Диссертация (1168614), страница 81
Текст из файла (страница 81)
Гауптмана, непременнуюигру с прежними неканоническими канонами, приводит к восстановлению иобновлению жизни, к ее манифестации, непрестанному познанию, осознанию,модернистскому переосмыслению.Не случайна первая ремарка – час перед восходом солнца («Es ist die Stundevor Sonnenaufgang»). Начало творчесткого пути связано с пьесой «VorSonnenaufgang», поэтому ремарка к более позднему творению на рубеже вековявляется важным свидетельством саморефлексии, попыткой самопостижения,самоиграния. В первой драме Г. Гауптмана в предлоге «vor»ощутимо еговременное значение – лишь ожидание восхода солнца, до появления дневногосветила на небосклоне происходят события, прежде, чем оно взойдет, вершитсядействие.
Герои мечтали о свете солнца, искали его в темноте, в их душахпроисходил тот значимый процесс, о котором пишет Г. Гауптман в медитациях«Sonnen»: они «<…>пристально всматривались в свет, <…> но он рассеивался внеизвестном направлении, так и не достигая своей первоначальной цели» [351, s.3643], «свет лишь поднимался из глубины,<…> обретал духовные очертания <…>,но его творения не было» [351, s. 7].
Все философские, световые метафоры,внутренне пронизывающие первое произведение Г. Гауптмана, призваны выявитьдуховный свет личности центральных персонажей. Однако Лот, оставляя Елену,отрекается тем самым от света солнца, от самого принципа его световоготворения. Уход Лота для Елены означает мрак бытия, ее дух погружается ввечную тьму.В более позднем произведении Г. Гауптмана предлог «vor» имеетпространственное значение. Час перед восходом солнца предполагает свершениедействия в пространстве дня, в пространстве всего бытия художественного текста.В «Заложнице Карла Великого» Г. Гауптман важна та мысль, которая былавысказана им в его «Солнечных медитациях»: «В сознании солнце пробуждаетсяото сна» [351, s. 5], «это глобальное пробуждение духа <…> душа переполненасолнцем <…> поет и ликует» [351, s.
10]. Такое солнечное ликованиепронизывает душу Карла Великого в тот момент, когда он впервые видитГерзуинд. Оно парадоксальным образом значимо для него и тогда, когда корольсклоняется над смертным ложем прекрасной девы – Карл понимает, что егосолнечное внутреннее прозрение отныне не заслонится мраком нелепых внешнихвоенных достижений. Не случайны и ремарки к последнему трагическомудействию – теплое осеннее солнце, лучи которого падают через балкон («<…>denwarmen Schei der Herbstsonne genießen kann, der durch die Loggia einfällt» [50, s.120]). За час до восхода солнца начинается драматическое повествование,призванное показать обновление жизни, ее глубокое внутреннее переживание ипостижение. Финальные события, связанные со смертью Герзуинд, с выяснениемпричин ее трагической гибели, тем не менее, особым образом высвечены.
Вначале восход солнца только предполагался, пространственно обозначался, впоследнем действии солнечное свечение достигает апогея, лучи его, правда,осенние, но яркие, теплые, согревающие, как и те мысли о покойной Герзуинд,которым Карл будет хранить верность.365Вполне закономерен вопрос – почему герои других драм Г. Гауптмана необретают внутреннего солнца познания? Солнечное ликование лишь на краткиймиг озаряет душу литейщика Генриха («Потонувший колокол»); к солнцу идутрука об руку Вильгельм и Ида, но подобное движение лишь едва намечено(«Праздник примирения»); мечтают о солнечном внутреннем законе Иоганес иАнна, но не претворяют его в жизнь («Одинокие»); возчик Геншель был солнечнопо-детски доверчив, но утратил столь важные качества личности («ВозчикГеншель»); несчастная Роза Бернд лишь на короткий срок была солнечносчастлива с Фламом («Роза Бернд»).
Все эти герои или не полностью доверяютсвоей детской сути, или утрачивают ее, что составляет для Г. Гауптмананепременный итог и исход солнечного внутреннего творения, или, наконец,лишены ее изначально. В какой-то степени исключение составляет драма«Бедный Генрих», в которой финальное солнечное бытие прекрасного – сильное,искреннее, яркое чувство рыцаря Генриха и девушки Оттегебе – доминирует иторжествует.Можно говорить о том, что свойственный Г. Гауптману процессмодернистского самоиграния духа приводит его к непрестанному осмыслениюсвоих произведений. Все они, на определенной стадии творческого действа,становятся для него постигаемы в качестве личной, собственной традиции –драматург духовно связан со своими творениями, их художественное бытие неподлежит для него сомнению, внутренняя экзистенциальная сущность героевостается непререкаемой.
Перед Г. Гауптманом стоит глобальная модернистскаязадача – постижение себя в контексте собственного творчества. Благодарядуховному самоуглублению, проникновению в основы личных творенийпроисходит принятие своей прежней традиции и одновременное ее обновление.Посредством саморефлексии Г. Гауптман мыслит жизнь, через взаимосвязь ссобственнойтрадициейподперомдраматургапроисходитсложноеразвертывание человеческой сущности, все его творения мыслятся как единыйпроцесс. При этом Г. Гауптман, верный духу модернистской игровой сути,отторгается от самого себя, ищет знаковые солнечные просчеты в своих героях:366сочувствуя им, сострадая, принимая и понимая их беды, драматург в то же времяпостигает, что движение вверх, в необъятный простор небес не должно никогдапрекращаться. Процесс этот необратимый, он должен быть полным исовершенным.
Поэтому счастлива маленькая Ганнеле, прекрасна танцующаяПиппа, стал великим король Карл в тот момент, когда понял, что любовь кпленнице Герзуинд важнее военных побед. Игра с текстами собратьев по перупредоставляет Г. Гауптману широкие возможности для самоиграния, дляпереосмысления своих творений практически в тот момент, когда они завершены.Жанр «Legendenspiel», в русле которого творит Г. Гауптман пьесу «ЗаложницаКарла Великого», может осмысливаться как философская саморефлексиядраматурга, как персональная репрезентация, в результате которой игра стекстами других художников слова смыкается с игрой с собственнымитворениями.Карл, которому, как пишет Г. Гауптман, более шестидесяти лет, с самогоначала предстает как человек времени модерна – он ощущает необходимостьперемен, но не знает, в чем они должны состоять.
Свободное автономноемышление Карла находится в напряженном единстве с ограничениями истеснениями, порожденными его же сознанием. Он, неудовлетворенный своимвнешним прекрасным бытием, мечтает о новизне, постоянно ее ожидает, считаяпри этом, что ничего нового постигнуть нельзя, называет себя пленником долга(«ein Gefangene meiner Pflicht» [50, s. 9]), ощущает свою могущественность и приэтом полное духовное и душевное бессилие («mächtig <…> ganz ohnmächtig» [50,s. 9]), говорит, что ведет борьбу с собой («nur <…> sich selbst» [50, s. 13]), а не ссаксами, как уверен его приближенный Эркамбальд.Карл почти полностью погружен в себя, его внутренняя саморефлексия,однако, относительно спокойная, скрытая, желания нечеткие, размытые, ощутимарастерянность перед жизнью.
Могущественный властелин не понимает нисмысла, ни причин своего видимого военного успеха: зачем нужно возводитьдворцы и разрушать, населять пустые страны и превращать их в пустыни,причинять раны и их заживлять («<…>Paläste bauen und zerstören <…> Länder367beväölkern und zur Wüste machen <…> Wunden schlagen und heilen» [50, s. 14]).
Онназывает себя ваятелем, который формирует мир из воска («Wie Welt ist Wachsund der sei form bin ich» [50, s. 14]). Как видно, для Г. Гауптмана глобальнаяфилософская метафора Ницше приобретает парадоксальный игровой смысл: левпревратится в слабое дитя лишь в том случае, когда он откажется от внешнейдеятельности, присущей ребенку Гераклита, – созидания и разрушения. Для Г.Гауптмана значимо только внутреннее созидание, формирование не мира, а себясамого. Мировой ваятель король Карл, созидая и разрушая зримое бытие,внутренне пал духом, состояние вечной неудовлетворенности приводит ксильнейшему регрессу в духовном развитии героя.Сакс Беннит рассказывает Карлу о Герзуинд, которая находится в Аахенекак заложница («als Geisel»). В данной сцене Г. Гауптман представляет игрумедиальных смыслов – слово «als» осознается в значении «как будто»,«понарошку».
Герзуинд лишь внешне пленница короля, в значительной степениона играет в нее. На самом деле истинным заложником является Карл – онпленник долга, узник собственного бытия. Не случайно король потрясенсвиданием с Герзуинд. Шестнадцатилетняя золотоволосая девушка поражает егосвоим жизнеощущением. В глазах у нее веселость и детская резвость, а сам Карл,как сказано в ремарках, не чувствует себя просто и естественно («nicht ganzunbefangen» [50, s. 38]).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
