика Аристотеля, а также Буридана иНиколы Оресма была очень близка к опыту общепринятого мнения. Чего нельзя сказать о Галилее: опытГалилея — это эксперимент, а «эксперимент — это методичное исследование природы, что требуетособого языка для формулировки словаря, который позволил бы читать и интерпретировать ответы. ПоГалилею, как известно, мы должны, разговаривая с Природой, получить от нее ответы в виде кривыхлиний, кругов, треугольников на языке математики, а точнее — геометрии, а не общепринятого мнения»(А. Койре).Галилео Галилей 239«Опыт» — это «эксперимент»Опыт — это научный эксперимент, а в ходе эксперимента разум не может быть пассивным.
Онактивен: делаются предположения, из них с четкостью извлекаются следствия, а затем исследуется,насколько они соответствуют действительности. Галилей безразличен к происхождению понятий,используемых для интерпретации опыта, как безразличен к причинам, — в этом он явно отходит отстарой метафизики природы.
Разум не пассивен в опыте, он его проектирует. И он делает это, чтобыпроверить, верно ли его предположение, с тем, чтобы «трансформировать случайное и эмпирическое внеобходимое, регулируемое законами» (Э. Кассирер).Итак, научный опыт состоит из теорий, устанавливающих факты, и из фактов, контролирующихтеории на основе взаимопроникновения и взаимокорректировки. Аристотель, по мнению Галилея,изменил бы мнение, обнаружив факты, противоречащие его идеям. С другой стороны, гипотезы могутбыть использованы для изменения косных теорий, которые никто не осмеливается оспаривать.
Именнотак случилось с системой Аристотеля—Птолемея: до Коперника и после все видели на рассвете, каквсходило Солнце; Коперник заставляет нас видеть, как опускается Земля. А вот другой пример того, кактеория может изменить интерпретацию фактов, основанную на наблюдении. В «Беседах» Сагредо,отвечая на возражения эмпирического характера, касающиеся закона, согласно которому скоростьдвижения с естественным ускорением должна расти пропорционально времени движения, утверждает:«Это та трудность, которая наводила меня на размышления с самого начала.
Но вскоре я отказался отэтих мыслей. Возвращение к ним было результатом того же опыта, который в настоящее времябеспокоит вас. Вы говорите, что опыт показывает, как тело, едва выйдя из состояния покоя, сразуобретает значительную скорость; а я говорю, что этот самый опыт показывает нам, что первые движенияпадающего тела, пусть очень тяжелого, очень медленны».
Дискуссия заканчивается следующимвыводом: «Пусть теперь видят, как велика сила правды, если сам опыт, который на первый взглядпоказывал одно, при лучшем рассмотрении убеждает нас в обратном». Конечно, «то, что показывают намопыт и чувство», должно предпочесть «любому рассуждению, хотя бы оно и казалось хорошообоснованным». Но чувственный опыт рождается как плод запрограммированного эксперимента — этопопытка заставить природу ответить.240 Научная революцияРоль мысленных экспериментовМнение, что опыт играет в мышлении Галилея второстепенную и вспомогательную роль, возниклооттого, что Галилей размышлял над экспериментами, выполненными не им и иногда слишкомидеализированными, например: нужно предположить отсутствие какого-либо сопротивления; следуетвообразить, что движение имеет место в пустоте; мы должны думать о почти бестелесных плоскостях и осовершенно круглых движущихся телах и т.
д. Но и здесь нужно сначала уточнить две вещи. Даже еслитеория входит в противоречие со «случаями», это не значит, что ее нужно отвергнуть. «Но в этом я буду,скажем так, удачливым, ведь движение тяжестей и возможные при этом случаи в точностисоответствуют случаям, выявленным мною в определении движения». Математически совершеннаятеория — и в качестве таковой имеющая собственную ценность — оказалась к тому же истинной.
Вовторых, следует уточнить, что не является истинным. Например, эксперименты с идеализированнымиД. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - СПетербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru128наклонными плоскостями не были осуществлены как неисполнимые.Т. В. Settle, более 20 лет назад, воспроизвел эксперименты на наклонных плоскостях, столь тщательноописанные Галилеем, и смог подтвердить, что они получаются в пределах точности, запланированнойГалилеем. А теперь о различии, о котором упоминалось ранее: это различие между выполнимымиэкспериментами и экспериментами мысленными, или воображаемыми. Что касается первых, теорияпроверяется здесь на базе наблюдаемых следствий (так, доказуемо, что подзорная труба дает правдивыеобразы; что на Луне есть горы; доказуем закон движения с равномерным ускорением; что на солнце естьпятна и т.
д.). Но существуют также и мысленные эксперименты, и в сочинениях Галилея их оченьмного. Это не геометрические идеализации (геометрические модели эмпирических событий), которые,будучи интерпретированы на базе действительности, говорят нам, насколько они близки, — речь идет обэкспериментах, которые неосуществимы. Однако нельзя сказать, что такие эксперименты бесполезны,наоборот, важно видеть возможности их применения. И если они носят не апологетический(оправдательный), но критический характер, то могут оказать помощь в деле прогресса науки.
Один изментальных экспериментов, по мнению Поппера, с одной из наиболее простых и остроумныхаргументаций в истории рациональной мысли по поводу вселенной содержится в критике Галилеемтеории движения Аристотеля.Галилео Галилей 241Доказывая ложность предположения Аристотеля, что естественная скорость более тяжелого телабольше скорости тела более легкого, Галилей аргументирует: «Если у нас есть два движущихся тела снеравной естественной скоростью, очевидно, что, если бы мы соединили более медленно двигающееся сболее быстрым, то последнее потеряло бы в скорости, а первое, благодаря более скорому, двигалось быбыстрее». «Если это так и одновременно верно, что, например, большая махина движется на восьмойскорости, а меньшая — на четвертой, то, если соединить обе их вместе, новый агрегат будет двигаться соскоростью меньшей, чем восьмая; но ведь два камня, соединенных вместе, образуют камень больший,нежели первый, двигавшийся на восьмой скорости; следовательно, агрегат, масса которого больше,будет двигаться медленнее, чем первый, который меньше, что противоречит вашему предположению».«В этом воображаемом эксперименте Галилея я вижу, — комментирует Поппер, — совершенно новуюмодель.