Диссертация (1168742), страница 15
Текст из файла (страница 15)
«Архетипы задают общую структуру личности ипоследовательность образов, всплывающих в сознании при пробуждениитворческой активности или попадании человека под влияние непреодолимыхжизненных препятствий, в ситуацию внутреннего конфликта. В этом планеархетипы могут рассматриваться содержательно как архаические образы, афункционально как первичные формы адаптации человека к окружающему миру»[Культурология 1998: 385–386].
Некоторые ученые полагают, что архетипынаходятся как бы на «поверхности» сознания в форме различного родауниверсальных для человеческой культуры символов, реализуются в поведениибессознательно, т.к. их невозможно осознать [Юнг 1996: 120]. Архетипы заданынашему сознанию изначально, их усваивают с детства, «эти древние формы“окультуренного” осознания и восприятия мира восходят к самым раннимстадиям палеолита» [Телия 2006: 781]. В современных лингвокультурах архетипыпринято интерпретировать в диалектических оппозициях: добро – зло, близкое –далекое, мужское – женское, верх – низ, левое – правое, свои – чужие и т.п.
Онине поддаются объяснению, их не доказывают, но принимают на веру, усваиваявместе с языком и культурой [см. Леонтьев 1975; Сорокин, Тарасов, Уфимцева1987; Le Goff, Rémond 1988]. Считается, что преобразование мифологического70типа сознания в сознание современного, «рационального» типа в основномпроисходит с помощью метафор [Костючук 1978: 109–113], в том числе и тех, чтолежат в основе внутренних форм фразеологизмов, заключающих в себе архетипы.Например, выносить сор из избы – «свои» противопоставляются «чужим»:верили, что «чужие» люди по вынесенному сору могут навести порчу на«своих» – членов семьи, поэтому сложился оберег: Сор из избы не выноси, а топив печи – сор воспринимается как то, чем можно опорочить человека (ср.
облитьгрязью; облить помоями) [Михельсон 1994: 430–432]; злой язык – архетипическаяоппозиция «добро – зло»; звонить во все колокола – «далекое – близкое»: встарину звоном колоколов на большое расстояние сигнализировали о бедствии,пожаре, надвигающемся вражеском войске и т.п. [Агапкина 1999: 17–50].Мифы могут преобразовываться в легенды, становясь «продуктамисознательного творчества» [Маслова 1997: 81; Dumézil 1976: 20–37]. Легендалежит в основе выражения вавилонское столпотворение «беспорядочная толпалюдей, неразбериха, суматоха»– из библейского рассказа о попыткестроительства в Вавилоне башни (столпа) до небес, за дерзость Бог наказалстроителейбашни,сделалихразноязычными,тогдалюдипрекратилистроительство башни, т.к. не могли понять друг друга [Библейская цитата...
1999];позже на значение выражения в русском языке оказало, возможно, влияниеблизкое по звучанию слово «столпиться». Французский эквивалент f.tour de Babel«башня Бабель» – восходит к той же легенде, но имеет несколько иной денотат,означая «место, где собрались люди, разговаривающие на разных языках» [Papin1989: 216], и является «псевдоподобным квазиэквивалентом» [Калинина 2007:121].Культурное содержание фразеологизмов часто основано на символах,стереотипах, эталонах и ритуалах, которые нельзя обойти вниманием.Символы изучались в философии, культурологии, семиотике, психологии,мифопоэтике, фольклористике, литературоведении, языкознании и других науках[см.
Керлот 1994; Шелестюк 1997: 73–80; Julien 1989; Nataf 1973]. Настоящееисследование исходит из следующего понимания символа: «Символ – образ,71являющийся представителем других образов, содержаний, отношений; понятие,фиксирующее способность материальных вещей, событий, а также чувственныхобразов выражать идеальное содержание, отличное от их непосредственного,чувственно-телесногобытия»[Культурология1998:387–388].Символыобращены в глубокое прошлое, они зарождались в сознании древнего человека[Леви-Брюль1930:мифологическим198–203],мышлениеммировосприятие–древнейшейкоторогоформоймоделировалосьосознаниямира.Фразеологизмы в своем значении сохраняют знание о первобытном сознаниичеловека и передают его из поколения в поколение [Петренко, Нистратова,Романова 1989: 26–35].Сознание древних было в значительной мере хаотичным, оно трудноподдается логическому анализу, потому что они не обладали научным познаниеммира [Van Genneр 1998–1999: 127].
Но их сознание было осмысленным –древнейший человек творил мифы, которые были определенной формойинтерпретации мира. И мифотворчество ему заменяло научное описание мира,собственно, оно было самой жизнью: он «знал», откуда произошла земля, каковаее форма, откуда пошли животные и растения, почему бывает день и ночь, каквзаимодействуют земля и солнце и т.п. [см. Афанасьев 1995; Caillois 1975; Durant1969; Eliade 1992; Harrison 1992].
Помимо хаотичности, сознание древних былоеще не способным вполне объяснить окружающий мир: оно искало как средстваобъяснения, так и того, кого можно было бы попросить о помощи, чтобы сделатьего более удобным для жизни. В результате человек «изобрел» не только богов,но и демонов, домовых, леших и многих других обитателей мифическогосознания.
Главными «персонажами» здесь являются бог и дьявол, а в славянскоймифологии черт. Со словами бог, дьявол и черт в разных языках, в том числе и врусском и во французском, очень много фразеологизмов. При этом субъектыдревнейших мифов осознавались как субстраты чувства. Ведь сознание древнегочеловека отличалось большой эмотивностью, понимаемой как совокупностьэмоций и отношений к объектам реальной или вымышленной действительности,отражаемой в языке, в том числе и во фразеологизмах [Doppagne 1977: 20].72Вероятно, вследствие этого практически все фразеологизмы, восходящие кмифологическому сознанию, являются эмотивно насыщенными.Символ сродни знаку: у них есть некоторые сходные черты.
Однако онисущественно различаются. Знаки языка можно рассматривать просто какзначимые единицы языка, понимаемого как исторически сложившаяся системазвуковых, словарных и грамматических средств, объективирующая работумышления и являющаяся орудием общения, обмена мыслями и взаимногопонимания людей в обществе, а также, применительно к иным семиотическимсистемам (дорожные знаки, жестовый язык, информационные языки и т.п.)системузнаков(звуков,сигналов),передающихинформацию[Баранов,Добровольский 1995: 80–91]. Языковой знак обычно однозначен. Для знакамногозначность – явление негативное: чем однозначнее расшифровывается знак,тем конструктивнее он может быть использован.
Многозначность слова непринимаем в расчет, т.к. для каждого значения многозначного слова существуетсвой знак, заключенный не только в звуковой оболочке самого слова, но и еголексико-синтаксического контекста (сочетаемости). Символ же, наоборот, обычномногозначен, и чем более он многозначен, тем более он содержателен [Foucault2001: 200–231].
Как знак, так и символ построены по трехкомпонентной модели:означаемое – означающее – семиотическая связка. И знак, и символконвенциональны. Однако «смысл знака, в отличие от символа, должен быть нетолько конвенционален, но и конкретен, например, знаки дорожного движения всилу своей конкретности помогают избежать аварий» [Маслова 2001: 99]. Символобычно конкретен, так, крест является символом христианской веры, символомстрадания, символом объединения пространства [см. Guardini 1938: 67; Guénon1957].
«Крест-перекресток связывается с идеей выбора. Крест может бытьрассмотрен как космический символ: его поперечная перекладина символизируетгоризонт, вертикальная стойка – ось мира; концы креста олицетворяют четырестороны света...» [Адамчик 2006: 192]. Важным свойством символа является егообразность, которая лежит в его основе.
Обычно всякий символ является образоми становится символом тогда, когда он приобретает абстрактное (символическое)73значение, буквальное же значение образа невозможно толковать – он содержит всебе ассоциацию с мифом, легендой, фольклором [см.
Маслова 2001; Черкасова1991: 91–96]. Как и метафора, символ развивается на основе признаковконкретного предмета. Неслучайно слова с очень абстрактным значением,например имена числительные (такие как «пять», «шесть» и т.п.), не имеютустойчивых метафор, они не метафоризируются, хотя сами могут участвовать вих создании, являясь компонентами сложных образов и часто выступая в качествесимволов [Beaujouan 1991: 23; Berteaux 1984: 130; Rézeau 1993: 5]. Символ в этомсмысле также тяготеет к именам существительным с конкретным (вещным)значением. Неслучайно в лингвистике более всего установилось пониманиесимвола как вещи, наделенной смыслом [см. Лосев 1979; Foucault 2001].
Этотсмысл в символе обычно мотивирован связью между конкретным и абстрактнымэлементами символьного содержания.В целом символ имеет целый ряд признаков: «образность (иконичность),мотивированность, комплексность содержания, многозначность, расплывчатостьграниц значений в символе, архетипичность символа, его универсальность вотдельновзятойкультуре,пересечениесимволоввразныхкультурах,национально-культурная специфичность целого ряда символов, встроенностьсимвола в миф и архетип» [Маслова 2001: 98].Для представленного исследования интереснее символы, наблюдаемые вструктуре фразеологических единиц. В структуре фразеологизмов у отдельныхкомпонентоввырабатываетсясимвольноезначение.Например,вофразеологизмах: держать вожжи в руках – сосредоточить в своих рукахруководство; отбиться от рук – выйти из повиновения, стать непослушным – укомпонента рука развивается символьное значение «власть»; быть чьей-л.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
