Диссертация (1168750), страница 25
Текст из файла (страница 25)
В одном из интервью он объяснилсвое восхищение Мерлином и желание его «реабилитировать»: по его словам,был возмущен образом Мерлина в кино, в диснеевских мультфильмах, а вфильме Д. Бурмена «Эскалибур» (JohnBoorman, Excalibur, 1981)чародейпредстает «и вовсе маразматиком, источенным молью» (qui a fait de Merlin unesorte de magicien gâteux, mangé aux mites) [Monier 1984: http]. Позже Р.Баржавель объяснил и свое желание написать роман о Мерлине:во-первых, этобыло связано с его стремлением мысленно вернуться в детство исочинитьроман, который ему хотелось бы прочитать в восемь лет.
Во-вторых, писателюхотелось изобразить замечательную историю любви, которая соединила быМерлина и озерную фею Вивиан.Возможно, именно потому, что воспоминания об Артуриане связаны всознании писателя с детством, этот роман напоминает детскую волшебнуюсказку. Однако в библиографическом списке изученных им трудов, которыйприводитсявдюжинысерьезныхпервомизданииисследований,«Чародея»,чтофигурируетсвидетельствуетонеменеетщательностиподготовки. И хотя там не упоминается ни один из средневековых текстов,вполне вероятно, как полагает В.
Тивент, что писатель к ним обращалсянапрямую,посколькупо«Чародею»можнопрактическидословновоспроизвести средневековые легенды. Общая сюжетная канва соответствует127трем основным средневековым источникам: это «Жизнь Мерлина» ГотфридаМонмутского (1149–1151), романы «Ланселот, или рыцарь телеги» (1170) и«Персеваль, или повесть о Граале» (1176) Кретьена де Труа и «Мерлин» Робераде Борона. Желая помочь людям в обретении Грааля, Мерлин, сындевственницы и дьявола, избирает лучших из рыцарей Круглого стола, которыеотправляются на поиски священной реликвии. Чародей помогает рыцарям в ихпоисках, полных трудностей и соблазнов. Самой главной ловушкой длянихявляется физическая любовь – непреодолимая преграда на пути к Граалю.Артур, Персеваль, Говен, Ланселот не преуспевают в своих поисках, и толькосыну Ланселота – Галахаду удается отыскать Грааль. В конце романа Ланселот иГвиневра погибают в объятиях друг друга, королевство Артура предано огню, асам Артур отправляется на остров Авалон.
Мерлин же навсегда воссоединяетсясо своей возлюбленной Вивиан. При этом на страницах своего романаБаржавель воспроизводит три рыцарских типажа, существовавшие в Средниевека: рыцарь-воин (Персеваль, Артур), куртуазный рыцарь (Ланселот) и рыцарьв духовном поиске (Галахад). Многочисленные детали романа Баржавелясвидетельствуют о его глубоком знакомстве со средневековыми текстами. Романразделен на ненумерованные главы, между которыми вставлены дискурсивныечасти, пояснительные комментарии автора-рассказчика, весьма характерные длясредневековых текстов.Изобилует текст и анахронизмами, т.е.
внедрением в изображение эпохинесвойственных ей черт, призванных сделать средневековый миф понятнымсовременному читателю. Здесь следует сказать несколько слов о том, чемявляются подобные анахронизмы и какова их функция в современном«фентэзийном пространстве». Начиная с античности и заканчивая XVIII веком,концепция истории формировалась как череда завершенных, необратимыхсобытий, дистанцированных от настоящего. Историографическая революция,совершенная романтиками, знаменовала собой фундаментальный сдвиг впонимании социальных моделей человека и общества, привнеся в научный мир128эволюционнуюконцепциюисторизма.Отнынеисторическийпроцесспонимался как вечное преобразование, созидание, уничтожение и, в конечномсчете, обратимость различных эпох.
По мнению Новалиса, прошлое состояниезаключает в себе в свернутом виде будущее и наоборот. Идеолог романтизмаНовалис предлагал «изображать историю мира как человеческую историю,находить всюду только человеческие события и отношения» [Габитова 1988:288].Такое понимание истории в XX веке вновь оказалось востребованным спомощью заново осмысленного понятия анахронизма, т.е.
отнесения событий,явлений или личностей к другому времени относительно фактическойхронологии как разделительной черты между прошлым и настоящим. Например,один из основателей «школы Анналов» Л. Февр в своей работе «Проблеманеверия в XVI веке: религия Рабле» (1942) называет анахронизм «тягчайшим извсех грехов». Другой именитый историк Ж. Рансьер критикует демонизациюанахронизмаисторикамиианахронию,которуюопределяетреабилитируеттак:это«Слово,понятие,заменивсобытие,назначимаяпоследовательность, изъятая из «их» собственного временного контекста,наделенные способностью переключать невидимые стрелки часов, чтобыобеспечить переход или соединение одной временной прямой с другой») (c'estun mot, un événement, une séquence signifiante sortis de «leur» temps, doués dumême coup de la capacité de définir des aiguillages temporels inédits, d'assurerlesaut ou la connexion d'une ligne de temporalité à une autre) [Рансьер 2016: http].Н.
Лоро также говорит о необходимости вводить в изучаемую эпоху незнакомыеей понятия, сравнивать изучаемую эпоху с нашей собственной, посколькутолько настоящее является наиболее действенным рычагом понимания, ааналогия «позволяет придать жизнь и содержание таким фактам, которые натакойвременнойдистанциимогутпредстатьлишьчистойформой»(permetdonnervieetcontenu à desfaitsqui à unetelledistancerisquentdeseréduire àunepureforme) [Loraux 2005: 128].129Подчеркивая неразрывную связь эпох и представляя далекое прошлое каквремя с созвучными современному миру и, в конечном итоге, вечнымивопросами, Средневековье в произведениях, соотнесенных с жанром «фэнтези»,предстает неким синкретическим единством, изобилующим географическими ивременнымианахронизмами.Воспроизведениеисториипроисходитнанескольких уровнях, и эффект реальности происходящего достигается за счетвоссозданияпрошлогоприпомощиреалистичных элементов,которыевоспринимаются как исторические.
Однако использование историческихкостюмов,орудий,гербоввоскрешаетпрошлоеневформечистореалистической, а как некую реликвию, историческая достоверность в которойотсутствует. Его функция заключается лишь в том, чтобы представить некиймир, отдаленный от мира современного. Анахронизмы же, в свою очередь,обеспечиваютпсихологическоесближениеисторииисовременности,«оживляющее» исторических или легендарных персонажей и делающее ихближе и понятнее современному читателю. Самое «достоверное» воссозданиеисторической реальности не может восстановить Средневековье в егособственном дискурсе, поскольку всегда будет существовать «неизбежноестолкновение между различными пластами прошлого и настоящего», и толькообнаружение сходства между ними позволяет преодолеть эту временнуюдистанцию.Все анахронизмы в романе Баржавеля «Чародей» условно можно поделитьна три группы: анахронизмы гротекскно-бытовые (представляющие собойвнедрение реалий XX в.
в средневеково-сказочный мир), анахронизмылингвистические и анахронизмы эпистемологические (смещающие, в отличие отисторических интерпретаций легенды, систему средневековых образов ксовременной концепции чудесного). Использование в тексте этих анахронизмоввызвано, по словам Баржавеля, его желанием «влить свежую кровь в тело этойвеликолепной истории», заново открыть ее современному читателю.Лингвистические анахронизмы в романе «Чародей» выявляютсерьезную130лингвостилистическую работу автора по воссозданию средневекового колорита.Он воскрешает сцены средневековой жизни (турниры, посвящениев рыцари),а некоторые слова употребляет в их изначальной, устаревшей форме. Например,слона он называет «олифантом» (oliphant), а кузнеца – «ковалем» (fèvre).
Чтобыобозначить корабли, на которых его герои перемещаются из одного мира вдругой, Баржавель использует слово «челн» (lanef). Однако постояннаярефлексия автора над своим текстом и его стратегия саморазоблачения, в рамкахкоторого подчеркивается литературность написанного, позволяет сохранятьдистанцию между текстом и читателем.
Желая быть прочитанным и понятым,Баржавель стремится быть посредником и проводником в создаваемом им мире:«В это время…Что это означает "в это время"? Какое такое время?» (En ce tempslà... Qu'est-ce ça veut dire "ce temps là"? Quel temps-là?) [Barjavel 2012: 39].Именно это намеренное дистанцирование автора позволяет обыгрывать икомментировать значения некоторых слов: «...эсплюмеор, не зная, что означаетэто слово, и никто до сих пор этого не знает » (esplumeor, sans connaitre le sensde ce mot, et personne ne le connait encore aujourd'hui) [Barjavel 2012: 67].Эти авторские ремарки приобретают дидактический характер, когда, например,Баржавельрассуждает,почемуоруженосцыбыливооруженыдубинами,а привилегией носить копье и меч обладали только рыцари.
Подчас авторпускается в разъяснения лингвистических или исторических реалий, объясняя,например, что слово «ужин» (souper) происходит от названия блюда, котороеимели обыкновение подавать вечером, а название деревни FollePenséeпроизошло вследствие лингвистической деформации словосочетания FolPansé,то есть «излечившийся безумец» [Barjavel 2012: 67].Стремясь удержать читательский интерес, Баржавелькомбинирует стили вописании средневекового мира, с легкостью переходя от мифологическогоповествованиякюмористически-бытовому,вследствиечегополнотавоссозданного им мифа не редуцируется догматичностью.