Диссертация (1168848), страница 12
Текст из файла (страница 12)
– М., 2014. – С. 64). К тому же сравнение результатов обученияшкольников, имеющих ноутбуки, с результатами обучения школьников без ноутбуков невыявили разницы. (Там же. – С. 68.) Наряду с этим использование Интернета обучаемымиприводит к ухудшению памяти (Там же. – С. 69.) и формированию так называемого «цифрового слабоумия», когда любую информацию приходится искать в сети.2Так, П.Д. Тищенко полагает, что трансгуманизм «вполне закономерный результатконвергирования двух мощных тенденций новоевропейской культуры. Машины как доминирующие средства производства очеловечиваются и становятся все более антропоморфными.
В свою очередь, человек все более машинизируется в своем человеческом существе, становясь гибридом с машиной не только в своей телесной организации (результат тенденции замещения естественных органов и тканей сконструированными искусственными протезами, но и социально-психологической)». (См.: Тищенко П.Д. Россия2045: котлован для аватара (размышления в связи с книгой «Глобальное будущее 2045.Конвергентные технологии (НБИКС) и трансгуманистическая эволюция») // Вопросы философии.
– 2014. –№ 8. – С. 181.3Так, А.В. Емелин полагает, что «трансгуманизм видит в развитии технологийпанацею человечества и решение всех его проблем и основывается на максимальнойконвергенции машинного и человеческого разума» (См.: Емелин В.А. Идентичность винформационном обществе. – М., 2018.
– С. 286).150Следующим из наиболее значимых в контексте феноменологическогоподхода является направление, признающее сущностную роль коммуникациии общения в функционировании социальных практик (Л. Витгенштейн, Д.Остин, И. Гофман и др.). В данной связи под социальными практикамипонимаются обусловленные коммуникативными процессами стереотипные,шаблонные и повторяющиеся аспекты социального действия. Вместе с тем,признание игровой природы общения в форме языковой игры привело кутверждению игровой сути самих социальных практик (Л. Витгенштейн)1.Врамкахданногонаправленияотмечается,чтонашязыкфункционирует на основе социальных практик, принятых в даннойкультуре2. В контексте феноменологического подхода к практике и какследствие к ее виду – игре, данная позиция предоставляет еще большийпростор для использования игровых практик, не принадлежащих актуальнойдействительности и не опирающихся на неё в деструктивных целях.Например, посредством языковых игр, целями которых могут быть:установление или разрыв коммуникации, обман или введение в заблуждениеНорман Малкольм приводит в своей работе следующий любопытный и ценныйдля осмысления сути языковых игр факт: «Однажды, когда Витгенштейн шел через поле,где в самом разгаре была игра в футбол, ему впервые пришла в голову мысль, что в языкемы играем в игры словами.
Основная идея его философии, понятие «языковой игры», явноберет свое начало в этом событии». (См.: Малкольм Н. Людвиг Витгенштейн:Воспоминания // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель. – М., 1993. – С. 68).2Так, глубинные характеристики социальных практик закодированы в языковыхпрактиках. В английском языке слово «игра» может обозначаться как «game», так и«play». Под словом «play» скрывается нечто, относящееся к игре как к забаве, развлечению.
«Play» – это разновидность игры, в которую играют без какой-то особой цели, просто ради удовольствия, развлечения, ради самого участия в процессе игры. Слово «play»можно применить для детских игр в куклы или в «дочки-матери». А вот «game» – это ужеигра, имеющая определённую цель, очерченная правилами, рамками, с которыми играющий соглашается, используя их как заданные ограничения, которые нужно преодолеватьдопустимыми в игре способами.
Одним из обязательных элементов «game» является выигрыш, награда.В обозначении цели игры также содержится глубинное отношение к процессу исубъектам игры. Для национальных языковых практик характерно применение слова «победить», то есть «преодолеть беду», которой именовали войны, а в англо-саксонской традиции более распространено слово «выиграть», символизирующее несерьезное отношениек последствиям войны, отражающее стремление участников к материальной или иной выгоде, получаемой в результате вооруженного столкновения.151собеседника, достижение более четкого понимания им посылаемогосообщения, эстетика и выразительность речи и т.п.В таком случае в конструктивном отношении языковые игры могут выполнять следующие функции: эстетическую, заключающуюся в сознательномстремлении испытать самому и вызвать у реципиентов чувство прекрасногосамой формой речи; гностическую, направленную на порождение нового видения действительности; выразительную, служащую средством более точнойпередачи мысли; изобразительную, способствующую более точной репрезентации автора слов и т.д.
Деструктивный аспект социальных функций языковыхигр представлен следующими функциями: гедонистической – в форме чрезмерного развлечения и отвлечения реципиента необычной формой речи; прагматической, нацеленной на получение пользы, лежащей за пределами коммуникации; маскировочной, позволяющей скрыть подлинный смысл и обманутьсобеседника1, дезориентирующей, затрудняющей ориентацию субъекта в социальной реальности посредством «размывания» подлинных мировоззренческих основ и наполнения их содержания сиюминутными, меркантильнымисмыслами и т.д.Следующим этапом феноменологического осмысления социальногодействия явилась, собственно, теория социальных практик (П. Винч2 и т.д.),где смысл социальных практик заключался в их правилосообразности, т.е.подчиненности определенному правилу, субъектом выработки которого былопровозглашено определенное сообщество (С.
Крипке3). Понимание сути социальных практик в контексте представленного направления по-прежнемуостается релятивистским, поскольку открытым остается вопрос о том, ктоК тому же, подобная функция языковых игр, не отождествляющая действие и егословесный эквивалент, стала методологией (а, по сути, оружием) новой перспективнойформы политического насилия – информационной войны.2См.: Winch P. The Idea of a Social Science and its Relation to Philosophy, London1958.; Winch P. The Idea of a Social Science and its Relation to Philosophy, London 1990(second edition).3См.: Крипке С. Семантическое рассмотрение модальной логики // Семантикамодальных и интенсиональных логик.
– М., 1981. – 424 с.; Крипке С. Тождество инеобходимость // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. – М., 1982.152формирует конкретные правила, какие цели преследуются и в чьих интересахони формируются и т.п. Причем правилосообразность социальных практик –противоречивый критерий1, в определенной степени отождествляющий их сигрой, также подчиняющейся определенным, не всегда заявленным, правилам.Жесткая правилосообразность является краеугольным камнем еще одного направления в рамках феноменологического подхода к социальнымпрактикам – теории фреймов И. Гофмана2, которая, продолжая и конкретизируя идею множественности реальностей социального действия А.
Шюца,вносит еще больший вклад в процесс релятивизации и субъективации основсоциального действия. Дело в том, что И. Гофман не рассматривает повседневность как «обособленную сферу жизни, противостоящую другим сферам, а лишь как один из возможных миров»3, имеющий равноценный статус сусловными и фантазийными действительностями4.Так, душевнобольные относятся к специфическому сообществу и правила ихповедения ставят под сомнение объективность правилосообразного характера социальныхпрактик. Вместе с тем, в теории практик в явном виде нет «множественностиреальностей» А. Шюца, их заменила идея множественности сообществ как фактораформирования определенных социальных миров, которые продуцируют правила. Кпримеру, в сообществе предпринимателей формируется специфический набор неписанныхправил и требований (стремление к максимальной выгоде, минимальным затратам,«брендизация» продукции, экономность, нередко, скаредность и т.д.), посредствомкоторых сообщества существуют и строят свои отношения, а также формируютопределенный вариант групповой субъективности, где требования истинности инравственности отходят на второй план.
А игра в таком контексте нередко выступаетспособом формирования этих правил и выполнения требований максимальной выгоды,зачастую, без обязательной аппеляции к этическим координатам.2См.: Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта. – М.,2003. – 752 с.3См.: Там же. – С. 681.4Дело в том, что тождественность систем фреймов подлинной реальности и условной у И. Гофмана определяется фактом их переотражения, в котором теряется статус первичности той или иной их системы.