Диссертация (1168750), страница 26
Текст из файла (страница 26)
В диалогахавторшироко использует современную разговорную речь, которая в устах131средневековых персонажей создает дополнительный комический эффект.Например, обращаясь к ветру, Мерлин восклицает: «Просыпайся, толстяк!»(Réveille-toi, grosse barrique!) [Barjavel 2012: 18]. Акцентируя характерные дляКретьенадеТруаэпитеты,Баржавельтрансформируетих,комбинируяразличные нарративные приемы. Наивность «простака» (nice) Персеваля иногдаоказывается недалека от обыкновенной глупости, вызывающей улыбку.
«Все этокрепится к нему как панцирь к креветке, говорит он. Я разожгу огонь и засунуего туда. Когда то, что внутри, превратится в пепел, я смогу свободнорасполагать тем, что снаружи. Хорошо, конечно, быть наивным, сказал Мерлин,но никак не идиотом!» (Tout cela tient sur lui comme la carapace d'une écrevisse,dit-il. Je vais allumer un feu et le mettre dedans. Quand l'intérieur sera réduit encendres, je pourrai disposer de l'extérieur.
Il est bon d'etre naif, dit Merlin, mais nond'etre idiot!)[Barjavel 2012: 109].Еще одним приемом, свойственным фантастической литературе в целом ифэнтези, в частности, является гротеск, т.е. соединение фантастического иреально-бытового в едином образе. В романе «Чародей» это реализуется прииспользовании гротескных анахронизмов. Перенесение современных реалий вСредневековьепорождаеткомическийэффектиобнаруживаетсвязь«фэнтезийного» романа Р. Баржавеля с научно-фантастической литературой.В одной из сцен Мерлин решает помочь голодающим жителям средневековойдеревни и дарит им современный супермаркет: «Это была стара лачуга Жоэля,которая в одночасье преобразилась.
Ее передняя стена превратилась вабсолютно прозрачное стекло, сквозь которое можно было увидеть ряды полок,уставленных консервами... А рядом высилась груда металлических корзинок,чтобы в них можно было все это сложить и унести» (С'était la vielle masure deJoel... qui se trouvait reconstruite et transformée.Son mur du devant était remplacépar un grande vitre toute transparente qui laissait voir à l'intérieur des rangées decasiers pleins de boîte …. Et une pile de paniers en fil de fer, pour se servir etemporter) [Barjavel 2012: 279].132Однако Баржавель использует гротескные анахронизмы не только длятого, чтобы вызвать у читателя улыбку и актуализировать таким образоммифическую эпоху короля Артура.
Временам, когда люди жили в согласии сприродой, а леса и водоемы населяли боги и духи, автор противопоставляетсовременную техногенную цивилизацию, уничтожающую природу и несущуютем самым зло и разрушение. Поэтому когда в романе Баржавеля дьявол решаетпомочь Моргане построить ее дворец в Долине без Возврата, куда она завлечетЛанселота и других рыцарей, то делает он это с помощью современной техники:«После снарядов настала очередь бульдозеров, копателей, экскаваторов,компрессоров, нивелировщиков...
Небо почернело от дыма, стало серым отпыли и красным от языков пламени» (Derrière les missile, vinrent les bulldozers,les arracheurs, les excavateurs, les compresseurs, les aplanisseurs...Le ciel était noirde fumées, gris de poussières, rouge de flammes)[Barjavel 2012: 308].Противопоставляя «дьявольские» машины царству Природы, Баржавельпридает дополнительную смысловую нагрузку цвету, особенно в соотнесении сприродными элементами, что, по мнению М.
Пастуро, не соответствует знаковосимволическим функциям цвета в Средневековье, когда природа представала вмонохромной черно-белой гамме: «Церковные постановления объявляют войнуне только тому или иному отдельно взятому цвету, но и цветам соположенным,то есть полихромии. Реймсский собор 1148 года под председательством ПапыЕвгения III осуждает "непристойное многообразие цветов" (varietas colorumindecora)»[Пастуро 2012: 166]. Куртуазная культура «реабилитировала» зеленыйцвет, ставший цветом веселья, красоты и молодости, однако в целом,по мнению исследователя, природа представлялась «как некий "комплекс"живых существ и неодушевленных предметов, возникших в результатесоединения четырех стихий: воздуха, земли, огня и воды.
Поскольку у каждойиз стихий есть свой цвет, природа выстроена вокруг четырех цветов: белого(воздух), черного (земля), красного (огонь) и зеленого (вода)» [Пастуро 2018:43]. Кроме того, на закате Средневековья зеленый гораздо чаще ассоциируется с133дьяволом и его свитой, превратившись в цвет ведьм и яда.Инновация, которую вносит Баржавель, заключается в обновлении сказки,где средневековые сюжеты и персонажи обретают новый хроматический код,понятный людям XХ века. По утверждению исследователя Д.
Морель, цветоваясимволика романа предстает не только декоративным элементом. Авторнаделяет своих героев и их миры «особым хроматическим кодом, в ключекоторого может быть интерпретировано все повествование» (L'auteur les agenceselon son propre code chromatique, à partir duquel nous pouvons lire l'histoire et enfaire une des clés du conte) [Morel 2002: http]. Цветовой код романа основан натрех основных цветах: белом, черном и красном.
Представления о свете и тенимодулируют основную оппозицию добра (белого цвета) и зла (черного цвета),что, по утверждению О.В. Тимашевой, свидетельствует об устойчивостицветовых ассоциаций, «пришедших к нам из доисторической эпохи ипреобразованных затем в символические цветовые системы» [Тимашева 2009:158]. Системы эти взаимодействуют и противоборствуют между собой:«На этом зеленом фоне цвета доспехов и одежд рыцарей сходились ипревращалисьвлучахсолнцавослепительнуюфеерию,которуюЛанселотрассекалбелойвспышкой» (Sur ce fond vert, les couleurs des armes et desrobes des chevaux s'affrontaient et tournoyaient aux feux du soleil en une fêteéblouissante que Lancelot traversait comme un éclair blanc)[Barjavel 2012: 88].К тому же в тексте проводится различие между цветом, связанным сприродой, и цветом, связанным с культурой, то есть миром людей.
Природев романе отведена главенствующая функция: она воплощает собой гармонию икрасоту. Именно поэтому многие цветовые обозначения связаны с тропами,черпающими свои термины из природы. По мнению О.В. Дубняковой иА.С. Балиной, большой диапазон символических значений цвета в текстехудожественногопроизведенияобусловлен«индивидуальнымавторскимзамыслом», находящим свое воплощение в таких языковых единицах, как«метафора, эпитет и сравнительная конструкция с семантикой цвета»134[Дубнякова, Балина 2018: http].В авторской символике цвета можно усмотреть и его пространственноераспределение.Действительно,художественноепространстворомана«Чародей» состоит из разных миров, два из которых являются основными:Другой Мир и Земля.
И если мир рыцарей является полихромным, то остальные«миры» характеризуются каким-то одним доминирующим цветом: белым –длямистического мира замка Грааля и владений Озерной Феи, черным – дляподземного мира. Эти миры сменяют друг друга на вертикальной оси,символизируя подъем от черного – к свету, от зла – к добру.Служителей дьяволасимволизирует черный цвет (Claudas le Noir, Brandus le Noir), а благородстворыцарейАртуранаходитсвоеотражениевблескеихсеребряныхдоспехов:«…рыцарь, чьи доспехи сияли на солнце, словно они были только чтовыкованы из серебра» (un chevalier dont les armes brillaient au soleil comme sielles eussent été d'argent neuf)[Barjavel2012: 40].Главный герой романа Мерлин воплощает собой многообразие жизни ибогатство ее цветовой палитры: в романе он является тем, кто «производит всецвета» (faiseurdescouleurs). Наконец, Баржавель иногда намеренно нарушаетсвоюсобственнуюцветовуюсимволическуюсистему,желаяподчеркнутьполитеистическую концепцию романа, не связанного с какими-тоопределеннымирелигиознымидогмами.Иногданастраницахроманапоявляется «госпожа, одетая в синее, поскольку в этих местах синий цветявляется траурным» (la chatelaine toute vêtue de bleu car c'était la couleur du deuilen ces lieux)[Barjavel2012: 204], или рыцарь «с плечами, покрытыми краснойматерией в знак траура» (les épaules couvertes d'une étoffe rouge en signe dedeuil)[Barjavel 2012: 150].Д.
Морель, исследуя символику цвета в романе, приходит к заключению,что в тексте Баржавеля Природа, воплощенная в персонаже Мерлина,противопоставляется Культуре, отождествляемой с «черным адом» цивилизации[Morel 2002: http]. Актуализируя средневековое повествование с помощью135анахронизмов, автор не только стремится сделать его более понятным, но и спомощью сложного хроматического и символического кода выступает скритикой современного мира. Дьявольский цвет– черный, он символизируетупадок, пришедший на смену некогда существовавшей гармонии между людьмии природой, воплощением которой является чародей Мерлин.Однако наибольший интереспредставляют для насанахронизмыэпистемологические, в которых находит отражение авторское переосмыслениеканоническихтемисюжетов,такжепродиктованноецельюсделатьпоследниеболее понятными современному читателю.
При этом средневековыемифологемы и персонажи полностью не лишаются изначально присущего имсмысла, а лишь обогащаются новыми коннотациями.Первое упоминание Чаши Грааля в средневековой литературе, где этотсимволический предмет в определенной степени оставался, по мнениюбольшинства исследователей, символическим «продолжением» чудесного котлаДагды из кельтской мифологии, встречается в романе Кретьена де Труа«Персеваль, или повесть о Граале» (1182–1189). Изначально «грааль» уКретьена – это глубокое блюдо, «украшенное разными каменьями, самымибогатыми и драгоценными, какие только можно было найти под водой и наземле» (des pierres précieuses y étaient serties, des plus riches et des plus variées quisoient en terre ou en mer) [Chretien de Troyes 1999: 580], на котором подают рыбу.Это, по мнению Ж.
Маркаля, позволяет судить об окситанском происхождениислова: «Грааль, обозначающий блюдо, предназначенное для подачи на столрагу... Пищанеявляетсяобыденностью, онасвященна» (D'ailleurs, le mot Graalprovient de l'ancien occitan Gradal et pour faire le cassoulet, on se sert d'un gradal.La gastronomie n'est pas profane, elle est sacrée)[Markale 2001: http].Уже к концу романа Святой Грааль вытесняет грааль профанный:отшельник, наставляющий юного Персеваля, придает христианское значение«этой святой вещи» (Le Graal est chose si sainte) [Сhretien de Troyes 1999: 834],которой отныне стал Грааль.