диссертация (1169473), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Кривошеев, можно констатироватьпоявление большого количества «социальных изгоев, люмпенов, людей, которыене могут найти себя в новом социальном мире и обладают в силу этогосмещённымиидентификационнымипризнаками»,«особойпсихологиейвременщиков» [71, с. 59]. Автор подчёркивает, что в Калининградской областилюди в силу исторических аспектов социокультурной среды (подразумеваетсянемецкая история края) существуют на стыке двух социально-политическихобразований, «а точнее внутри одной из них, европейской». В последнем случаеавтор затрагивает тему особой калининградской идентичности, которую трактуеткак находящуюся в процессе перехода от российской (а вернее постсоветской) кевропейской.Маргинальность и ощущение собственной чуждости являются узловымиточками регионального мифа и следствием всей существующей архитектурылокального imago mundi.
Это происходит из-за несовпадения образа мираожидаемого и реально существующего в текущем дискурсе. Фактически в этойтеме отражается архетип хаоса, непреодолённой энтропии, которая не позволяетзавершитьпроцесскосмогонии,оформитьimagomundi,преодолетьмифологические точки разрывов, что приводит к появлению ряда устойчивыхсоциальных комплексов.
В ходе исследования и проведённых экспертныхинтервью автор диссертации обратил внимание на то, что данное свойство«маргинальности» граничит не столько с размытой самоидентификацией, сколькос ощущением «исторической вины».Феномен «исторической вины» в калининградском обществе представляетотдельный интерес, особенно в рамках изучения характерных черт региональногомифа и описания пространственных архетипов мышления, является особыммифологическим феноменом. «Историческая вина» создаёт не только мифему«маргинальности», но и отражает архетип непреодолённого хаоса.
Рассмотрим еёпроисхождение. 134Первый пласт вопросов, связанных с местной проблемой «историческойвины», можно охарактеризовать как «субъектно-объектный». Он подразумеваетналичие «обидчика» (субъекта) и «жертвы» (объекта). В регионалистскомдискурсе Калининграда в роли субъекта всё чаще выступает образ усреднённогороссийского общества, а точнее постсоветского общества, не сформировавшегосяидентификационно и якобы обладающего большой степенью «маргинальности»,согласно теориям, отмеченным выше.Тема вины «русских перед немцами» и «перед европейцами» в целомзатрагиваетсявраспространяетсяместнойнанаучнойцелыйрядипублицистическойисторическихявленийлитературеиисовременныхпсихологических установок местных жителей.
Позиционирование немецкогонарода как «жертвы» происходит в рамках темы депортации немцев изКалининградской области начиная с 1945 года [19]. В исторической литературенередко упоминается, что калининградские немцы были высококультурнойнацией, достигшей в благоустройстве своей земли высокого уровня, который небыл сохранён пришлым советским населением в силу якобы его культурной иидентификационной слабости. Распространены также утверждения, что немцеввыселяли с обжитых мест, которые они оставляли в безупречном порядке ичистоте.«Несмотрянастрашныеразрушения,оставалосьвпечатлениеосновательности, добротности, чистоты и порядка» [70, с. 59]. Также нередкоуказывается на то, что немецкое население, остававшееся в первые послевоенныегоды в области, не испытывало ненависти к переселенцам, чем подчёркиваютсяего высокие нравственные качества.
В целом дух довоенного Кёнигсберга, бытжителей до депортации, культурное наследие земли, её богатая историясоставляют то, что выше было описано как универсальный архетип «золотоговека», «рая», потерянного вследствие злого рока и стечения обстоятельств.Чувство «вины» калининградцев также базируется на распространённойидее о том, что советская власть, а позже и Россия несут ответственность заутрату и порчу немецкого культурного наследия в регионе, архитектурных иландшафтных памятников, став орудием и проводником разрушения «рая».
135Например, утверждается, что советская власть инициировала уничтожениеКоролевского замка, принадлежавшего Тевтонскому ордену и являвшегосядревним символом немецкой государственности и наиболее ценным памятникомгородской архитектуры, фактически его символическим центром и опорой. Этаидея приобрела черты мифа и живёт в сознании горожан независимо от еёсоответствия исторической действительности. Кроме того, эти настроения,вероятно, усиливаются и в связи с тем, что жители сравнивают свою область с«польской» частью бывшей Восточной Пруссии, где памятники прусскогокультурного наследия были восстановлены в послевоенное время.При этом по сохранившимся свидетельствам замок вместе с остальнойисторической частью города был разрушен в результате ковровых бомбардировоканглийской авиации на завершающем этапе войны в августе 1944 года, когда наисторический центр города было сброшено более 500 тонн огнеметательныхзажигательных бомб, снаряжённых напалмом.
На эти подробности указываютисторики со ссылками на английскую газету «Manchester Guardian» (номерот 28 августа 1944 года) [125]. В книге «Битва за Восточную Пруссию» майорДиккерт описал опустошительные последствия для плотно застроенного центраКёнигсберга тяжёлого налёта британских бомбардировщиков: «С ужасающимуспехом здесь были испытаны новые реактивно-зажигательные бомбы, ижертвами огненной стихии пало множество пытавшихся спастись бегством.Добычей огня стали почти все культурно значимые здания с их уникальнымсодержимым, среди них: кафедральный собор, замковая церковь, университет,старый квартал складов» (цитата по статье «НГ» «Воздушная операция, котораясродни военному преступлению») [23].
При этом тема уничтожения городанапалмом не только не противоречит «разрушению» замка советской властью, ноэмоционально дополняет этот сюжет, становясь кульминационной точкойархетипа о «потерянном рае». Отсутствие логической и исторической связимежду двумя сюжетами не мешают их эмоциональной связке и укреплению вместном дискурсе. При этом в роли архетипического «хаоса» в сознании жителейзачастую выступает не английская авиация и не война, а советская власть и 136культура, «советскость», которая является онтологической преградой на путивозвращения в «потерянный рай».В качестве местной исторической нормы утвердилась точка зрения о том,что замок был целенаправленно уничтожен уже в советское время в несколькоэтапов. Сначала на территории замка заработала камнедробилка, постояннаявибрация от которой привела к тому, что в 1952 году «рухнули верхние этажиглавной башни» [168, с.
236]. Затем замок разбирался на кирпичи, которые шли настроительство жилых зданий в СССР. Позже замок уничтожался серией взрывов в1953-м, 1967-м и 1968 гг. [там же]. Процесс уничтожения замка зачастуютрактуется в краеведческой литературе как акт «варварства» советской власти поотношению к историческому наследию, которому не смогла противостоятьместная интеллигенция.
Например, в популярно-исторической монографии«Прогулки по Кёнигсбергу» Д. Якшиной звучит призыв к региональным деятелямкультуры выступить с требованиями к власти восстановить этот немецкийархитектурный памятник. Дополнительные сложности в этом конфликтевозникают в связи с тем, что на месте замка сегодня стоит сооружение «ДомСоветов» архитектора Ю.
Шварцбрейма, которое Д. Якшина со ссылкой на слованемецкого публициста графини Марион Дёнхофф охарактеризовала как «самоеуродливое в мире» [168, с. 241]. Медленное и целенаправленное разрушениесоветскими властями (хаосом) замка, сакрального сердца города, его axis mundi,является важной составляющей местной трагедии о потерянном рае.Другая дискуссия, затрагивающая тему исторической вины и дефиниции«обидчика» и «жертвы», касается событий конца Великой Отечественной воны исвязана с продвижением советских войск вглубь европейских территорий,включая взятие Кёнигсберга и Берлина. Один из выпускников БФУ им. Канта2010 года в экспертном интервью автору диссертации рассказал, что эта темачасто обсуждалась на соответствующих лекциях и семинарах по истории.
Вчастности,неоднозначныйрезонансвызвалапубликацияизвестногооппозиционного активиста, лидера Национального демократического альянса,публицистаА. Широпаева,предложеннаядляобсуждениястаршим 137преподавательским составом кафедры истории БФУ. Запись в его личном блоге«Могила неизвестного насильника» со ссылками на немецкие источники былапосвящена описанию жестокостей, которые якобы причинила советская армиянаселению Восточной Пруссии.
По словам проинтервьюированных студентов,один из преподавателей Университета высоко оценил качество и смысловуюзначимость этой публикации и предложил внимательно ознакомиться с еёсодержанием. В публикации А. Широпаева в литературной форме и со ссылкамина публикации И. Гофмана, Л. Рабичева, М. Солонина, Й. Геббельса и Э. Бивораописываются истории и делаются зарисовки о совершённых советскимисолдатамиграбежах,разбоесредимирногонаселения,«групповыхизнасилованиях женщин» от 8 до 80 лет, кастрации немецких мальчиков имужчин. Автором утверждается, что «некоторых женщин, после групповогоизнасилования, распинали, прибив их ещё живых к дверям амбаров, а затемиспользовали их в качестве мишеней для стрельбы».
Общее количество убитыхтаким образом женщин и девочек лишь в одном Берлине достигло 130 тысяч,отмечает автор со ссылкой на английского историка Э. Бивора. А. Широпаев,опираясь на мнение И. Гофмана, отмечает, что наступавшая советская армиянапоминала «гибрид воинственной азиатской орды и шумного цыганскоготабора» [146].
Расправа над мирными жителями описывает не столько потерю«рая», сколько глумление над ним, «грехопадение», вследствие которогозакончилась «золотая эпоха».Учитывая активную деятельность А. Широпаева как политика, нужноотметить, что его творчество обладает чертами политизированности и отчастипровокационности, и это привлекает к нему широкое общественное внимание, новызывает неоднозначную реакцию. Профессор БФУ им. Канта В. Шульгин вполемическом материале, опубликованном в журнале «Подъём», высказал мысль,что статья А. Широпаева направлена на то, чтобы изобразить Германиюпострадавшей стороной во Второй мировой войне, а не агрессором и вызвать учитателя сострадание к немецкому населению и навести на мысль: «жаль, чтонемцы проиграли войну» [150, с.