Диссертация (1168614), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Чувство страха связано с воспоминаниями, с темнегативом прошлого, которое так или иначе, в большей или меньшей степениприсутствует в сознании героев. Воспоминания чрезвычайно значимы влитературе модерна. Современная исследовательница А. Ассманн (A. Assman,1947) подчеркивает амбивалентность воспоминаний: « <…> с одной стороны, ониявляются оружием, посредством которых наносится рана времени, а с другой –становятся средством, обрабатывающим эту рану» [279, s. 9]. Данное образноеопределение способствует пониманию особой организации действия драмы Г.Гауптмана, в которой амбивалентная функция воспоминаний и порождает самусебя, и саму себя снимает.
Прошлое, подвергающееся осмыслению с позицииопыта настоящего, бесспорно, властвует над людьми, но такая власть имееттенденцию к сглаживанию, урегулированию, восстановлению душевных сил иморального здоровья. Чувство страха объясняется воспоминаниями, но в то жевремя невольно создает само из себя иные формы духовных эмоций. Они связаныс чудом, волшебством, тем великим колдовством сердец, которое исключаетстрах, приводит к любви и долгожданному взаимопониманию.Второе действие служит тому примером. Большая его часть драматическиявляет процесс духовной эволюции, интеграционного восхождения семьи94Штольцев.
Наиболее ярко оно представлено в сцене примирения отца с сыном.Этой встречи все боялись, ее последствия было трудно предугадать. Однако онапроисходит и вершится не по законам ресентимента, а по высшим требованиямчеловечности. Итогом, поэтому, становится не окончательный разрыв, а полноепримирение,то великоесоединение,которое ранеевбессознательномпредчувствии было выражено госпожой Бюхнер словом «Fügung».Вильгельм при виде отца не может ничего сказать, падает, что-то беззвучношепчет. Доктор Штольц, пораженный не меньше сына, старается поднять его,ласково называет «мальчик мой».
О. Брам, утверждая новый стиль актерскойигры, выдвигает на передний план «"разговор жизни", в котором изображаютсямысли, а само действие определяется внутренним состоянием души» [410, s. 278].Г. Гауптман, принимая новую драматическую технику, обогащает ее чрезвычайноважным поэтическим приемом – особой передачей жестов рук. Драматург писал,что тот, кто «хочет составить представление об истинно трагическом начале,должен посмотреть на руки людей портретов Рембрандта» [354, s. 20]. Движениярук у героев Г.
Гауптмана создают особый подтекст, благодаря которомумолчаливо раскрываются сложные душевные переживания. Так, Вильгельм привиде отца сначала проводит рукой по волосам, потом делает такие движения,будто играет на рояле, в итоге подходит к отцу и складывает руки к его ногам. Вдвижении рук раскрывается тайна Вильгельма, бессознательная тайна. Сынмолчаливо говорит о том, что всегда боялся высказать вслух: он любил отца,страдал от непонимания между ними, жаждал похвалы своих музыкальныхталантов именно от отца. Теперь Вильгельм, умоляя о прощении, как быпреподносит отцу в дар себя самого.Вся сцена примирения построена Г. Гауптманом по принципам «приватнойтехники» диалога душ, о которой много размышляли натуралисты. И. Шлаф всвоих заметках «Об интимной драме» пишет о диалоге души.
С точки зренияШлафа, это «тайный диалог, когда герои слышат себя и друг друга внутреннимслухом <...> тогда и проявляется сфера подсознания, косвенная речь составляетвнутренний душевный процесс» [410, s. 300]. Г. Гауптман вводит такую95косвенную речь весьма своеобразно – она раскрывает свое драматическое бытиечерез действия героев, которые жестами и мимикой ведут беседу друг с другом.Такие движения, становящиеся зримым воплощением внутренних душевныхпроцессов, даны автором не в ремарках, а введены в основной поэтический текст,представлены как особый диалог, молчаливо ведущийся героями друг с другом.Так, Вильгельм, потрясенный встречей с отцом и их примирением, теряетсознание.
Весьма характерно, что Ида, видя возлюбленного в таком состоянии,почти дословно повторяет ту фразу, которая с некоторыми смысловымивариациями звучала ранее в речах госпожи Штольц и Августы: «Wie tot sieht eraus» [46, s. 154]. Вильгельм, судя по речам Иды, выглядит так страшно, чтокажется мертвым. Смысловые акценты, связанные с личностными персоналиями,резко меняются – своеобразное воскресение из мертвых определяется в текстедрамы не внезапным появлением доктора Штольца, а непредсказуемымраскаянием Вильгельма. Оно, происшедшее внезапно, вдруг, случившееся подвлиянием минуты, является в то же время плодом долгих раздумий, нравственныхразмышлений, которые оказываются настолько глубоки, что их претворение вдействительности (падение к ногам отца) лишает человека сознания.Однако нравственный поступок Вильгельма столь поражает всех, что никтоне в силах вести языковой разговор, для присутствующих оказывается возможналишь молчаливая беседа, передаваемая Г.
Гауптманом посредством косвеннойречи. Каждому герою предписано особое диалогическое движение: Августаобнимает отца, Роберт пожимает ему руку, Ида целует руку, которую докторШтольц испуганно одергивает, потом кивает головою, уходит вместе с женой.Важно подчеркнуть еще раз, что подобные действия представлены не в ремарках,а как своеобразное молчаливое говорение. Это разговор-движение, драматическаяпантомима высочайшего уровня:Pobert: tritt auf seinen Vater zu und schüttelt ihm die Hand.Frau Scholz: gibt des Doktor Hand frei und führt ihm Ida zu.Doktor: blickt ernst Ida, dann Wilchelm an.Ida: nimmt seine hand und küßt sie.96Doktor: zieht seine Hand gleichsam erschreckt zurück.Последующая беседа двух братьев обнаруживает тайну семьи Штольцев, ту,которую они скрывали от самих себя, надежно прятали в тайниках души, – ихвсех соединяет любовь, это та крепкая связь, та «Fügung», которая не позволялаим окончательно расстаться друг с другом.
Недаром Роберт совершает открытие иделится им с Вильгельмом: отец безгранично добрый, он всегда их любил, эточувство ожило теперь, значит, оно было и прежде. Главным в речах Робертастановится осмысление внутреннего хода к добру. Подобное проникновение – «inuns» – понимается Робертом как единение с семьей, от которой он отныне неможет себя отделить.Постижение добра оказывается возможным лишь через особое сердечноеблагородство («Herzengüte»), оно есть у Иды. В ее душе сияет тот светмилосердия, который рождает радость, возвышает и облагораживает душу,обостряет взор вечности.
Иными словами, душа Иды излучает тот свет любви,через который, согласно определению Я. Бёме, возникает осмысленная жизнь –«Barmherzigkeit».ИменнотакназываетсвоюневестуВильгельм:«DuBarmherzige», подчеркивая, что она никогда не посмеет вынести приговорчеловеку, не станет судить и тем более осуждать. Поэтому в праздничнуюрождественскую ночь Ида представляется Г. Гауптманом в качестве ключевойфигуры, вокруг которой сосредотачивается все действие. Его драматическаячеткость и вытекающая отсюда внутренняя логичность состоит в том, что самаИда не принимает активного участия во внешнем действии, она в соседнейкомнате поет рождественскую песню.
Но чем проникновеннее слова, чемторжественнее и мелодичнее звуки, тем сильнее вновь начинают ссоритьсяШтольцы.Данная сцена требует внимательного прочтения. Праздник примирениясостоялся. Г. Гауптман красочно описывает подобное торжество – все собираютсявместе, дарят друг другу подарки, кажется, что позитивные ценностидоминируют, прежняя ресентиментная основа Штольцев канула в небытие. Для Г.Гауптмана в праздновании Рождества есть нечто мистическое и таинственное,97возникает непреодолимое «желание жить в любви, дружбе и радости, быть крепкосоединенным со своими близкими.
Это праздник единения, а значит, праздникистины и правды, – таков его таинственный смысл» [345, s. 326]. В подобнуюночь и происходит, по Г. Гауптману, невероятное – вечное прощение. Оннеоднократно писал о необходимости примирения, видел в этом жизненнуюпотребность, поскольку «в душах воцаряется блаженство вместо отчаяния» [353,s. 372]. По глубокому убеждению Г.
Гауптмана «всегда есть за что прощать, этонадо делать обязательно. Никаких обвинений! Никаких осуждений! Прощать надодаже тогда, когда нечего прощать» [353, s. 421].ТолькоИда,благороднаядушакоторойвизбыткенаделена«Barmherzigkeit», может исполнять светлый рождественский гимн. По Г.Гауптману, «любая мысль, переданная через музыку, становится высокой сама посебе <...> музыка – это нечто колдовское и таинственное, духовное и душевноеблаженство» [345, s. 318].