Диссертация (1168614), страница 44
Текст из файла (страница 44)
Г. Гауптман, хорошо зная работуГете «Учение о цвете», заинтересован мыслью о плавном переходе одногооттенка в другой, «когда энергия цвета меняется, он сдвигается в сторону илиослабления, или усиления» [326, s. 90]. Драматическое построение третьегодействия является тому примером. Почти в самом начале речь идет о похоронаходного из ткачей, Вояжер удивляется их чрезмерной пышности, а трактирщикВиганд говорит, что столь торжественный похоронный обряд принят у них.
Темасмерти отчасти звучала раньше – тень ее витала на бледных лицах ткачей,погруженных в апатию. Сейчас присутствие смерти ощутимо в разговорах окончине и погребении ткача из Нентвиха. Наконец, в последнем действии смертьобволакивает все вокруг: ткачей ждет неминуемая гибель, многие из них убитысолдатами, умирает старый Гильзе. Получается, что третье действие являет собоюмомент перехода, энергия цвета, о которой говорил Гете, размыта: тема смерти,представленная в начале произведения в серых оттенках, в финале приобретаетнасыщенный темный цвет.
Третье действие, как в фокусе, вбирает в себяцветовую гамму событий прошлого, в то же время предрекая будущуютрагическую развязку.196Созданию нужной атмосферы способствуют и красные оттенки. Серый тонначальных сцен сдвигается в сторону бледно-розового, того вечернего заката,сквозь отсветы которого проступает мечта ткачей, их грезы о лучшей жизни.Однако столь поэтический бледно-розовый сменится насыщенно-красным –воплощение мечты связано с кровью и насилием, что раскрывают последниесцены. В третьем действии речь тоже идет о крови, но говорится о ней шутливо,несерьезно – Беккер показывает кровавые знаки прививки от оспы, которую имсделал кузнец.
Бледно-розовый постепенно переходит в бледно-красный, чтобы вфинале обрести свою кроваво-красную энергетику.Необходимо отметить, что так называемое переходное положение третьегодействия, его цветовое «перетекание» сродни мыслям Гамлета о правомерностисвоих действий. Г. Гауптман подчеркивает колебания и сомнения шекспировскогогероя: «<…>он любит Офелию, но бежит от нее, по-прежнему испытываетнежность к матери, но мучает ее тягостными разговорами, хочет уехать из Дании,однако внезапно возвращается» [346, s.
84]. Главной, по мысли драматурга,становится идея становления, непрестанного стремления, то, что так свойственноромантическому мироощущению. Концепция вечно творящегося романтическогоискусства, осознанная Г. Гауптманом через творение Шекспира «Гамлет»,заложена в глубинной драматической структуре «Ткачей».Героя Г. Гауптмана, представленного через массовый образ ткачей,воодушевляет сама идея перемен, надежда, что все сложится удачно, когда онипойдут к Дрейсигеру просить прибавки к жалованью. Трактирщик Вельцельназывает дело ткачей сумасбродством, глупостью, но тряпичник Горниг, не споряс ним, в доказательство всеобщей правоты утверждает, что все объятытомлением: «A jeder Mensch hat' ne Sehnsucht» [44, s.
5]. Последние словачрезвычайно важны, они перекликаются с утверждением трактирщицы госпожиВельцель, что всякий человек стремится вперед, всегда желает чего-то лучшего.Она говорит это, оправдывая надежду своей дочери на иную жизнь. Однаковажнойоказываетсянелогикавнешнегодействия,неситуативнаяобозначенность, а логика внутренней мысли, непоколебимой убежденности в197необходимости перемен, которые могут касаться и узкой личной сферы, иприобретать глобальный вселенский размах. Г. Гауптман неоднократно указывална важность подобного мироощущения, оно «охватывает человека целиком, душапоет и ликует, фантазия вспенивается, пробуждается мечта и, самое главное,иллюзия» [353, s.
270].Действие иллюзий Г. Гауптман наблюдал у шекспировского героя, их силадля Гамлета оказывается безмерной, причем настолько, что вселяет в него «почтитвердую уверенность, непоколебимую надежду – военный союз с Фортинбрасомпоможет ему восстановить расшатанный мир» [346, s. 67]. В «Ткачах» рольиллюзии оказывается еще важнее. Через иллюзии, через томление в драме Г.Гауптмана осуществляется глобальный синтез духа. Ткачи видят в иллюзии, втомлении спасение и от прежнего несовершенного мира, и от собственногоразрушительного сознания.
Благодаря иллюзиям на время приостанавливаетсяраспадцелого,посколькуткачипытаютсяизменитьнеблагополучноемироустройство силой иллюзий. Так, они, обращаясь к старому Гильзе, уверяютне столько его, сколько самих себя в том, что у всех теперь будет крыша надголовой, они могут за себя постоять, отныне ткачи знают, как надо действовать,все будут заботиться о Гильзе, он никогда не пойдет спать без ужина [44, s. 81].Благодаря иллюзиям воображаемая действительность становится явью, покрайней мере, таковой она представляется ткачам. Они счастливы, как никогдапрежде, но столь весомый позитив не заслоняет негатива - следование иллюзиямприводит к бунту, трагическая сущность которого показана Г.
Гауптманом напримере монолога старика Анзорге.Это не столько монолог, сколько диалог. С точки зрения немецкогодраматурга, «все люди думают диалогически, особенно в моменты сильнейшегодушевного напряжения, каждый ведет разговор с самим собой» [346, s.
58].Вначале Анзорге задает себе вопрос и сам же на него отвечает: «Кто я такой?Ткач Антон Анзорге» («Wer bin ich? Weber Anton Ansorge»). Далее вновь следуютдва вопроса: «Как ты сюда попал? Веселиться задумал с другими?» («Was macht ahier? Was a lustig is?»). Он не в состоянии ответить на данные вопросы, поэтому198старый ткач приходит к единственному правильному с его точки зрения выводу:«Я с ума спятил?» («Is a verruckt geworn? »). Думы о себе, о своих поступкахзаставляют Анзорге обратиться к другим ткачам с пламенным призывом:«Уходите прочь, уходите, бунтари» («Geht weg, geht weg, ihr Rebeller»).
Однакоподобный призыв ему самому кажется лживым и несуразным, Анзоргевспоминает кого-то сильного и чрезвычайно жестокого, его он винит в своихнесчастьях, в финальных репликах звучит ничем не прикрытая угроза, связанная соправданием разрушительных действий: «Ты у меня забрал мой домик, так и я утебя заберу» («Nimmst du m' r mei Häusl, nehm ich d' r die Häusl»). С криком:«Вперед!» («Immer druf!») [44, s. 77] Анзорге, под влиянием иллюзии собственнойправоты и неустрашимости, бросается крушить дом Дрейсигера.Г. Гауптман показывает страшный процесс – у ткачей, решившихся на бунт,перегорает сознание, они невольно становятся пленниками некой злойиррациональной силы – силы разрушения, одержимости, буйства. Справедливостьвосстанавливается силой оружия: кольями и топорами, которые ткачи хотятобломать о спины фабрикантов.
Ими овладевает жажда мести, что влечет за собойкак бы невольное следование указаниям того кровавого Демона, который, каксчитает Г. Гауптман, погубил внутреннюю свободу Гамлета, разрушил еголичность. Не случайно драматург в романе «Вихрь призвания», размышляя опоступках Гамлета, объяснял их тем, что «принц датский впадает в некий транс ипарит между Гадесом и небесами». Г.
Гауптман определял Гадес как некое место,которое простирается в глубину земли до самого ада и в небо до самых границобители святых. Г. Гауптман делает вывод, что «все мы в определенном смысленаходимся в Гадесе» [55, s. 1217]. На основании подобных размышленийдраматурга можно прийти к выводу о действиях и поступках его ткачей. Они, каки Гамлет, обитают в Гадесе, который в драме мыслится как понятие глубоковнутреннее – жизненная интенция ткачей, основанная на нескончаемойрефлексии, заставляет их совершать необходимые и правомерные деяния,которые, однако, бессмысленны и жестоки.199В последнем действии, в доме Гильзе, рассказываются подробности бунтаткачей.
Он абсурден, доказательством этого служит рассказ Горнига. Ткачикрушат все подряд: разбивают перила, снимают полы, бьют зеркала, ломаютдиваны, кресла. Разрушению подвергли не только дом Дрейсигера, ихнепосредственного обидчика, но и предприятие Дитриха, не оставили ему нифабрики, ни погреба. Ткачи становятся одержимыми, теряют человеческий облик.Горниг говорит, что они пьют вино прямо из бутылок – не раскупоривают их, аотбивают горлышко, поэтому многие из них порезались, ходят, обливаясь кровью.Г. Гауптман называет их толпой бунтовщиков – они грязные, запыленные,одичалые, оборванные, с раскрасневшимися от водки лицами.
Ткачи несказанноизменились, оцепенение их прошло, прежнее сонное состояние исчезло. Но какличности они полностью деградировали, потеряли человеческий облик. Ведущийцвет последних действий – красный – цвет крови, насилия, убийства.В литературоведении остается открытым вопрос о поведении и нелепойсмерти старого ткача Гильзе. Он порицает ткачей за восстание, говорит, что онизатеяли дьявольское дело, потеряли рассудок. Гильзе глубоко верующий человек,согласно христианскому канону надеется на лучшую жизнь после смерти, а в этомземном существовании ничего не может перемениться от активных, неправедных,с его точки зрения, действий.