Новая философская энциклопедия В 4 томах. Том 3 (1184480), страница 38
Текст из файла (страница 38)
X. Файхингер, автор знаменитой «Философии как если бы» и едва ли не самый энергичный организатор неокантианского движения (он основал в 1896 т. н. Kantstudien, а в 1904 «Общество Канта»), говорит о «сотнях философов, естествоиспытателей, теологов», которых страх передобеими названными крайностями «гнал в объятия Канта»(Vaihinger H. Kommentarzu Kants Kritik der reinen Vernunft, Bd.1. Stuttg., 1922, S. 13).
Это значит: именно в кантовском критицизме искали спасения как от «наивного реализма» физиков с их верой в «сами веши», так и от «наивного спиритуализма» метафизиков, гипостазирующих собственные мысли.В программном тезисе Э. Кассирера: «Мы познаем не предметы, а предметно» (Познание и действительность. СПб.,1912, с. 393) — отчетливо обозначена позиция, в той илииной мере исходная для всего направления. Но именноздесь и выявились сложности, лежащие в самом термине«неокантианство». Вставал неизбежный вопрос об отношении этого философского движения к «самому» Канту, вопрос:в какой мере «кантианство» сочетаемо с приставкой «нео»?Некоторые критики (как, напр., И. Э. Эрдманн) ставили подсомнение правомерность самого понятия и требовали егопроверки и оправдания для каждого отдельного случая, еслиуж «в одном случае не подходит «нео», а в другом «кантианец»»(Erdnann J. £.
Die deutsche Philosophie sett Hegels Tode. В.,1964, S. 764). Достаточно уже сравнить неокритицизм А. Риляс панметодологизмом Г. Когена в пункте истолкования вещи всебе, чтобы воздать должное меткости этого требования: если57Риль, для которого кантовская вещь «существует в строжайшем смысле слова «существование»» (Riehl A. Der philosophische Kritizismus, Bd.
1. Lpz., 1924, S. 552), может быть еще —пусть с массой оговорок — назван «кантианцем», но никакне «нео», то Коген, упразднивший не только «вещь саму посебе», но заодно и «трансцендентальную эстетику», может сполным правом быть назван «нео», но уж никак не «кантианцем».Т. о., возможность неокантианства, или возможность приложимости приставки «нео» к кантовской философии, зависела впервую очередь от понимания этой последней. «Всякий, ктохочет сделать какой-нибудь шаг вперед в философии, считает первейшей своей обязанностью разобраться в философииКанта» (Наторп П. Кант и Марбургская школа.— В сб.
«Новые идеи в философии», 5. СПб., 1913, с. 93). Среди необозримого множества интерпретаций кантовской философии в19 в. выделяются три центральных направления, под которыеможно в той или иной мере подвести неокантианство как таковое. Любопытна уже сама структура этих направлений, какбы расчленяющих трехчастную «Критику чистого разума» ибазирующихся соответственно на каждой из ее частей.
Первое направление, т. н. критический феноменализм, исходит из«трансцендентальной эстетики» с ее учением об идеальностипространства и времени и находит законченное выражение вфилософии Шопенгауэра. Из положения Канта о субъективности времени и пространства Шопенгауэр посредством введения малой посылки о пространственно-временном характере всяческого опыта заключает к «миру как представлению».Параллельно осмысление «вещи самой по себе» как волиокончательно вывело кантовскую критику познания из кругавопросов о возможности математики и математического естествознания, обрамив ее неожиданными горизонтами философииУпанишад и мистически истолкованного платонизма (эта линия — скорее «паракантианская», чем «неокантианская» — нашла спорадическое продолжение у некоторых мыслителей,вроде П.
Дойссена и X. Ст. Чемберлена).Вторая интерпретация, определившая профиль Баденасойшколы неокантианства, делает своей точкой отсчета «трансцендентальную аналитику» Канта с ее учением о дедукциичистых рассудочных понятий. Этот труднейший раздел «Критики чистого разума» устанавливает разнородность и разграниченностьэлементовпознания:эмпирически-апостериорного материала и рационально-априорной формы.
Дальнейшаясудьба кантианства оказалась и в этом случае довольно нетипичной. Э. Ласк, один из ведущих мыслителей школы, тончайшим образом ограничил логически рациональные правакантовской философии выдвижением иррационального момента в ней; форма понятия, по Ласку, лишь внешне логизирует чувственный материал, который продолжает внутреннеоставаться иррациональным (task E. Die Logik der Philosophie und die Kategorienlehre, 1911). Здесь, как и в поздних рефлексиях Г.
Риккерта, явно вырисовывается уклон в сторону«трансцендентальногоэмпиризма»;влинии,намеченнойЛаском, особенное место занимает категория сверхчувственногои переживание трансцендентного — топосы, вполне мыслимые у Плотина, но совершенно немыслимые у Канта. («Логика философии» Ласка перекликается в этом пункте с темой«логических переживаний» во втором томе «Логических исследований» Гуссерля.) Понятно, что и это толкование должно было с другого конца привести Канта ad absurdum.В третьем направлении, представленном Марбургской школой,отклоняются как первая, так и вторая интерпретации. Исход-НЕОКОНСЕРВАТИЗМной точкой здесь оказывается «трансцендентальная диалектика», с которой, по мнению Г.
Когена, главы школы, и начинается собственно критическая философия. Обеим первымчастям «Критики чистого разума», «трансцендентальной эстетике» и «трансцендентальной логике», приписывается второстепенное значение (первой к тому же лишь историческое):понять Канта не исторически, а по существу, «из собственногоего принципа» (П. Наторп), значит сосредоточить вниманиена существенном и принципиальном; существенное же дляКанта — трансцендентальный метод, цель которого — систематизация и логическое обоснование единства научного знания. В интерпретации марбургской школы критическая философия начинается с «основоположений чистого рассудка»и продолжается в «трансцендентальной диалектике».
Итогомтакого прочтения оказалась радикальная идеализация ученияКанта с приведением его на этот раз не к Шопенгауэру и не кПлотину, а к Гегелю.По силе влияния и авторитарности неокантианство не только оставило позади себя прочие современные ему философские школы и течения, но и вышло за рамки только философии в своих претензиях на роль некоего фундаментальногомировоззрения, определяющего все без исключения областикультурной и социальной жизни, вплоть до теологии, социологии и рабочего движения. Если среди всех «символическихформ» культуры наибольшая зрелость и объективность отводилась научному познанию, то ведущая роль принадлежала,бесспорно, форме, определявшей критерии и значимостьсамого научного познания. Таковым видело себя неокантианство, сумевшее в течение считанных десятилетий занятьпо отношению к современной ему культуре позицию, допускающую сравнение разве что с влиянием неоплатонизма наевропейскую культуру от Августина до Фичино.
Можно безпреувеличения говорить о своего рода философской церкви,отождествившей себя с философией как таковой и присвоившей себе право отлучать от философии любые мыслительныеусилия, держащие курс не на Каноссу кантовского критицизма, а.на самостоятельность. В раскатах 1-й мировой войны,параллельно с концом старой Европы, этому философскомустрою мысли суждено было уйти со сцены, освободив местоновым и более отвечающим действительности воззрениям.анства: марбургской, баденской или фрейбургской. С такимуточнением многие из вышеперечисленных русских неокантианцев были просто кантианцами, напр. А. И. Введенский сего магистерской диссертацией «Опыт построения теории материи на принципах критической философии» (СПб., 1888),И.
И. Лапшин с докторской диссертацией «Законы мышления и формы познания» (СПб., 1906); Г. И. Челпанов со своим трансцендентальным реализмом или идеал-реализмом идокторской диссертацией «Проблема восприятия пространства в связи с учением об априорности и врожденности» (К.,1904).Идеи философского трансцендентализма как в кантианской,так и в неокантианской форме были очень популярны в университетской и духовно-академической среде, а также средипредставителей русской юридической школы (П.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
