Диссертация (1168614), страница 45
Текст из файла (страница 45)
Гильзе считает, что насилием невозможно чего-либодобиться. Между тем именно Гильзе погибает в финале от случайной пули: онсидит у открытого окна за ткацким станком и, несмотря на многочисленныепредупреждения об опасности, продолжает свою работу, мотивируя это тем, чтоза станок посадил его отец небесный, поэтому он будет исполнять свой долг.Некоторые исследователи называют подобный конец «метафизическим,непонятным и неясным» [462, s.
72]. Другие определяют Гильзе как«единственного человека, который принадлежит трансцендентной сфере, хотя онсвое высшее знание облекает в форму примитивного и ортодоксальногохристианства» [337, s. 21]. Наконец, существует мнение, что «его глубокая верарезко и категорично противопоставляется Г. Гауптманом апокалипсическомубунту ткачей» [365, s. 85]. Принимая во внимание точки зрения литературоведов,200следует отметить, что Г. Гауптману не могут быть близки чрезмерноблагочестивые и предельно покорные речи Гильзе, драматург был настроенотрицательно к традиционным религиозным воззрениям, они для него пропитанычрезмерным морализированием, ничего нравственного, что составляет сущностьиндивидуальной религии, в них нет.Следует иметь в виду то особое понятие Г.
Гауптмана – внутреннее солнце,к обретению которого стремятся все герои, но постигают его лишь на время.Понятие внутреннего солнца драматически воссоздается почти в каждомпроизведении – «это нечто мистическое, возвышенное, надземное» [351, s. 21].Кажется, что ткач старик Гильзе тоже имеет такое солнце – оно заключается в егорелигии, благодаря которой он может почувствовать себя по ту сторону земногобытия. Но такое ощущение заставляет его почти полностью отрешиться отземных проблем, а значит, по Г. Гауптману, от сострадания и сочувствия своимближним. Его так называемое солнце догматическое, моральное, а ненравственное, мертвенное, хотя мистическое и надземное.
Не случайно Г.Гауптман подчеркивает в ремарках землистый цвет лица Гильзе, острый нос,сходство со скелетом. Жизнь его никогда не радовала, он и не стремился кнаслаждению ею, не хочет никакой радости. Земное бытие является для Гильзелишь подготовкой к вечному существованию, он просит у бога терпения, чтобыпосле земных страданий приобщиться к небесному блаженству. Гильзеопределяет жизнь как горсточку тревоги и горя, такую не жалко и потерять.Поэтому смерть его в финале закономерна – Гильзе изначально стремился ксмерти, намеренно шел ей навстречу, пуля земного мира дала Гильзе то, о чем онмечтал всю свою долгую жизнь, полную страданий.Иное дело ткачи. Подобно Гильзе, они тоже находятся по ту сторонуземного бытия. Однако между ними есть весьма существенная разница.Внутреннее солнце ткачей связано с надеждой на лучшую жизнь на земле, именнопоэтому их души охватывает ликование, то, которого нет у старого Гильзе.
Ткачитянутся к счастью, к свету, который озаряет их воображаемую действительность,позволяя ей в глазах ткачей обрести зримые, телесные очертании. В то же время201установка на осуществление мечты силой оружия недопустима для Г. Гауптмана.Поэтому ткачи, как и Гильзе, тоже невольно стремятся к смерти. Она лежит воснове их надежд, проявляется в их действиях, связана с их стремлениями. Драмазаканчивается так же, как и началась: в первом действии Г.
Гауптман показалткачей, чрезмерная пассивность которых являлась следствием омертвления души,в последнем им свойственна та же душевная окостенелость, которая явиласьследствием их вопиющей активности. Внутренне ткачи мертвы, сознаниеразрушено, они погружаются в небытие при жизни. Немецкий драматургпоказывает бессмысленную действительность, против которой предпринят стольже бессмысленный протест.Г. Гауптман, пристально вглядываясь в творения Шекспира, находя в нихэзотерическую глубину, размышляя о романтическом художнике-гении, приходитк выводу о необходимости бунта как попытке гармонизировать неблагополучноемироустройство.
Однако стихийное восстание приводит к еще большейдеградации и мира в целом, и души человека в частности. Бунтом жить нельзя, онабсурден, но иного выхода у ткачей не было, не бунтовать они не могли.Итак, драматическая реализация Г. Гауптманом теоретических постулатов,выдвинутых в конце XVIII – начале XIX века, позволяет обрести поэтическоебытие философской трагедии, ранее названной романтиками неизвестнымфеноменом.
Под пером Г. Гауптмана вершится модернистский процесссаморасширения, самоузнавания и самообновления романтизма. Проблемахудожника, вписанная в общий смысловой контекст модерна, манифестируется Г.Гауптманом в драмах «Потонувший колокол», «Михаэль Крамер», «Ткачи».Мастер Генрих связывает подлинную сущность искусства с индивидуальнойрелигией, называемой драматургом «Homo religious», в тот момент, когдажизненный путь литейщика колоколов закончен, возникает понимание, что безлюдей, без любви к ним, его искусство бессмысленно. Однако подобное познаниев предполагаемом новом духовном рождении позволит герою стать настоящимхудожником. Михаэль Крамер обретает способность к творению через раскрытиетайны Троицы в своем сердце, эта тайна этическая, определяемая контактом с202практическим миром – жизненным, и культурным миром – творческим. И мастерГенрих, и Михаэль Крамер вступают на путь «солнечного» духовноговосхождения.
Оно в полной мере присуще и несчастным ткачам, дерзновенныйпорыв которых вовлекает их в гамлетовскую проблематику и возводит в высокийранг художников-творцов. Но своими неправедными деяниями ткачи лишаютсяэтого ранга, вновь погружаются в небытие духа, от которого на время им удалосьизбавиться.В философской трагедии Г. Гауптмана, пронизанной размышлениями омире и человеке, герои ощущают свет внутреннего солнца: мастер Генрих передуходом в небытие, Михаэль Крамер перед его зримым воплощением – смертьюсына, ткачи перед свершением своего кровавого суда. Безысходная дисгармония,нравственное отчаяние, что, по мысли романтиков, является предметомфилософскойтрагедии,творческирепрезентируетсяГ.Гауптманом,модернистски перерабатывается.
Его герои приобщаются к возвышенному опытубытия, сливаются с целым, обретают Единство, постигая, каждый по-своему,величие «Philia» и «Sophia»: уходят из мира (мастер Генрих), стараются отнынежить в мире (Михаэль Крамер), создают воображаемый праведный мир (ткачи).Глава 3.Мифопоэтическая взаимосвязь мира и человека в «античных»драмах Г. Гауптмана.3.1. Философско-образная модификация античных постулатов нарубеже XIX – XX века.Г. Гауптман является одним из тех мыслителей и художников слова, кто нарубеже XIX – XX вв.
вновь «открывает» Грецию. Практически все исследователипризнают непревзойденное величие писателя в движении нового эллинизма,начало которому было положено Ф. Ницше. Между тем литературоведы, говоряоб античных реминисценциях в творчестве Г. Гауптмана, обращают внимание203только на его поздние драмы66. Однако не менее важно «греческое» прочтениеранних произведений Г. Гауптмана. В них отсутствует античный сюжет, однакоесть глобальное греческое переживание, то, о котором писал Гете в статье«Античность и современность» («Antik und Modern»): «Каждый пусть будетгреком на свой лад, но пусть будет» («Jeder sei auf seine Art ein Grieche! Aber er sei's») [324, s. 342].
Подобное переживание свойственно художникам слова временимодерна. Тесная связь с ними Г. Гауптмана явственно обнаруживает себя вобращении к античной традиции, в стремлении понять ее и истолковать поновому. Такое субъективное истолкование свидетельствует о«концептеиндивидуальности» [156, с. 1], «концепте самоопределения личности в эпохумодерна» [156, с. 12], что наиболее отчетливо проявляется в духовном сближениисо своим временем и в определенной дистанции от него. Включение Г. Гауптманав эпоху позволяет выявить сходные направления мышления, но при этом не менееважны те глубинные влияния, которые свидетельствуют об определенном«выборе источника как предмета творческого усвоения <...> принимающейстороны» [225, с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
