Диссертация (1168836), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Можно говорить о желании сформировать априорный112отрицательный стереотип в отношении храмов и часовен, когда в каждойкультовой постройке читатель должен видеть или даже выискивать преждевсего подобные, антиэстетические черты. Характерно, что антиэстетизмувязывается с классовой тематикой в единый комплекс – поскольку часовняхарактеризуется как здание «купеческой постройки».
Купцы всяческитретировались в советской пропаганде того периода. Следовательно, кромеформирования неприятия культовых построек как принципиально лишенныхэстетического содержания, у читателя формируется негативная ассоциациясоциально-классового характера – часовни, храмы были построены на деньгиэксплуататоров-«кровососов», кособрюхих купцов. Данные ассоциации невысказываются откровенно, но подразумеваются в рамках предлагаемыхчитателю реминисценций.Характеристикапредставителейрелигиозногокульта:«МатьЛизавета, сухая монашка, выставлявшая из-под краев черного глухогоплатка любопытные и огромные, как желтые лопухи уши – сидела тут завыручкой».
Продолжение насаждения непривлекательного в эстетическомплане образа не только религии как таковой (это было бы слишкомабстрактно), но конкретных носителей религиозной идеи. В данном случаекарикатурный образ старой алчной монашки призван формировать (илизакреплять) негативный стереотип к идее монашества. Обобщенно можновыразить негативные ассоциации понятиями «обман» и «корысть».Происходящие с монашкой несчастья описываются без сочувствия ипреподносятся как некое закономерное возмездие за отрицательныеморальные качества: «Визг, стон, кровь на земле – и рядом с крестом,вонзившимся в мостовую, распростертое, растерзанное тело материЛизаветы…В известном смысле, это апогей сюжета, конфликтного языка и образа:прагматическая задача которых состоит в формировании стереотипазлорадства в отношении носителей религиозного мировоззрения припроисходящих с ними несчастьях, в которых они же и объявляются113виновниками, а, следовательно, не заслуживают жалости – как заведомыеобманщики,становящиесяжертвамисобственнойглупости.Такженаблюдается пожелание еще больших несчастий (зенки со страху невылезли?) и фактическое превращение объекта насмешек в социальногоизгоя, парию, с которой никто не желает общаться – катись, катись отсюда!Происходитрепрезентациярелигиивпубличномпространствекакмировоззрения социальных аутсайдеров.Другойматериалвсецелосконцентрированнадискредитациисобирательного образа верующих через критический анализ их писем.Типичные выражения-маркеры вражды: сумасшедшие, бредни сумасшедших,интеллигентский с выкрутасами почерк, поповская братия, юродивые исвихнувшиеся с ума, чудеса-фокусы, спекуляции на чудесах, убожестворелигиозников, защитники религии – ненормальные люди, религия заглушает,давит и убивает всякую свободную мысль, она притупляет.В данном случае просматривается четкое стремление выставитьрелигию уделом сумасшедших, каковыми и представлены все верующиелюди как некая специфическая социальная прослойка.
Компонентырелигиозного культа, церковные догматы, духовенство практически никак незатрагиваются. Сама по себе негативная характеристика выполненапредельно обобщенно, без конкретных деталей. Задача состоит не в том,чтобыосуществитьаргументированнуюкритикукакой-либогранирелигиозного мировоззрения, а в дискредитации последнего в общественномсознании. Единственным выходом за пределы является косвенный выпад вадресинтеллигенции,котораячерез«графологический»эпитетпредставляется как страта, представители которой склонны к «религиозномубреду» и вообще к ненужному украшательству и усложнению жизни.Верующие как явным образом сумасшедшие, не могут становитьсямиметическим эталоном. Напротив, читатель исподволь подводится к мыслио том, что, коль скоро, сумасшедшим место в психиатрической лечебнице,следовательно, верующих надлежит изолировать от остального общества в114целях его же безопасности.
Тем самым в обществе могло формироватьсялояльное отношение к политическим репрессиям против духовенства. Люди,привыкшие к мысли о латентном слабоумии верующих, не станутпротестовать против их ареста и высылки. Так печатное слово можетстановиться фактором легитимации в обществе насилия одной его части наддругой.Выпуск «Безбожника» №4/1934 г. отражает в себе политические реалиисовременности, в частности, усиление фашизма в Европе. Соответственно,антирелигиозная пропаганда увязывалась пропагандой против фашизма инационал-социализма.
Иными словами, поскольку в самом СССР фашизма небыло и не могло быть в принципе, вектор конфликтной лексики ифразеологиивотношениирелигии,культаиегоносителей,преимущественно обращался вовне.Об этом свидетельствуют статьи «Фашизация церкви в Германии» (авт.М.
Галактионов) и «Католицизм и германский фашизм» (авт. Г. Янсен). Встатьях доказывается если не прямое родство церковной и фашистской(национал-социалистической)идеологий,то,поменьшеймере,ихсолидарность как идеологий эксплуататорского класса, направленных наукрепление милитаризма и угнетения рабочего класса буржуазией.«Фашистская политика…состояла в крепчайшем союзе с поповщиной,которая благословляет топор фашизма с таким же рвением, с каким когдато освящала вильгельмовский кулак».«Поповщина много помогла фашизму при захвате власти».«После прихода фашизма к власти католические и протестантскиепопы стали участвовать в самом аппарате фашистской диктатуры иревностно ей прислуживать».«Мир и согласие утвердились между крестом и свастикой. У нихзадача была общая: подавление и угнетение трудящихся» [Там же].Набор негативных лексем: поповщина, свастика, фашизм, угнетение,подавление, топор фашизма, ревностно прислуживать.115Между церковной идеологией и фашизмом проводятся очевидныепараллели.
При этом церковь рассматривается как подчиняющаяся фашизмусила в связи с принадлежностью к эксплуататорскому классу. Хотя речь встатье идет о зарубежных странах, однако, нельзя исключать возможностиперенесения негативных оценок на конфессиональные объединения внутриСССР. То есть религиозные культы и их приверженцы могли быть косвеннообвиненными в том, что они являются своеобразной «пятой колонной»фашизма в советской стране, что могло дать дополнительный повод дляполитических репрессий. Хотя само издание «Безбожник» ничего подобногоне провозглашало прямо, но создавало определенные умонастроения иподводилосвоимиассоциациямииспецифическойтерминологиейконфликта, неприязни к религии фундамент под дальнейшие преследованияцеркви в СССР.Дополнительным средством, усиливающим воздействие собственнотекста статей, служат карикатуры, помещенные в том же выпуске иотносящиеся к той же теме [Галактионов, 1934].Приводимые на страницах периодического издания карикатуры(Приложение Б, рис.
Б.1) обладают рядом специфических особенностей – онипосвящены не дискредитации тех или иных элементов вероучения идогматики, даже не разоблачения каких-то аморальных сторон жизнидуховенства, то есть не содержат в себе моментов кощунства и богохульствакак таковых. Карикатуры обличают классовую позицию протестантской икатолической конфессий в Германии, их участие в политической борьбе,реальнойилиИконическийприписываемойкомпонентподдержкекарикатурыкакгитлеровскогокреолизованногорежима.текстаподдерживает общий конфликтогенный контекст.На первой карикатуре основатель протестантизма Мартин Лютеризображен в паре с фашистом, протягивающим ему руку для приветствия,причем руки у обоих в крови, дубина и крест фактически приравнены другдругу, на заднем плане пожары, виселицы и кресты соборов.
Ассоциации116формируются совершенно недвусмысленные. Фашизм и церковь суть«близнецы-братья» и в равной степени ответственны за кровь, насилия иубийства в прошлом и настоящем. На второй карикатуре священник,благословляющий фашиста с дубиной на фоне плахи с топором иепископских митр, также олицетворяет собой «кровавый конкордат» церквии нацистов в Германии, равно как и «щупальца Ватикана», фактическиманипулирующие фашистами.
Таким образом, осуществляется масштабнаяинфернализацияобразацерквивглазахчитателей«Безбожника»,формирование однозначно негативного отношения как к религиозности кактаковой, так и к Церкви как социальному институту. Хотя в данном случаесвязь с Русской Православной Церковью могла просматриваться как очень иочень опосредованная.Тема нагнетания отрицательного восприятия церкви как пособникафашизма оказалась достаточно продолжительной – спустя четыре года настраницах «Безбожника» мы вновь можем констатировать употреблениеконфликтной лексики в отношении церкви как силы, союзной фашизму[Иванов, 1938].Обэтомсвидетельствуетнетолькозаголовокстатьи,ноииспользуемая по тексту фразеология и лексика [Иванов, 1938]:«Фашизм – это злейший враг человечества..., это захватническаявойна.
Фашизм – злейший враг дружбы между народами…Князья церкви во всех странах находятся в союзе с фашизмом.Повсюду руководители церкви помогают фашизму и служат ему во врединтересам народов».«Церковь помогает фашизму во всех его кровавых делах».«Подлая роль князей церкви как союзников фашизма».«…главари церкви предали австрийский народ».«Князья церкви едины с германским фашизмом, когда речь идет оборьбе с коммунизмом».117«Церковь отстаивает капитализм, она за то, чтобы во всем мирегосподствовали помещики и капиталисты.