Диссертация (1173198), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Обратившись к У. Эко, можно найти у неговесьма ценное высказывание о том, что семиология смогла предложитьсобственный категориальный аппарат, «в который входят такие понятия, как“код”, “сообщение”, включающие, но не исчерпывающиеся тем, что у лингвистовназывается языком и речью <...> далеко не все коммуникативные феноменыможно объяснить с помощью лингвистических категорий»350.Бинарную оппозицию восприятия рождает конфликт двух сообщений:эстетического и этического. Их столкновение рождает двойственное отношение кобразу как к прекрасному и чудовищному одновременно.
Однако не стоитзабывать, что производится анализ произведения нехристианской культуры, чтобудет иметь значение в отношении этического сообщения. Относительноизваяния вакханки ясно, что неверно судить об этическом компоненте, егопредпочтительно350исключитьвообще.Относительно«Вакханки»СкопасаЭко У. Отсутствующая структура. СПб.: Симпозиум, 2006. С. 121.174предпочтительно выделить следующие сообщения: гармоническое (то, чтоуказано как эстетическое выше) и дисгармоническое (то есть «неистовое», что вдальнейшем уступит место этическому).Теперь обратимся к картинам двух современников: к «Юдифи и Олоферну»(1599) Караваджо (илл.
14)351 и к «Самсону и Далиле» (1654) Гверчино (илл.15)352. Рассмотрим их последовательно. Следует заметить, что в первом случаесюжет крайне актуальный для времен Караваджо, поскольку сам образ Юдифи впериод развития контрреформации становится метафорой борьбы с еретиками.Показательно, что оба художника индивидуализируют сюжеты, так каксуществовал определенный канон в интерпретации: например, Юдифь чащеизображали не в момент убийства, а уже после, с отрубленной головой Олоферна,как это сделал Джорджоне.
Что же касается Самсона и Далилы, при сохранениипримерно тех же позиций персонажей Дадилу чаще изображали в болеерасслабленной позиции (Рубенс, ван Дейк).В самой фигуре Юдифи на полотне Караваджо присутствует некий парадокс:корпус также изогнут, как и у вакханки, однако гораздо менее экспрессивно, иесли соотнести напряжение, которое необходимо молодой женщине дляотсечения головы жертвы, и дистанцию, которую она при этом сохраняет поотношению к ней, то в фигуре, изображенной Караваджо, напряжения явнонедостает. Возникает впечатление, что она убивает Олоферна без применениябольшой силы, в чем можно разглядеть метафору божественного соучастия всвоего рода жертвоприношении во спасение народа Израиля, что можно такжеинтерпретировать как означаемое власти, так же как и в случае с вакханкойсакральной власти и власти как насильственного действия при сохраненииоппозиции агрессор–жертва. Лицо Юдифи не выражает пафоса или пресловутого«безумия», но скорее спокойное средоточие.
Зато страсть выражает лицо все ещеживого Олоферна. Тем не менее Юдифь Караваджо нельзя назвать вялой илиневыразительной. Во многом именно за счет выгнутой правой руки, в которой она351352Приложение № 1. Илл. 14.Приложение № 1. Илл. 15.175держит орудие убийства, и всего движения корпуса, подающегося назад, то есть«формулы пафоса».Следует обратиться к историческому и мифологическому сюжету, которыйподробно описан в ветхозаветной второканонической «Книге Юдифи».
Согласнопредыстории, военачальник Навуходоносора Олоферн отправился покаратьнаходящиеся к западу от Ассирии народы за неповиновение, израильтяне были вих числе. Узнав о приближении Олоферна, евреи из горных городов по пути кИерусалиму выстроили укрепления, чем вызвали еще больший гнев ассирийскоговоеначальника. Однако Олоферна отговаривали от похода на Иудею, обещая емупоражение — пока израильтяне верны Яхве, они непобедимы. Не убежденныйэтим пророчеством, Олоферн осадил горный город Ветилую и перекрыл жителямдоступ к воде. Жители Ветилуи поставили условие первосвященникам, что если втечение пяти дней Бог не явит спасение израильтянам, то крепость будет переданаассирийцам.
Тогда, считая невозможным подобный вызов Богу, молодая вдоваЮдифь решается на убийство Олоферна: «Иудифь сказала им: послушайте меня,— и я совершу дело, которое пронесется сынами рода нашего в роды родов.Станьте в эту ночь у ворот, — а я выйду с моею служанкою, и в продолжениедней, после которых вы решили отдать город нашим врагам, Господь посетитИзраиля моею рукою. Только не расспрашивайте о моем предприятии, потому чтоя не скажу вам, доколе не совершится то, что я намерена делать. И сказал ей Озияи начальники: ступай с миром, и Господь Бог пред тобою на отмщение врагамнашим! И вышли из шатра ее и пошли к полкам своим» (Иудифь 8:32-36. )353.Проникнув в лагерь ассирийцев под видом пророчицы, предвещающейпоражение израильтян, Юдифь, соблазнив Олоферна, обезглавила его.Отдельного анализа требует сам акт убийства.
В сущности, правомерно будетговорить, что убийство носит сакральный характер и что оно так жеамбивалентно, как и в случае с убийством козленка на дионисийских оргиях.353Здесь и далее ссылки на русский текст Библии даны по: Библия. Книги Священного ПисанияВетхого и Нового Завета. (Синодальный перевод). М.: Российское Библейское Общество, 1995.– 1371 с.176Однако варбургианская инверсия приобретает выраженный характер: Олоферн —явный антагонист, несущий разрушение народу Израиля (и как следствие —европейской культуре), однако самим характером своей гибели он становитсяжертвой (чего, например, нельзя сказать о другом знаменитом ветхозаветномсюжете о Давиде и Голиафе).
Олоферн становится жертвой, с одной стороны, вославу Бога, с другой стороны, его гибель является необходимостью для спасенияИзраиля, и, таким образом, Юдифь выступает как орудие в руках Яхве, являясьисполнительницей пророчества о непобедимости евреев, но при этом иобъективной жертвой военной агрессии Олоферна. Здесь амбивалентностьагрессора–жертвы схожа с убийством жертвенного козла, который символическивозрождает миф о гибели Диониса, священным животным которого являетсякозел, что также ставит вакханок, пожирающих сырое мясо, на место агрессоров— титанов, убивших и сожравших младенца Диониса. Но только черезсимволическое убийство бога возможно экстатическое приобщение к нему, тоестьубийствобогаявляетсяпрославлениембога.Нонсенс,присущийдионисийским оргиям, присутствует и в случае с Юдифью — убийствовоеначальника женщиной является в определенном смысле обезразличивающим,поскольку женщина берет на себя мужские функции.
Таким образом, в образеЮдифи остается означаемое нонсенса, как и означаемое пафоса и означаемоевласти. Кроме того, в интерпретации ветхозаветного сюжета христианскойкультурой мы уже можем внятно говорить об этическом сообщении, то естьэтически действие Юдифи оценивается со знаком плюс. Но и в данном случаепроисходитконфликтвосприятия:приходитсястолкнутьсястем,чтообезглавливание следует признать чудовищным и именно благодаря форме,которую использует Караваджо (который в свое время живо интересовалсяказнями и посещал их), то есть конфликт возникает из-за взрыва эстетическогоканона, при столкновении с изображением ужасного. В иной форме, нопроисходит столкновение тех же самых сообщений, что и в «Вакханке» —этического и эстетического.177При анализе картины Гверчино «Самсон и Далила» интересна в первуюочередь фигура Далилы, выражающая крайнее напряжение, что происходитблагодаря изгибу корпуса, а также за счет неоправданно сильно вытянутой впередправой руки с ножницами — т.
е. «формулы пафоса». Примечательно, чтоножницы в контексте сюжета являются символическим оружием. Лицо ее невыражает беспокойства, точнее судить об этом не приходится, поскольку оноповернуто к зрителю в профиль. Далила смотрит на филистимлян, ожидающих еесигнала, можно сказать, ее выразительный жест и является этим сигналом.Исторический контекст библейского сюжета описан в «Книге Судей».Самсон, царствующий судья Израиля, полюбил филистимлянку Далилу, котораявыведала секрет его нечеловеческой силы и предала его: «И сказала ему Далида:как же ты говоришь: «люблю тебя», а сердце твое не со мною? вот, ты триждыобманул меня, и не сказал мне, в чем великая сила твоя. И как она словамисвоими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало досмерти. И он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головымоей, ибо я назорей Божий от чрева матери моей; если же остричь меня, тоотступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди.
Далида,видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцевФилистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое. Ипришли к ней владельцы Филистимские и принесли серебро в руках своих. Иусыпила его Далида на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричьсемь кос головы его.
И начал он ослабевать, и отступила от него сила его. Онасказала: Филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, исказал: пойду, как и прежде, и освобожусь. А не знал, что Господь отступил отнего. Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковалиего двумя медными цепями, и он молол в доме узников» (Суд. 16:15-21).Несложно заметить, что основа сюжета истории о Самсоне и Далилезеркально повторяет сюжет о Юдифи и Олоферне, только в негативном ключе, тоесть происходит энергетическая инверсия — сообщения, считываемые в образах178Юдифи и Далилы диаметрально противоположны в зависимости от культурногоконтекста.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
