Диссертация (1168614), страница 65
Текст из файла (страница 65)
По Г. Гауптману, подобное разнородное смешение, приводящее витоге к мистериальному единению с Первоединым, и составляет сущность85Например, Павсаний рассказывает о святилище Диониса Светоносного, или Огненосного. В его честьсовершается праздник Ламптерии. В его храм ночью несут факелы, а по всему городу стоят чаши с вином [204,VII. 27, с. 208].290природной религии солнца. Происходит, как писал Гадамер, «вы-явление<…>везде и во всем световые метафоры» [110, с. 565]. Огонь, ядовито жалящий,смертельно обжигает, но и очищает, способствует прозрению божественногосвета.Постижение глубокого смысла «солнечной» религии объясняется силойлюбовных переживаний героя, приводящих к духовному «световому» озарению:отречениеотраспавшегосясебяЯ,естьсветоваяодновременноапперцепцияобретениесебя,«вы-свечивания»,восстановление«вы-явления»способствует радостному признанию великой силы Эроса.
Эрос, воплощающийдля Г. Гауптмана принцип развития, обновления души, мыслимый как «Philia»,непосредственно связан с животворящей силой мистериального «солнечного»служения. Постепенно Генрих проникается убеждением, что отравленные стрелы,поражающие его душу, уничтожают прошлую жизнь, ту, в которой не было светасолнца, была лишь темнота отчаяния и страх смерти. Очистительная сила огняпозволяет рыцарю достичь высокой ступени мистериального посвящения,связанного с духовным озарением.
Генрих постигает глубокую мистериальнуюмудрость – лишь тот, кто способен на самоотречение, достоин того, чтобы житьдальше; тот, кто отказывается от самого себя, призван к высшему очищению,спасение другого приносит благо самому спасителю.Поэтически данная мысль представлена в тексте через образы трех лучей.Они воспринимаются Генрихом как лучи благодати, лучи божественногомилосердия(«<…>StralderGnadestreite»),тоговеликогофеномена«Barmherzigkeit», который всегда служил для Г.
Гауптмана ярким (в данномслучае огненным) воплощением философии человека и мира. Первый лучсогревает душу, из нее уходит ненависть, страх, безумие, Генрих становитсябеспомощным, но эта беспомощность приводит к очищению и выздоровлению:<…> ward ich gereinigt das Gemeine stobaus der verdumpften und verruchten Brust <...>entwich, der Haß, der Raserei, mich aufzuzwingenden Menschen <...> [42, s. 156].291Но мир пока видится Генриху в мрачных тонах, это угрожающий иумирающий мир («erstorbene, finstere, drohende Welt»). Второй луч благодативносит в мир и в душу светлый элемент, от него звучат холмы для радости, морядля блаженства, небесный свод для счастья:Und in der Flut des lichten Elementsentzündeten die Hügel sich zur Freude,die Meere zur Wonne und die Himmelsweitenzum Glücke wiederum...
[42, s. 157].Отныне Генрих может видеть и слышать то, что было ранее ему недоступно– звучание холмов, морей, небес, он потрясен собственным прозрением, замечаетобилие красок окружающего мира. Перед его взором простираются рубиновыегоры, они горят, как драгоценные камни. К Генриху возвращаются силы, оннапрягает всю свою волю, направляя ее к жизни, счастью, любви, радости,чувствует, что должен или стать здоровым, или умереть вместе с девушкой:<…>begann ein seliges Drängen und ein Gärenerstandener Kräfte: die erregten sichzu einem starken Willen, einer Machtin mich! <...> Noch ward ich nicht gesund,doch fühlt' ich eins: das ich es mußte werdenoder mit ihr den gleichen Tod bestehen [42, s.
157].Г. Гауптман особо акцентирует тот момент в своем драматургическомтворении, который касается теснейшей взаимосвязи человека и мира. Последнийлишь тогда предстает в субъективном сознании героя во всем своем блеске ивеликолепии, когда у героя изменяются этические акценты – Генрих забывает освоих страданиях ради другого, в данном случае рыцарь думает о предстоящих(жертвенных) муках Оттегебе, а не о своей проказе.
Отрекаясь от себя, от своего«прокаженного» в прошлом мира, Генрих перестает быть таким прокаженным.Он, ощущая в душе высшую этическую ценность «Philia», становится настолькомудрым, что, на основании его личного этоса «Sopfia», мир и для него, и вокругнего практически полностью изменяется. Мир «говорит» с индивидом на его292языке: познавая себя, человек познает мир, который, в свою очередь, помогаетчеловеку познать себя самого.
Философия этики на рубеже веков остаетсясубъективной, каковой она была в век Просвещения и в романтическую эпоху,однако феномен мира, в противовес прошлому, играет важнейшую роль в этихсубъективных представлениях. Этически совершенствуя себя самого, становясьдобрым и милосердным к другому, индивид тем самым этически совершенствуети окружающий его мир.Поэтому третий луч благодати проникает в душу Генриха в тот момент,когда он понимает, что не примет жертву Оттегебе, не отдаст ее на заклание радисобственного спасения. Третий луч милосердия – «Barmherzigkei»t – позволяетГенриху ощутить всю мощь мистериальной солнечной эманации: пройдяочищениесветом,ощутиввозвышенныйживотворящийогоньсолнца(«Sonnenfeuer»), он исцелился, обрел новое бытие благодаря животворящей силевеликогоЭроса,ощутимоговегосознаниикакмогущественнаяивсепобеждающая «Philia»:<...>das Wunder war vollbracht, ich war genesen!<...>der reine, grade, ungebrochene Stromder Gottheit eine Bahn sich hat gebrochenin die geheimnisvolle Kapfel, diedas echte Schöpfungs – Wunder uns verschließt:dann erst durchdringt dich Leben.
[42, s. 158,159].Таков итог мистериального пути героя.Необходимо сказать несколько слов о специфике мистериального путиОттегебе. Будучи предельно благочестивой, она изначально поклоняетсяхристианскому богу, у которого, по мысли Г. Гауптмана, мало общего с религиейи учением Христа. Оттегебе воспринимает слова пастора как непререкаемуюистину, глубоко продуманную и прочувствованную. Соответственно возникаетпонятие избранной невесты Христовой – таковой может считаться та, котораяспособна выдержать страдания до конца. Поэтому Оттегебе и готова, как онасчитает, умереть за Генриха ради тернового венца. Между тем, впадая в293экстатическое неистовство, Оттегебе, подобно своему господину – рыцарюГенриху, постигает великую животворящую силу Эроса, явленную ей в образедвух солнц, из которых рождается буколический, как его называет Г.
Гауптман,Спаситель.Мыслители и художники слова поздней эпохи модерна в целом определяютэкстаз как разновидность суггестии, посредством которой стирается дистанциямежду человеком и миром. Нечто подобное высказывал еще Павсаний. Он,правда, говорил не об экстазе, а о пророческих сновидениях в храме. Например, всвятилище Асклепия, Ино, Амфиарая люди во сне получали божественноеоткровение. На рубеже веков подобные вещие сны объяснялись специфическимэкстатическим состоянием, гипнозом.
Я. Бурхарт пишет, что «человек, заснувшийв храме, испытывал гипнотическое влияние места, выступал в роли сомнамбулы»[299, s. 289]. Оценивая античную Грецию как «свое» прошлое, писатели временимодерна обнаруживают личную причастность к древней эпохе, что ведет к болееглубокому познанию как греческого язычества, так и собственной культуры.Установившаяся теснейшая связь между индивидом, впадающим в экстатическоесостояние, и открывающимся ему загадочным и тайным бытием основана напредельном обострении внутренних чувств, на силе душевных переживаний.«Экстаз связывается с мистерией, с религиозным служением, осознанным как"восторженное помешательство"» [424, s.
133]. Экстаз, приравненный к драмедуши, определяется по принципу «античной мистериальной «игры», в которойглавным божественным актером является Дионис-Загрей» [299, s. 175].Г. Гауптман, знакомый с современными теориями, касающимися состоянияэкстаза, сходным образом подчеркивает его мистериальную наполненность. Вэкстазе, считает Г.
Гауптман, происходит соединение противоположностей(счастья и горя, радости и страдания, жизни и смерти). Именно такое соединениезначимо в мистерии, экстаз, с точки зрения драматурга, «является ее важнейшейсмысловой частью» [353, s. 120]. Экстаз Оттегебе определяется ее чрезмернойрелигиозностью, связан с аскезой, с поклонением «тому» богу, который, какговорил рыцарь Генрих пастору, смеется над людскими страданиями. Оттегебе,294как и Генрих, которого она так жаждет спасти, должна обрести в душе «этого»бога – буколического Христа, Христа Античности.Подобное обретение происходит в ее экстатическом видении. ВначалеОттегебе испытывает сильнейший страх («<…> jählings brach ein Schrecken los, sograusig, wie ich niemals ihn erlebte»), она, по-прежнему мысля по традиционнымрелигиозным канонам, определяет свою внезапную боязнь как искушение(«Versuchung!»).
Искушение для девушки проявляется через звуки: внезапнораздается крик, вой, рев, стоны, вопли. Интересно, что, пытаясь спастись отзвукового искушения, охватывающего весь зримый мир, Оттегебе закрываетглаза, а не уши. Подсознательно она понимает, что в ее душу проникает нечтонепонятное, чужое и потому страшное, но остановить это нечто Оттегебе не всостоянии, она может попытаться не иметь с этим неведомым зрительногоконтакта. Однако подобный способ защиты не дает ощутимых результатов.Оттегебе видит все ясно и отчетливо: ее обнаженный труп хватают демоны, в ееуже мертвое тело вонзают длинный меч,демоны с триумфом тащат ее внепогоду, в бурю, в преисподнюю.ДанноеэкстатическоевидениеОттегебеявляетсяотражениемеерелигиозных воззрений: и сам принцип мышления, и сами образы трафаретные истандартные. Однако в данный момент устанавливаются неведомые доселепрочные связи со сверхчувственным миром, в полной мере раскрывается драмадуши.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
