Диссертация (1168782), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Господи, пособи! Господи, помоги!Иисус Христос!... Тебя самого били… А?... Как ты делал? А? как мне… А?Чего? “Простить”?... Кто это говорит: “простить”? Господи!... может быть,это Ты… Да!... ведь это и вправду Ты?... это Ты?... Ну, так я Твой, − я ипрощу, я прощу!... Тебя били, и Ты простил… а я что пред Тобою… я червь…гадость… ничтожество!... Благодарю Тебя: я простил! Я твой, я весь твойтеперь!...»134 [выделено мной: жирным шрифтом обозначено вычеркнутоеавтором; подчеркнутый текст − то, что изменено.
− Е. Ш.]. В первой редакции(позже сокращенной) герой словно ведет диалог с Тем, Кто дал «глаголы вечнойжизни»135 и завещал прощать, «Свет истинный, Который просвещает всякогочеловека, приходящего в мир»136. В результате прощения Вигурой своегоневольногообидчикасолдаты«содрогнулись...всевсхлипывают…всеЛесков Н.
С. Фигура : Рассказ : Оттиск из журнала «Труд». 1889. Т. III. № 13. 1 июля :(с правкой автора и неустановленного лица) // РГАЛИ. Ф. 275. Оп. 1. Ед. хр. 27. С. 10.135От Иоанна святое Благовествование // Библия. Новый Завет. Иоан. 6:68.136Там же. Иоан. 1:9.13479неприступный Свет узрели и к нему сунулись...» [VIII, 473], а раскаявшийся казакобещал: «и водки не буду пить и пойду к батюшке…» [VIII, 474].Толстой высказывает мысль об устойчивой антиномии в общественномсознании, возникающей из «исповедания Христа на словах и отрицания его наделе»137. Полковник, отправляющий Вигуру к Сакену и поучающий битогоофицера, утверждает первичность военного устава перед христианским учением:«Военный человек должен почерпать христианские правила из своей присяги»[VIII, 475]. Для Сакена также в приоритете находится «дворянская гордость»,являющаяся на самом деле гордыней, он уверен, что «на службе прежде всегодолг службы, а не сердце...» [VIII, 478].
Офицеру Вигуре, сердцем своимпоследовавшим за Учителем, трудно преодолевать, как и Христу, укоренившиесяв обществе фарисейские морально-этические принципы. Набожный Сакен неможет понять до конца христианскую нравственность поступка Вигуры, который«пожалел другого человека, чтобы его не били насмерть палками» [VIII, 480]:«Вон как!.. вон как у нас!.. солдат его по одной щеке ударил, а он еще другуюготов подставить» [VIII, 478]. Очевидна аллюзия на евангельский текст, читательузнает известное учение Иисуса Христа: «Но кто ударит тебя в правую щекутвою, обрати к нему и другую»138.
В святочном рассказе «Фигура» происходитналожениенесколькихпретекстов,используетсяприеммножественнойинтертекстуальности. Семантика образа Фигуры складывается из комплексамотивов:толстовскиемотивыпереплетаютсясевангельскими,хотяпервоисточником для обоих писателей выступает Библия. В результатетворческой переработки претекстов формируется семантическое поле рассказа, напересечении нескольких интертекстуальных элементов произведение наполняетсяновыми смыслами.
Важно заметить: если герои Лескова через момент, через чудоТолстой Л. Н. В чем моя вера? // Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений : в 90 т.Т. 23 : Произведения 1879−1884 гг. 1957. С. 315.138От Матфея святое Благовествование. Мат. 5:39.13780преображения приходят к евангельским истинам, то у героев Толстого этот путьобозначен длиною в жизнь.Антиномическое устройство общества проявляется в парадоксальностипризнания одинаково верными христианской заповеди непротивления злу иохрану правопорядка системой государственных служб и органов, о чем пишетТолстой: «С детства меня учили тому, что Христос − Бог и учение егобожественно, но вместе с тем меня учили уважать те учреждения, которыенасилием обеспечивают мою безопасность от злого, учили меня почитать этиучреждениясвященными»139.«Упустишьогонь−неСтаричокпотушишь»судья(1885)изтолстовскогопытаетсярассказаразрешитьтакоепротиворечие: он противится судебному решению о наказании розгами ГаврилыГордеева и мудро советует тому покаяться и помириться с соседом: «Ты повинисьда поклонись ему.
А он простит. Мы это решение перепишем»140. Старый судьяуказывает судебному писарю на первенство Божьего закона: «Первая статья, брат,одна: Бога помнить надо, а помириться Бог велел»141.Подобная антиномия находит свое отражение в лесковских рассказах«Человек на часах», «Фигура», а в более поздней его трилогии «Под Рождествообидели» в немалой степени под толстовским влиянием уже доминирует мысль отом, что участие в мирском суде, который не всегда бывает праведным,увеличивает число несчастных людей.
Непротивление и отказ от насилия уже естьборьба со злом: «…обдумай − с кем ты выбираешь быть: с законниками лиразноглагольного закона, или с Тем, который дал тебе “глаголы вечной жизни”<…> Не бойся показаться смешным и глупым, если ты поступишь по правилуТого, Который сказал тебе: “Прости обидчику и приобрети себе в нем братаТолстой Л.
Н. В чем моя вера? С. 314.Толстой Л. Н. Упустишь огонь – не потушишь // Толстой Л. Н. Собрание сочинений.: в22 т. Т. 10. С. 282.141Там же.13914081своего”»142. Фабула рассказа «Под Рождество обидели» – кража и прощениеворов. Три «житейских случая» в этой своеобразной рождественской трилогиисвязаны общей идеей «непротивления злу насилием». Лесков призывает читателяк христианскому милосердию и прощению обидчиков: «Читатель! будь ласков:вмешайся и ты в нашу историю, вспомяни, чему тебя учил сегодняшнийНоворожденный: наказать или помиловать? Если ты хочешь когда-нибудь “соХристом быть” − то ты это должен прямо решить и как решить − тому и долженследовать...»143.«Странно и необыкновенно» для общественного мнения отнеслись к ворамгерои этих «житейских» историй купец и «приятель», простившие воров, подобноархиерею из рассказа-были Толстого «Архиерей и разбойник» (1885).
«Купец, укоторого покражу сделали, отличный человек был − умный, добрый ирассудительный, и христианин»144, после обнаружения факта воровства сразусказал «своим молодцам»: «Все мое добро почти в целости, а из-за пустяка игнаться не стоит.<…> Бог с ним совсем, что у меня пропало, они меня совсем ещене обидели»145. «Обокраденный приятель» решение простить обидчика и необращаться в полицию принимает только после услышанной истории, в которойнаказание портного, заложившего чужую шубу, не принесло истцу, хозяину этойшубы, удовлетворения, а скорее наоборот − вызвало чувство вины перед«портнишкиной» семьей, лишившейся кормильца.
«В трех случаях, о которых яписал в рождественском номере, рассказано о двух людях, которые не захотелипреследовать судом обидчиков, посягнувших на их собственность, и о третьем,который получил неудовольствия по поводу осуждения вора»146, − пишет ЛесковЛесков Н. С.
Под Рождество обидели // Лесков Н. С. Сочинения : в 3 т. / сост. икоммент. В. А. Туниманова. М. : Художественная литература, 1988. Т. 3 : Повести, рассказы,легенды. 1885−1895. С. 205.143Там же.144Там же. С.197.145Там же.146Лесков Н.С. Обуянная соль // Лесков Н. С. О литературе и искусстве. Л. : Изд-воЛенинградского ун-та, 1984.
С. 148.14282в ответ на критику. Заметим, что образ воровского сына, «приемыша» купца,соотносится с образом разбойника из рассказа Толстого «Архиерей и разбойник».После архиерейского христианского прощения разбойник признался в воровстве,а затем − раскаялся в содеянном. Прощенный купцом и воспитанный своимблагодетелем «в добром духе», приемный купеческий сын кается в совершенномв детстве воровстве и отказывается участвовать в суде над преступником, потомукак он сам «несудимый вор».Главные персонажи произведений «Фигура» и «Под Рождество обидели» всвоих намерениях «не делать зло» имеют образное сходство с лесковскимигероями других поздних святочных рассказов – Маланьей («Маланья – головабаранья») и Панькой («Дурачок»), но, в отличие от последних, они стараютсясоблюдать общепринятые в обществе нормы, их жизнь особо не отличается отжизни других людей.
Образ же жизни и поведение Маланьи и Паньки непонятныобычным мирянам и носят характер девиантных147, отклоняющихся отобщепринятых в данном социуме норм. Сам принцип существования героев, иходиночество в художественной реальности соотносятся с юродством. Лесковпрямо не определяет своих персонажей как юродивых (в отличие Шерамура), ноих образ жизни и мыслей имеет все признаки юродства, по совокупностипризнаков (внутренняя связь с Богом, жертвенность, поведенческая и речеваявыразительность, одиночество, обособленность в миру148) литературных героевМаланью и Паньку справедливо можно считать юродивыми.ПопримеруЛесковаобратимсяк«Толковомусловарюживоговеликорусского языка» (1880−1882) лексикографа В. И. Даля, современникаписателя, находим следующее изъяснение слова «юродивый»: «безумный,божевольный, дурачок, отроду сумасшедший; народ считает юродивых БожьимиО юродстве как модели девиантного культурного поведения см.: Есаулов И.
А.Юродство и шутовство в русской литературе // Есаулов И. А. Пасхальность русскойсловесности. С. 156− 186.148См. Мотеюнайте И. В. Восприятие юродства русской литературой XIX−XX веков.Псков : [б. и.], 2006. С.123.14783людьми, находя нередко в бессознательных поступках их глубокий смысл, дажепредчувствие или предведенье; церковь же признает и юродивых Христа ради,принявших на себя смиренную личину юродства; не в церковном же значениеюродивый иногда глупый, неразумный, безрассудный»149. Исследуя историютермина «юродивый» и его толкование в словарях, И. В.
Мотеюнайте определяеттри основных значения: «словарное определение явления включает в себя разныетемы: безумие, поведение и подвиг»150.Маланья и Панька не являются сумасшедшими, а глупыми, смешными,неполноценными для мирской жизни они выглядят только внешне. Лесковскимгероям люди дали прозвища, считая их лишенными рассудка за нелепые, по ихмнению, поступки: Маланью прозвали «голова баранья», «потому, что считали ееглупою, а глупою ее почитали за то, что она о других больше, чем о себе,думала»151; Паньку в деревне звали «дурачком», пример тому − «вон коровницато все огурцы и картошки своим детям отдает, а он, хоть бы что ему...
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
