Диссертация (1173352), страница 64
Текст из файла (страница 64)
Н. Чичерина заключается внравственном содержании наказания. Категорически отвергая идею устрашения внаказании, когда применяются пытки и бесчеловечные казни, философ видитсмысл наказания в превенции и исправлении преступника, называя собственнуюпозицию педагогической.
Он утверждает, что наказание должно исходить изсущества права – от Правды, воздающей каждому свое.Идею наказания Б. Н. Чичерин выводит из существа права, рассматриваетнаказание человеку как справедливое воздаяние за неправедный, но свободныйвыбор, порождающий зло. Философ считает преступление злом потому, чтопреступлением отрицается право других людей на свободу. Наказание в такомслучае необходимо для восстановления справедливого соотношения закона исвободы, а правосудие выступает высшей силой Правды.Средифилософовохранительно-консервативногонаправлениябылоубеждение в неэффективности наказаний преступников, особенно политических,судами присяжных заседателей.
Консерваторы выступали за ужесточениенаказаниялицам,виновнымвтяжкихпреступлениях,расшатывавшихгосударственно-правовые устои. Так, в «Московских ведомостях» М. Н. Катков591Соловьев В. С. Оправдание добра / Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 404.Соловьев В. С. Мнимая критика (ответ Б.Н. Чичерину) // Чичерин Б.Н. Избранные труды / под ред. А.
В.Полякова, Е. В. Тимошиной. СПб, 1998. С. 529.593Соловьев В. С. Оправдание добра / Сочинения: В 2 т. М, 1990. Т. 1. С. 482.592291писал по поводу оправдательных вердиктов и мягких приговоров подсудимымреволюционерам: «Была снята шляпа перед русскою революцией, … нигилизмупередлицомсудавозданнекоторыйпочет»594.Апослевынесенияоправдательного приговора судом присяжных террористке В.
И. Засулич (1878)М. Н. Катков развернул на страницах своих изданий системную кампанию противлиберальной общественности, восторгавшейся оправдательным вердиктом, илиберализма как такового. Его поддерживали по этой проблеме К. П.Победоносцев, В. П. Мещерский и др.Немало сторонников было и у противоположной идеи – всепрощения,антиправового морализма Л.
Н. Толстого, отрицавшего идею государственноправового принуждения и наказания. Вряд ли она имеет перспективу воплощенияв условиях государственно-правовых реалий. Прежде всего, всеобщее прощениенедопустимо.Само по себе прощение может рассматриваться только как личный выбор,например, потерпевшего или помилование (в исключительных случаях) главойгосударства, но безоговорочно прощать за других – безнравственно. Оправданиепреступления, избавление виновного от наказания не признается никакойморалью, однако, проблема в мере и характере ответственности. Наказание естькара, то есть установленное законом причинение преступнику определенныхстраданий за вред, который он нанес личности или общественному благу.Свободный человек, если он признает неправедность или неправомерностьсвоих деяний, нуждается в ответственности.
Избежание ответственности истрадания (используя социальное положение, деньги и пр.) – это участьнесвободного человека, ведь, «от себя не убежишь». А государство, создавая дляпреступника неоправданно комфортные условия, избавляя его от возможностивыстрадать содеянное, духовно калечит его. Почему не должен страдатьпреступник, если в результате преступления обречен на страдание потерпевшийили родственник? Уместен ли комфорт в тюрьме?594Московские ведомости. 1871. № 161.292Так, например, европейцы с гордостью описывают условия содержаниязаключенных в норвежской тюрьме Бастой лиц, осужденных за убийства,изнасилования, торговлю наркотиками и т.
п. Расположенная на острове, вживописном месте, тюрьма представляет собой коттеджный поселок, где вкаждом коттедже живут по 8 человек и у каждого своя комната. Отбывая«наказание», они свободны в передвижении – совершают конные прогулки,занимаются рыбалкой, в летние солнечные дни загорают на обустроенном пляже,а в иные сезоны посещают расслабляющие сауны.Для них построены теннисные корты и спортивные площадки. Осужденныекаждую неделю имеют 12-часовые свидания, а также ежегодный 18-дневныйотпуск. То есть, преступники свободно пользуются теми благами, за которыезаконопослушные граждане платят немалые деньги. Стоит ли в таком случаеудивляться тому, что норвежский подданный, нацист Брейвик (явно с комплексомГерострата), убивший более 70 человек, большинство из которых дети, осужденвсего к 21 году заключения, содержится в трехместном «номере» и выигрываетсудебные процессы, требуя улучшения условий содержания?Врусскойправославнойправовойментальностиправосудиерассматривается как процесс, необходимый для установления определенногоравновесия.
Поскольку преступлением социальное равновесие нарушается, а самопреступление порождает нравственный долг, то посредством правосудия такойдолг должен быть возвращен и восстановлено равновесие. Какое равновесиевосстановил приговор Брейвику, создав ему комфортные условия содержания втюрьме? Здесь нет и намека на нравственный долг и страдание.Вышеприведенный пример, когда грешники блаженствуют, а праведныелюди страдают, должен предостеречь наших либеральных правоведов от попытокслепо равняться на традиции пенитенциарного права Запада.
Неоправданныйтюремный комфорт вселяет в душу преступника цинизм, насмешливое отношениек закону и правосудию. Особенно нам нет необходимости равняться нафилософиюнаказанияангло-саксонскогообразца,выразителемкоторойвыступает английский ученый Эдвард Карр (1892 – 1982). Исследуя творчество Ф.293М. Достоевского, он заключает: «…учение о грехе, как причине страданий, естьвульгарная ошибка восточных и западных богословов»595.Нашей национальной системе координат все-таки ближе идея нашего генияА. С. Пушкина: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать».
По большому счету, оттого, страдаем мы или нет, мы определяем, правильно ли мы живем. Проблемастрадания является центральной в христианстве. Оно всегда осознается, вопервых, как кара, возмездие за грехи, искупление вины; во-вторых, как путь кдушевному спасению и счастью.В русской философской мысли (Ф. М. Достоевский. Н.
О. Лосский, Л.Шестов) преступление – это всегда экзистенциальный «бунт» против Бога исамоутверждение «Я». Например, приговор Дмитрию Карамазову юридическинесправедлив, но в этой судебной ошибке есть нравственная истина исправедливость: через судебную ошибку над Дмитрием совершился суд Божий зажелание смерти своему отцу. «Какая воспитательная и очистительная сила, –отмечает И. А.
Ильин, – присуща духовно осмысленному страданию! Ибострадание побуждает дух человека, ведёт его, образует, оформляет, очищает иоблагораживает … В нём закаляется стойкость, мужество, самообладание и силахарактера. Без страдания нет ни истинной любви, ни истинного счастья. И тот,кто хочет научиться свободе, тот должен преодолеть страдание»596.Гуманистическая идея наказания исходит из разумности и свободыличности преступника, предлагая ей, нравственно выстрадав, определиться ввыборе между Добром и Злом. По Аристотелю, не способный к раскаяниюнеисцелим. «Сотворите достойно плод покаяния» – завещал нам своейпроповедью Иоанн Креститель.Историко-философский анализ темы русского правосудия доказывает, чтомногие идеи, явления и категории, исследованные относительно данной темыранее, как правило, историками и юристами, остаются проблемными по сей деньи требуют более глубокого проникновения в их сущность, учитывая как595Карр Э. Достоевский (1821-1881): Новая биография.
Нью-Йорк, 1931. С. 292.О пользе страданий и лишений / Сост. А. Баранов. М., 2006. С. 19.596294исторический контекст, так и современный философский взгляд на проблему.Одной из наиболее актуальных в философии русского правосудия является идеянаказания преступника смертной казнью.Имея глубокие историко-философские корни, смертная казнь происходит изобычая кровной мести, зародившегося в праславянском обществе за нескольковеков до формирования русской государственности. Право кровной местивозникало у потерпевшего или его родственников в ответ на действия виновного,причинившего «обиду» – убийство, вред здоровью, имуществу.
В «РусскойПравде» смертная казнь не предусмотрена, но в ее Краткой редакциизакреплялось право кровной мести, причем только для ограниченного кругасубъектов: «Если убьет человек человека, то мстить брату за брата, или сыну заотца, или сыну брата, или сыну сестры; если кто не будет мстить, то князю 40гривен за убитого»597.Убийство преступника по обычаю кровной мести в дохристианской Руси небыло чем-то особенным, заставляющим беспокоиться о ценности человеческойжизни, поскольку сущность человека осознавалась через призму родовыхотношений, принадлежности каждого к родовой общности.