Диссертация (1173930), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Еслизападные страны в процессе унификации лишь расширяли компетенцию органовдознания, то в постсоветских государствах органы расследования, напротив,должны были лишиться несвойственных для полиции полномочий. И хотядознавателями такие изменения были восприняты не столь болезненно, какследователями, полицеизация их правовой природы также не была доведена доконца.Её незавершённость особенно ярко видна на примере предписаний опрекращении досудебного производства и квалификации расследуемых деяний.Поскольку первое из названных полномочий является юрисдикционным, а второетребует глубоких правовых знаний, очевидно, что служащие полиции наделятьсятакими возможностями не должны.
Разумеется, советский законодатель,отрицавший «буржуазную» теорию разделения властей, не видел препятствий длятого, чтобы позволить как следователю, так и дознавателю прекращатьпредварительное расследование и делать выводы о квалификации, имеющие392См. об этом подробнее в § 2 гл. 3 настоящего исследования.110юридическое значение. Однако возрождение идеи о различии правовой природыпрокурора, суда и полиции требует передачи названных полномочий суду илипрокуратуре.Между тем, большинство рассматриваемых государств на сегодняшнийдень решают этот вопрос иначе.
Законодательство Киргизии, Украины,Узбекистана, Армении, Белоруссии и Латвии предоставляет всем субъектам,осуществляющимпредварительноерасследование,полномочияпоегопрекращению393. Эстонские реформаторы лишь отчасти отошли от этой традиции,лишив соответствующее постановление юридической силы до его утвержденияпрокурором (ст. 200 УПК). И только Грузия (п. «ж» ч. 6 ст. 33 УПК), Литва (п. 3ч. 4 ст.
170 УПК) и Молдавия (ч. 4 ст. 285 УПК) отвергли возможность принятияданногорешенияслужащимиоргановдознания.Вэтихстранахсоответствующими полномочиями на стадии предварительного расследованияобладает лишь прокурор.Что касается предписаний о правовой квалификации, ситуация вокруг нихскладывается аналогичным образом. На данный момент только в трёх израссматриваемых государств: Грузии, Литве и Эстонии, указанный вопросформальнонеотноситсяккомпетенцииполицейскихведомств 394.Законодательство же прочих постсоветских стран доверило выполнение этойзадачи не только суду и прокурору, но и следователям либо дознавателям 395.Совершенно ясно, что в таких условиях делать выводы о восстановлении балансапроцессуальных функций преждевременно.Завершаяисследованиепопытокунификациипредварительногорасследования, предпринятых постсоветскими реформаторами, следует указать нанесколько важных моментов.
Как было показано, многие из рассмотренных странСм. п. 6 ч. 2 ст. 34, п. 19 ч. 1 ст. 36 УПК Киргизии 1999 г., п. 20 ч. 1 ст. 35, п. 11 ч. 1 ст. 39 УПК Киргизии2017 г., ч. 4 ст. 284 УПК Украины, ст. 36, 382 УПК Узбекистана, ст. 257 УПК Армении, ч. 1. ст. 251 УПКБелоруссии, ч. 1 ст. 379 УПК Латвии.394Очевидно, что и в этих странах реальная ситуация значительно сложнее. В качестве примера напомню, что вГрузии определение подследственности полностью зависит от квалификации, обычно самостоятельноосуществляемой органами предварительного расследования (см. об этом предыдущий параграф диссертации).395См.
уголовно-процессуальные кодексы Киргизии (п. 4 ч. 1 ст. 235 УПК 1999 г., ч. 1, 3 ст. 233 УПК 2017 г.),Узбекистана (ч. 2 ст. 331), Армении (ч. 2, 3 ст. 202), Белоруссии (ч. 2 ст. 175), Украины (п. 2 ч. 1 ст. 251), Молдавии(п. 1 ч. 2 ст. 64) и Латвии (ст. 298).393111отчасти продвинулись в реализации этой идеи, но ни один из законодателей недовёл свой замысел до конца. Отчасти это было связано с неспособностью ясноопределить задачи реформирования.
Другой значительной преградой сталаневозможностьвписатьзадуманныереформывсуществующийинституциональный контекст. Было ли их проведение необходимо – вопрос хотяи интересный, но выходящий за рамки данного исследования. Здесь же стоитподчеркнуть, что на данном этапе попытки простого отказа от одной из формпредварительного расследования приведут лишь к усилению существующихконцептуальных противоречий.§ 3.
Институт негласных следственных действийЕщё одной правовой конструкцией, обретающей всё большую популярностьна постсоветском пространстве 396, является институт негласных следственныхдействий. Стоит оговориться, что это наименование выбрано как наиболеераспространённое и используется условно, поскольку законодатели разныхгосударств отдают предпочтение различным терминам. Так, в УПК Молдавии(ч. 5) речь идёт о «специальных розыскных мероприятиях» (“măsurile speciale deinvestigaţii”),вУПК Эстонии(гл.
3.1)–о«розыскныхдействиях»(“jälitustoimingud”), в УПК Латвии (гл. 11) и УПК Киргизии 2017 г. (гл. 31) – о«специальных следственных действиях» (“speciālās izmeklēšanas darbības”), вУПК Грузии (гл. 16.1) – о «тайных следственных действиях» (“ფარულისაგამოძიებო მოქმედებები”), в УПК Украины (гл. 21) – о «негласныхследственных (розыскных) действиях» (“негласні слідчі (розшукові) дії”), а вУПК Казахстана(гл. 30)–о«негласныхследственныхдействиях».Законодательство Литвы (гл.
12 УПК) и вовсе не оперирует специальнойтерминологией, относя такие действия к числу иных мер процессуальногопринуждения (“procesinės prievartos priemonės”).Как бы то ни было, в силу близости приведённых названий едва ли естьсмысл спорить о большей привлекательности того или иного варианта. Думается,Шейфер С.А. Трансформация правового регулирования и научных представлений о системе следственныхдействий // Вестник СамГУ.
2014. № 11/1. С. 12-13.396112что определение сути рассматриваемого явления – куда более конструктивнаязадача. Поэтому стоит сразу пояснить, что сторонники данного институтанастаивают на дополнении уголовно-процессуальных кодексов нормами обоперативно-розыскныхмероприятиях,содновременнымпревращениемпоследних в полноценные (негласные) следственные действия 397. К примеру,именно такой вариант реформирования предварительного расследования былпредложен экспертами форума по уголовному правосудию для Центральной Азиив 2010 году. Данная мера была названа ими не просто желательной, анеобходимой для «достижения более высокого уровня защиты прав человека ипредотвращения злоупотреблений»398.Надо сказать, что эта идея с годами обретает всё больше сторонников. Ужев 2011 г.
составители концепции проекта УПК Казахстана отзывались овнедрении негласных следственных действий как об «абсолютно верном шаге»,ссылаясь на мнение законодателей «многих зарубежных стран» 399. Ещё болеекатегоричную позицию занял А. Банчук, выступивший в качестве эксперта впроекте Управления ООН по наркотикам и преступности «Поддержка реформыуголовного правосудия в Кыргызской Республике».
В своём аналитическомобзоре он утверждает, что рассматриваемый институт основан не просто набогатом зарубежном опыте, но и на «европейских подходах и международныхстандартах справедливого уголовного процесса»400.Думается, что приведённое утверждение содержит явное преувеличение.Примечательно, что за всё время в пользу необходимости или хотя быжелательности интеграции норм об оперативно-розыскной деятельности вуголовно-процессуальное законодательство не высказывались ни Европейскийсуд по правам человека, ни Комитет по правам человека ООН.
Подобныепожелания отсутствуют и в Рекомендации Комитета министров Совета Европы об397398Сыдыгалиев М.А. Указ. соч. С. 58III Экспертный Форум по уголовному правосудию для Центральной Азии Итоговый отчет. Душанбе, 2010. С. 4,13.Цит. по: Медиев Р.А. К вопросу об определении понятия «негласные следственные действия» по новомуУголовно-процессуальному кодексу Республики Казахстан // Вестник КарГУ. Серия право. 2014. № 4. С. 94.400Банчук А. Правовое регулирование специальных (тайных) следственных действий в постсоветских странах //Правовое регулирование оперативно-розыскной деятельности в Кыргызской Республике. Бишкек, 2014. С.
44.399113особых методах расследования, изданной в 2005 г.401 Подготовленное годомпозжеподэгидойОБСЕ«Справочноеруководствопоуголовномусудопроизводству»402 также хранит молчание по этому вопросу.Как видно, существование рассматриваемого института едва ли можноназвать требованием, продиктованным международными стандартами 403. Тем неменее, подобные утверждения встречаются и в работах других исследователей. Вчастности, аналогичных взглядов придерживается Р.А. Медиев, автор, вероятно,единственногонаданныймоментрусскоязычногодиссертационногоисследования, посвящённого феномену негласных следственных действий.Необходимость регламентации тайной деятельности полиции в уголовнопроцессуальномкодексеонсчитаетаксиомой404,апереходктакомурегулированию – объективным и, по всей видимости, неизбежным явлением 405.Интересно, что несмотря на широкую распространённость институтанегласных следственных действий, его апологеты наиболее часто апеллируютименно к немецкому опыту.
На желательность его использования указывалиотдельныеукраинскиезаконодательстваисследователи 406.учитывалисьтакжеприПоложенияразработкегерманскогоУПК Литвы407иКазахстана408. По мнению С.А. Шейфера, примером ФРГ вдохновлялись и иныепостсоветские реформаторы, проводившие подобные преобразования 409. В светеРекомендация № Rec (2005) 10 Комитета министров Совета Европы «Об «Особых методах расследования»тяжких преступлений, в том числе террористических актов» // СПС «КонсультантПлюс».402Справочное руководство по уголовному судопроизводству.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
