Диссертация (1168614), страница 46
Текст из файла (страница 46)
22].«Принимающей стороной» являются, в контексте размышлений обантичности, и эпоха рубежа XIX – XX вв, и взгляды Г. Гауптмана. В этом планенеобходимо затронуть сразу несколько вопросов. Они связаны с осознаниемАнтичности в прошлые столетия и в современное Гауптману время. Такоеосознаниекультурныйявляетсяфеноменчрезвычайносложнымсамораскрываетсебяпроцессом.ввеках,Античностьдоказываеткаксвоейнепрестанной востребованностью собственную неисчерпаемость, непрерывную инеобходимую познаваемость.
Она становится, по выражению теолога, философа,культуролога Е. Трельча (Ernst Troeltsch) (1865 – 1923) «"духовной вибрацией"всех эпох, объединяет их, стирает пространственно-временные рамки» [232, с.604]. Можно говорить о глобальном процессе модерна, связанном с внутреннейкоммуникацией времен, с их согласованностью друг с другом на основании66A. Armhammer. T. Pittrof. Mehr Dionysos als Apoll. Antiklassizistische Antike Rezeption um 1900. Berlin,2002.
Daria Santinie. G. Hauptmann zwischen Modernität und tradition. Neue Perspektiven zur Atriden Tetralogie.Stutgart, 1998. A. Gögler. Antikerezeption im literarischen Expressionismus. Berlin, 2011.204теснейшего сплава с греческой культурой. Не случайно Курциус, подчеркиваябезмерное влияние Античности, указывает, что «она сама исторически возникает,<…> творчески воздействует на современный мир» [302, s. 29]. ГлубиннуюсущностьтакоговоздействияКурциусдемонстрируетнапримеретерминологического осмысления «Старого завета» и «Нового Завета».
Он,бесспорно, не относит их к Античности, дело не во временных рамках, и даже нев понятиях и представлениях о конкретной эпохе, а в неких внутреннихсвойствах. Поэтому Курциус и называет их двумя феноменами культурногоповорота, призывает «следовать за духовной, сакральной историей» [302, s. 261],в ней «изначально выделяются противоположности "alt" – "neu"» [301, s. 260].Именно они и интересуют Курциуса, благодаря им создается возможностьпочувствовать то «культурное укоренение, которое и свидетельствует об особыхформах внутреннего движения литературы– все прошлое оказываетсянастоящим» [304, s. 24]. Действительно, между «Заветами» сразу ощутимглобальный водораздел, представленный в качестве достаточно четкого контраста«старого» и «нового», однако есть указание и на преодоление этого водораздела –оно в самом слове «Завет»: «Vetus testamentum» и «Novum testamentum».
Вэтимологическом, в первоначальном смысле в завете нечто завещается, онторжественно заверяет, утверждает (от глагола «testor» – призывать в свидетели,ссылаться, и от «testis» – свидетель). Завет становится живым культурнымфактором, приобретает признаки и свойства глобальной исторической метафоры– раскрывает и подчеркивает вечные противоположности «старого» и «нового»,своей этимологической функцией соединяет их, сливает друг с другом, сохраняетмежду ними непрерывность, преемственность. Завет един, вечно старый и вечноновый, он свидетельствует о такой рефлексии традиции (в данном случаеприменительно к Античности), с которой Хабермас связывает «широчайшиевозможностидлякоммуникаций<…>когдадревностьутрачиваетсвойхронологический смысл, постигается новым временем<…>благодаря такомупостижениюскладываютсяпредставлениянеоднородном процессе» [339, s.
10].олитературекакоедином,205В Античности, на протяжении длительного времени подвергавшейсяпереосмыслению, изначально заложен феномен «заветности» с его внутреннимдвижениемстановиться«старо-новым».Такимобразом,Античностьконструирует модерн, подтверждает возможность различных комбинаций в егоглубинной структуре. О констукциях модерна, которые всегда оправданны,размышляет современный исследователь Г. фон Граевенец (G.
von Graevenitz). Онподчеркивает их «допустимость, неограниченную возможность складываться исоздаваться, что приводит к изменениям «старой» структуры модерна, вхожденияв "новую"» [332, s. 541]. Античность, благодаря своей «заветности», изменяетсвои «старые» принципы, создает «новые», напластовывает себя на саму себя.Такое напластовывание, к примеру, С.
Вьетта называет одним из ведущихпроцессов модерна, поскольку «свидетельствует о движении вперед, говорит остановлении модерна, которое не может прекратиться, <…> напластовываниесоставляет генезис модерна, выявляет его новые идеи, подчеркивает важноезначение старых» [459, s. 22]. На основании модернистcкого представления онапластовывании можно говорить о переработке Античности определеннойэпохой: сохраняется «старое» содержание, унаследованное от прошлого, а«новое» теснейшим образом связано с этим «старым», зависит от него иформирует свое «новое» на базе и в тесном контакте с этим «старым».
Врезультате создается специфическое культурное пространство, которое А. В.Михайлов называет «особого рода реальностью», «внутренне правдивойиллюзией», поскольку «чем глубже сознание проникает в античность, тем дальшеотступает античность перед ним<…> понимание античности есть в то же время еенепонимание» [188, с.
219].Доказательством подобного отступления служат познания классическойдревности, которые на протяжении веков множились, углублялись, обогащались.С одной стороны, Античность в качестве «старого» связывается со своимконкретным временем – это дохристианская эпоха, с другой – для микроэпохимодерна рубежа XIX – XX века Античность является «старой», поскольку она, какособенно подчеркивал Курциус, «представляет собой творчество XVIII века,206продукт теории об античности» [302, s. 29].
Соответственно, мыслители ихудожники слова «заката Европы» должны осознать Античность как в еесобственно историческом времени, так и иметь в виду представления обАнтичности ближайших предшественников. Вот эта «старая» Античность,«особого рода реальность», по определению Михайлова, подлежит толкованию иосмыслению. Иными словами, в конце XIX – начале XX века на «старую»Античность напластовывается «новая» традиция о «старой» Античности, именноони (античная эпоха как таковая и субъективное ее восприятие) должным образомпересматриваются и творчески модернизируются.Идеализация Греции на рубеже XVIII – XIX вв. способствовалаутверждению неутешительной мысли, что древняя культура, достигшая высшейточки развития, не может воскреснуть из небытия.
Греческой простоте и величиюнеобходимо учиться, греческий дух надо постигнуть, но вновь обрести егоневозможно. Винкельман говорит лишь о «тени былого величия<…> Мы поотношению к древним оказываемся неудовлетворенными наследниками» [108, с.300]. Гердер сходным образом подчеркивает, что «склад греческого искусстванедосягаем» [125, с. 359], «это было возможно единственный раз во всемирнойистории» [125, с. 364]. Шиллер тоскует по утраченному прекрасному миру,отличавшемуся радостным служением, когда все сердца стучали согласно,родственно, создавалось ощущение подлинного счастья («Was aus eurem heiternDienst verbannt, Glücklich sollten alle Herzen schlagen, Denn euch war der Glücklicheverwandt»), теперь в природе нет больше богов («die entgötterte Natur») [72, s.
82].Романтик Ф. Шлегель, называя греческое искусство искусством красоты, считает,что «подобный расцвет не повторится» [258, с. 104], «послегреческие этапы –варварское интермецио» [258, с. 106].Стоит отметить, что философ Виндельбандт усматривает в подобныхрассуждениях специфику немецкого духа, «идеал всегда много значил длянемецкого сознания, особенно его греческая наполненность» [107, с. 26].Античность осмысливается в качестве живой культурной формы, как некоевнутреннее свойство культуры – греческая наполненность идеала. В этом смысле207хронологическиерамкиАнтичностиразмываются,Античностьискладывающиеся на протяжении длительного времени представления о ней несвязываютсясконкретнойэпохой,главнымстановитсяосознаниееенепроходящего значения. Таково восприятие Античности на рубеже XIX – XX вв.Важным в данном случае является, как справедливо пишет М.
Г. Меркулова,«интерес к Античности вообще и древнегреческой трагедии в частности, которыйбыл вызван потребностью драматургов обратиться к первоосновам литературнойтрадиции» [185, с. 25]. Ранее, по образному выражению Ницше, «не взломалисьзаколдованные ворота, ведущие в волшебную гору эллинизма» [198, с. 136]. Ониполностью распахиваются в тот момент, когда Античность вступает в теснейшийконтакт с современностью, происходит коммуникация времен.
Такой контакт итакая коммуникация на рубеже XIX – XX вв. выражаются в том, что Античностьсо всею силою своей классической мощи, обогащенная художественной теорией осебе самой XVIII – XIX вв., вливается в натуралистическо-романтическоепространство следующего столетия. Не случайно натуралисты называют своевремя «третьим классическим периодом, главной художественной задачейсчитают придание прошлому нового дыхания» [410, s.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
