Диссертация (1168724), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Выходит, что мы имеем делолишь с «эффектом социального», сходным с иными явлениями гиперреальности. Тогда в том смысле, в котором гиперреальность означает симуляциюреальности, массы симулируют социальный конформизм, который оборачи82вается гиперконформизмом (симуляцией социального). Более оптимистичнозвучат идеи другого французского философа М. Мафессоли. «Молчаниебольшинства», то есть масс, Мафессоли рассматривает как способ защитыпротив власти универсалистских дискурсов (метанарративов). Своеобразнотрактуя идеи Дюркгейма и Ницше, Мафессоли говорит о трансформации современного общества, основанного на механической солидарности, соотносимого с прометеевской культурой, в общество «неотрайбализма», соотносимое с культурой дионисийской.
Такое общество лишь влечет за собой«возвращение иррационального» и «чувство околдованности миром» [См.109]. Здесь мы сталкиваемся с любопытной комбинацией характеристик социальной конформности, при которой она рассматривается одновременно каксвойство и позитивное и иррациональное, то есть, сама иррациональностьрассматривается как положительное явление. Тем не менее, едва ли такаятрактовка даже частично совпадает с нормативным дискурсом, поскольку внем позитивный конформизм имеет рационально-осозноваемое ценностноесодержание.Еще раз отметим, что значения конформизма/нонконфрмизма в постмодернистской социологии в некотором смысле близки к их значениям врамках критического дискурса.
Напомним, что конформность в негативномзначении выводилась Адорно и Маркузе как лояльность общества, выработанная посредством социально-политического отчуждения масс, подавлениясвободного проявления социального творчества. Таким образом, конформизми нонконформизм становятся проблемой отношений власти в терминах господство/подчинение.В аналогичном негативном значении конформность имплицитно заложена в концепции власти Мишеля Фуко. Он понимает власть как комбинацию стратегических позиций. Власть не столько локализована в конкретныхсоциальных институтах, сколько повсеместно «разлита» в социальном пространстве. С точки зрения Фуко абсолютно все социальные отношения определяются через отношения господства и подчинения.
Негативная конформ83ность у Фуко пронизывает все социальное поле. Однако отличие от критической теории заключается в том, что власть категорически децентрализована,вездесуща и представлена дискурсами (в структуралистском смысле), которые в свою очередь власть и порождают. Осуществляется власть посредствомлокальных дискурсивных практик, в целом составляющих эпистему, характерную для каждой эпохи. Под эпистемой Фуко понимает «совокупностисвязей, которые могут объединить в данную эпоху дискурсивные практики,которые предоставляют место фигурам эпистемологии, наукам и любымвозможным формализованным системам» [177, С. 350].
Таким образом,власть в понимании Фуко и представляет собой тотализирующий и унифицирующий принцип, повсеместно обеспечивающий всеобщую неосознаннуюлояльность, т.е. конформность.Итак, для постмодернистской мысли характерна деконструкция традиционных для модерна бинарных оппозиций. В социальной теории в роли таких оппозиций оказываются социальный порядок/аномия. Выступая противэтой оппозиции, постмодернисты указывают на ее искусственный характер, аучитывая принцип постмодернистской чувствительности, скорее социальнаяаномия должна рассматриваться в постмодернистской социальной теории вкачестве «нормального» состояния общества.
Дело в том, что в социальнойтеории постмодерна (более соотносимой с релятивным дискурсом конформизма/нонконформизма) ценностно-нормативная интеграция не играет тойроли, которую играла в структурно-функциональном анализе. Поэтому наиндивидуальном уровне, уровне абстрактного социального действия, анализконформизма и нонконформизма крайне затруднителен в силу отсутствия«целостного» субъекта социального действия – свободного индивида.
Поэтому Ж. Бодрийяр использует понятие «гиперконформизм», указывающеена псевдосоциальный, с его точки зрения, характер консенсуса в обществепостмодерна. А если социальность – иллюзия, то и антисоциальность тожеоказывается иллюзией. Но если конформизм возникает как эффект тотальной«симуляции социального», то нонконформизм предстает в качестве явления84второго порядка по отношению к этой симуляции. В данной связи показательно общее скептическое отношение Бодрийяра и некоторых других постмодернистов к леворадикальной идее освобождения.В целом можно отметить некоторую идеологическую тенденцию впостмодернистской социальной теории, а именно: ее принципиальный «антинормативизм».
Идеологию антинормативизма можно охарактеризовать как«...совокупность идей, в которых утверждается, что в современном обществене существует никакого «регулятивного идеала», которым может быть обусловлена политико-этическая ориентация индивидов и групп» [63, С. 237].По мнению Э.Лакло для постомодерна в целом характерна антинормативисткая установка, и сам термин «постмодерн» является указанием на «исчезновение универсального (тем более – рационально определимого) нормативного горизонта…» [Цит. по 28, С.
177]. В таком случае проблематика конформизма/нонконформизма переносится в иное поле и обнаруживается уже в отношении феномена власти. Конформность или неконформность в постмодернистской социологии могут рассматриваться скорее в качестве иллюзий«согласия» или «несогласия», в качестве временных диспозиций, которыеопределяются структурой властных отношений. Власть при этом понимаетсяспецифическим образом, описанным выше, то есть как некий обезличенныйпринцип, пронизывающий все социальное поле.В общем, для постструктуралистски ориентированной постмодернистской социологии характерна постановка проблем на макросоциальномуровне и избегание уровня микросоциального и эмпирического.
Отметимздесь также дегуманистическую направленность постмодернистской социальной теории. Категории субъекта социального действия, совпадающего счеловеческой личностью, здесь не существует вообще, что отличает постмодернистов от, например, Э. Фромма, Г. Маркузе, Т. Адорно и М. Хоркхаймера, чьи позиции мы рассматривали в пределах критического дискурса конформизма/нонконформизма. Гиперконформизм – явление системное, в товремя как нонконформизм – феномен скорее индивидуальный. Интересно,85что системы в постструктуралистской концепции существуют, а индивиды –нет.К постмодернистской трактовке природы феноменов конформизма/нонконформизма следует также, с некоторыми оговорками, отнести теорию мемов (англ.
memes). Автор теории мемов американский биолог Р. Докинз в работе «Эгоистчиный ген» (1976) предлагает рассматривать наряду ипо аналогии с генами как самостоятельными носителями генетической информации – «мемы» как самостоятельные носители информации культурной[См. 56]. Мем – это культурный элемент (будь то социальная практика, религиозная идея, технология), не стремящийся ни к чему кроме как к собственному сохранению и воспроизводству (репликации).
Ряд взаимосвязанныхмемов представляют собой «мемокомплекс» (научная теория или религиозное течение). Само по себе содержание мема гораздо менее важно, чем причины, способствующие его устойчивости. Распространение и исчезновениемемов проходит по правилам, аналогичным правилам естественного отбора выживают самые приспособленные. Мемы обладают свойствами вирусов,поэтому их выживаемости способствует высокая «вирулентность» – «Медиавирусы распространяются в инфосфере точно так же, как биологические вирусы распространяются в организме-хозяине или в целом сообществе организмов» [147, С.
15]. Человек, таким образом, оказывается вне контекста рационального действия, так как является лишь пассивным переносчиком культурной (в самом широком смысле слова) информации. Конформность в данном случае становится его базовой характеристикой. Вся человеческая культура здесь суть циркуляция автономных культурных единиц. Нечто похожеемы можем обнаружить во взглядах Ж.