Диссертация (1168614), страница 80
Текст из файла (страница 80)
В русском переводе – «драматическаялегенда» – не принимается в расчет слово «игра», входящее, как можно заметить,359в состав сложного существительного. Между тем именно философскоеосмысление жанра, воспринимаемого посредством смысловых коннотаций («игралегенды», или «игровая легенда», или «легендарная игра»), позволяет прийти кдостаточно весомым выводам, касающимся постижения Г. Гауптманом игровоймировой сути бытия и игровой экзистенции человека.В первую очередь сразу обращает на себя внимание то, что слово «игра»,вводимое в жанр, приобретает более широкий смысл, чем в прошлых творенияхдраматурга. К примеру, в произведении «А Пиппа пляшет» Г.
Гауптманподчеркивал необходимость игрового восприятия драмы в ремарках, в которыхясно указывалось, что эта «сказка играется». В «Заложнице Карла Великого»понятиеигрыбытийнорасширяется,болеемасштабномодернистскиосмысливается. Жанровое определение Г. Гауптмана – «Legendenspiel» –позволяет, поэтому, ответить на два чрезвычайно важных вопроса. Первый связанс отношением драматурга к литературной традиции в целом, с общиммировоззренческим ракурсом модернистского постижения мира.
Второй вопроскасается постижения Г. Гауптманом собственного творчества, самоиграния с ним,с теми «игровыми» произведениями, в которых главным оказывается образребенка. Оба вопроса и предполагаемые ответы на них, бесспорно, не могут бытьрассмотрены изолированно. Их необходимо осмыслить в том нерушимомединстве, которое и позволяет увидеть общую философско-модернистскуюустановку писателя и почувствовать в то же время самобытную неповторимостьконкретного текста.Драме «Заложница Карла Великого» предшествует эпиграф, которыйфокусирует внимание на определенной традиции и позволяет вести речь о ееигровоймодификации.Г.Гауптмандаетвыдержкупо-итальянскиизпроизведения «Шесть дней» («Le sei giornate») венецианского ученого, археолога,сенатора, писателя Себастьяно Эриццио (Sebastian Erizzio, 1525 – 1585).
Эриццио,композиционно почти повторяя «Декамерон» Боккаччо, рассказывает о группестудентов из университета Падуи. Они встречаются по средам в июне и июле ввеликолепном саду за городом и передают друг другу истории, кажущиеся им360интересными и увлекательными. Эриццио называет их не новеллами илирассказами, а событиями – Avvenimenti. Г.
Гауптмана интересует второеAvvenimenti, именно в нем речь идет о короле Карле, о его любви к прекраснойдеве. Чувство короля было столь сильно, пишет Эриццио, что Карл стал порочен,душа его была так пленена нежными ласками, что он забыл о славе и чести,пренебрег думами об управлении государством («Fu guestro re di si fervente amoreacceso di costei, cosi perduto, ed ebbe l'animo cosi corrotto dalle sue tenete carezze elascivie, che non curando il danno, che per tal cagione nella fama e nell'onore ricevca,ed abbandonati i pensieri del governo del regno»).Текст ученого венецианца предстает перед Г. Гауптманом как знаковыйигровой феномен, который требует глубокого постижения и непременногомодернистского отчуждения и обновления.
Посредством достаточно четкойнацеленности на осознание игровой природы любого исторического предания,«Шесть дней» Эриццио в частности, Г. Гауптман в значительной степенитематически сохраняет верность той части Avvenimenti итальянского автора, гдеречь идет о сильнейшем чувстве Карла к молодой девушке. Однако немецкийдраматург, переосмысливая предание по неписаным игровым законам (движению«туда-сюда»), производит духовную ревизию незыблемых для Эриццио понятий.Для того чтобы составить достаточно полное представление о такихсложныхпроцессах,разрушающихисозидающихсамихсебявнутрихудожественного текста, необходимо представить широкий общекультурныйконтекст, в который вписана драма Г.
Гауптмана «Заложница Карла Великого».Важно отметить, что С. Эриццио в произведении «Шесть дней», наследуякомпозиционное построение «Декамерона» Боккаччо, в некоторой степениотходит от его жизнелюбивого духа. Исследователи отмечают, что в AvvenimentiЭриццио «чувствуется морализаторский тон, чрезмерная назидательность,страсти, по мысли венецианского писателя, не должны заменять государственныедела» [381, s. 273].
В произведении «Шесть дней», созданном во второй половиневека Чинквеченто, ощутима, бесспорно, ренессансная традиция, не случайноЭриццио использует различные источники, в первую очередь античные. Так,361произведения Валериуса Максимуса (Valerius Maximus), римского историка Iвека, чрезвычайно интересны Эриццио, в частности книга В. Максимуса «Слова идеяния, достойные памяти» («Factorum et dictorum memorabilium libri»). Этосборник рассказов, одни из них повествуют о добродетели, другие о пороках.Кроме того, Эриццио обращается к произведениям Цицерона, Салюстия,Диодора.
Венецианского сенатора XVI века интересуют деяния великих людей,пример которых может быть предложен потомкам в качестве назидания.Создается впечатление, что основная линия рассуждений Эриццио касается лишьназидательности. Между тем он во многом смыкается со взглядами творцовкультуры Ренессанса. Так, во второй Avvenimenti Эриццио ссылается на письмоПетрарки к кардиналу Коллоне от 21 июня 1333 года, в котором мастер сонетовпишет о любви уже немолодого Карла Великого.
Будучи петраркистом,преклоняясь перед творениями своего соотечественника, Эриццио невольнопринимает его взгляды касательно силы страсти, пыла чувств, обновления душиблагодаря любовному душевному волнению и переживанию. Тем самым Эрицциовыходит за рамки собственной концепции морали, закладывая основы дляпозднейшего, в высшей степени неоднозначного, осмысления деяний короляКарла. В преданиях Эриццио происходит тот процесс, о котором А.
В. Михайловписал в отношении поэзии барокко: «Она соединяет в себе и свой собственныйканон и норму, создает тем самым неканонические каноны» [190].Подобные неканонические каноны постепенно проявляются и наполняютсяигровым значением. Эриццио пересматривает любовную историю КарлаВеликого. Писатель Чинквеченто, в значительной степени осуждая короля зазабвение государственных дел, в то же время подчеркивает, что черноволосаяФастрада (так звали девушку, которой столь увлекся Карл) сподвигла короляосновать школу в Аахене и пригласить туда ученейших мужей со всего западногомира. Такие сведения Эриццио получил из текста франкского ученого, историкаЭгинхарда (Einhardes) «Жизнь Карла Великого» (Vita Karoli Magni, 845-847) – этоединственная биография, написанная при жизни короля.
Эриццио, как видно,считая, что ренессансным творениям не хватает назидательности, тем не менее362внутренне следует их духу: преклоняется перед античными памятникамикультуры, ставит образование, овладение науками и искусствами превыше всего.Археолог и историк С. Эриццио мыслит как человек времени модерна – чтиттрадицию и творчески ее обновляет, «расплавляет прошлое в сегодняшнем дне,давая возможность прошлому приблизиться к современности» [153, с.
163]. Темсамым Эриццио наделяет свои Avvenimenti той культурной силой, котораяспособна постепенно проявлять себя через последующее модернистское игровоевосприятие древних легенд.Как видно, Г. Гауптман, обращаясь к тексту венецианского автора,становится наследником такой традиции, которая вбирает в себя и представленияЭриццио об Античности, и его толкование Ренессанса, отталкивание от него ипритяжение к нему. В творчестве немецкого драматурга происходит сложнейшеевременное сцепление – домодернистская традиция (Античность, Ренессанс)приобретает модернистский смысл, наполняется современным содержанием.Прошлое модернизируется, укореняется в современности. Как писатель временимодерна Г. Гауптман проникает во внешнее и внутреннее пространствохудожественныхтекстов минувшеговремени,еголегендыипреданиярассматриваются немецким драматургом не только как нечто устойчивое ипостоянное, но и как нечто такое, что подлежит коррекции, их новый смыслдолжен раскрыться в настоящем.
Ренессанс в значении эпохи, в которую жил С.Эриццио, которую он критикует и перед которой одновременно преклоняется,осмысливается Г. Гауптманом с горизонта своего, нового, времени. Это уже неисторический Ренессанс XV – XVI века, а тот, который предстает в сознаниинемецкого драматурга на основании его рефлексии на Avvenimenti Эриццио.Произведение венецианского ученого «Шесть дней», с точки зрения Г.Гауптмана, подлежит коррегированию. В этом плане можно говорить о такомпроцессе творческого сознания, который Гадамер характеризует как «отмираниевсех актуальных связей,<…> тогда делается зримым подлинный обликпроизведения, создается возможность такого его понимания, которое можетпретендовать на обязательность и всеобщность» [110, с.
352]. Как правило,363рассказ о былом, что явствует уже из смысловой сути легенды или предания,ведется о героических событиях прошлого. Такой рассказ передается отпоколения к поколению, поэтический вымысел закономерен и творческиоправдан. Обращаясь к жанру легенды, Г. Гауптман, толкуя ее игровым образом,ориентируется не на «актуальные связи» – внешние героические деяния короляКарла: обилие успешных войн, продолжительная борьба с саксами, сохранениеклассического наследия, введение особой системы образования.
Все это,бесспорно, важно и интересно, но с точки зрения Г. Гауптмана значительностькороля проявляется в том, что он полюбил прекрасную девушку Герзуинд,доверился себе, обрел ту внутреннюю детскость, которой ему так не хваталораньше. Именно подобное обновление души, к чему Карл, как показывает Г.Гауптман, столь сильно стремился, и сделало его Великим, сохранило дляпотомков значение и его деятельности, и цельность его внутреннего облика.Таким образом, на рубеже веков сам принцип легенды, ее смысловаянаполненность переосмысливается немецким драматургом игровым образом.Жанровая модификация, представляющая, по мысли Г.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
