Диссертация (1168614), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Праздникдолжен объединить всех, именно в нем и через него проявляется то «Gemüt»,которое приобрело огромное духовное значение в XVIII веке.Для Г. Гауптмана, впитавшего богатейший опыт культуры прошлого,«Gemüt» является существенным моментом нравственного бытия. В нем, с точкизрения немецкого драматурга, заключено высшее благо, то, которое в «Праздникепримирения» поэтически репрезентируется через песню Иды.Практически с самого начала первого действия героиня «Праздникапримирения» поет песню о цветении лип в Гааге, о пробуждении светлой мечты:Wenn im Hag der LindenbaumWieder blühtHuscht der alte FrühlingstraumDurch mein treu Gemüt.В ритмико-поэтически построенной музыкальной фразе заложена мысль одоверии к «Gemüt», о благорасположении к празднику, который, как писал Э.Финк,«прерываетчередуотягощенныхзаботамидней,отграниченотоднообразия будней, возвышается как нечто необычное, особенное, редкое» [237,c.
45]. Все первое действие показывается Г. Гауптманом как подготовка кпразднику Рождества, совершаются действия, которые раньше в их доме казалисьбессмысленными: наряжается елка, раскладываются подарки, Ида и госпожаБюхнер стараются создать атмосферу радости и веселья. Однако для членов семьиШтольцев испытать доверие к «Gemüt» оказывается крайне сложно.
Этомумешают те воспоминания о прошлом, которые необходимо предать забвениюради полного духовного вхождения в ситуацию праздника.Всевоспоминанияносятнегативныйхарактер.ГоспожаШтольцрассказывает матери Иды – госпоже Бюхнер о том, что ее муж всегда жилнаверху, почти никогда не спускался вниз к ним, не обедал вместе с семьей.Роберт – старший сын – говорит о страшных отношениях в их семье, о вечныхссорах, криках, мать срывала скатерть со стола, отец бил графины, между ниминикогда не было ни следа любви, взаимопонимание отсутствовало.
Младший сын89Вильгельм не был дома шесть лет, при виде родных стен хочет убежать, дом емупредставляется спрутом, который охватывает всех своими щупальцами, мучает,душит. Вильгельм, как и его брат Роберт, вспоминает ненависть, злобу,господствующие в их семье, подобные чувства невольно охватывают и егосамого. Родители дали детям жизнь и систематически портили ее, сделали издетей вьючных животных. Все они калеки, нищие духом, внутренне отравленные.Таковы впечатления Вильгельма о своей семье, таковы они и у Роберта, у сестрыАвгусты, у матери госпожи Штольц.
Создается впечатление, что все они объятыресентиментом27.МеждутемусемьиШтольцеввозникаетвозможностьполучитьпротивоядие от отравляющего душу ресентимента. Таковым является убеждениегоспожи Бюхнер, что сильной волей можно все преодолеть. Мать Иды кажется ссамого начала хорошей, умной женщиной, которой ведомо то, что ускользает отпонимания многих, госпожи Штольц в первую очередь. Однако Г.
Гауптмандостаточно недвусмысленно подчеркивает иллюзорность такого впечатления. Ихнебольшой диалог служит тому примером. Госпожа Бюхнер начинает вполнеуверенно говорить о сильной воле: «Ich glaube doch, daß wir Menschen mit demfesten, ehrlichen Willen <...> », но до конца развить свою мысль ей не удается,собеседница почти сразу же прерывает ее. В реплике госпожи Штольцсуществительное «Wille» повторяется шесть раз, тесно связанный с ним глагол«wollen» употребляется три раза, но такой значимый повтор свидетельствует не осогласии с мыслью гостьи, а, напротив, о противостоянии ей. Для госпожиШтольц личное воление не может улучшить ситуацию, должно быть нечто иное,пока ей незнакомое. Недаром она говорит матери Иды, что та представляет себевсе слишком легко: «Du stellst es dir viel zu leicht vor» [46, s.
129]. Как видно,27О ресентиментном характере писал М. Шеллер, ссылаясь на первоисточник — работу Ницше «Кгенеалогии морали». Во время работы над «Праздником примирения» и «Одинокими» Г. Гауптман интересуетсяпроизведениями Ницше, в частности «Генеалогией морали». В это время в Копенгагене Г. Брандес читает лекциио Ницше, именно он посоветовал Г. Гауптману обратить внимание на этого философа [350, s. 402]. Ресентимент –это глубина негативных переживаний, отравление души.
Он внутренне ядовит, поскольку отрицательные эмоциизатаиваются, а потом проявляются с небывалой силой. Ресентиментным характером, как правило, наделён человексо слабой волей, поскольку он допускает, чтобы его душа медленно отравлялась, намеренно игнорируетпозитивные ценности [251. c. 45].90противоядие госпожи Бюхнер ставится Г.
Гауптманом под сомнение. Интересныйнюанс состоит в том, что сомнению подвергается в данном случае весьмазначительный аспект моральной философии XVIII века. Улучшение мира ичеловека посредством крепкой, сильной воли не может считаться панацеей от беддля людей, наделенных ресентиментным характером.Лекарством, в котором кроется спасение от ресентимента, служит самажизнь, ее иное, чем прежде, восприятие, желание перемен в ней, способностьввести себя самого в процесс эволюционного душевного восхождения. Интересноотметить, что Спенсер считает слово «эволюция» неудачным, предлагаетзаменить его «более близким значением – развертывание, что и составляетсущностьвсеобщейметаморфозы»[219,с.241].Благодаряподобноймировоззренческой замене Спенсер сближается с мистической концепцией Н.Кузанского о развертывании Единства в мир.
Выводы Спенсера об эволюции какинтеграции, процесса, с помощью которого части соединяются в целое иприходятксогласованномуединству,сродниважнейшемуубеждениюКузанского, касающегося концепции соединений: «Вся сила нашего ума должнавращаться вокруг уточнения понятия Единства» [166, c. 190]. Наследникпозитивиста Конта оказывается близок к мистику XV века. Их спонтанноемировоззренческое пересечение свидетельствует о таком процессе в модерне,который «всегда открыт, позволяет объединять многие различные положения,<…> называется интеграцией и способствует объединению многих, кажущихсясовершенно различных, положений» [459, s. 22].Г.Гауптман,будучиписателемвременимодерна,в«Праздникепримирения» поэтически реализует точку зрения Спенсера на эволюцию, вкоторой ощущаются весьма значимые переклички с теорией развертыванияКузанского.Драматургвоспринимаетподобныепроцессыкакособуюмистическую интеграцию.
Ее истоком в поэтическом произведении стала песняИды о доверии к «Gemüt». Подобное доверие вводит всех в общий праздничныйрождественский ритм, предрекает скорое более тесное единение. Оно кроется не в91крепкой, сильной воле, о которой говорила госпожа Бюхнер, а в мистическомединстве, возникающем, как явствует из текста драмы, достаточно спонтанно.Г. Гауптман показывает, что примирение изначально протекает по иномусценарию, чем тот, который был предусмотрен матерью Иды. Она действительнопредставляла себе все слишком просто – Вильгельм придет в праздник рождествамириться со своей семьей, доказав тем самым, что раскаивается в своемшестилетнемотсутствии.Однакоситуациячрезвычайноусложняется–возвращается не только Вильгельм, но и его отец – доктор Штольц. Оба они впрошлом почти одновременно покинули дом, произошедшая между ними ссора(Штольц оскорбил свою жену, Вильгельм, защищая мать, поднял руку на отца)доказала невозможность какого-либо общения между ними.
Госпожа Бюхнер несчитает подобную встречу случайной, видит в этом перст судьбы: «Das ist keinZufaal sein, das ist Fügung» [46, s. 139]. Однако в ее речах скрывается болееглубокий смысл, который героиня, привыкшая, как показывает Г. Гауптман, омногом судить поверхностно, сама не ощущает. Словом «die Fügung» передаетсяне столько веление судьбы, сколько подчеркивается необходимость глобальной,всеобщей связи, единение всего со всем, восприятие мира и человека с точкизрения «Philia» и «Sophia» – тех этических постулатов, которые пока непостигнуты ни одним членом семьи Штольцев. Этический смысл «die Fügung»должен быть прояснен, прочувствован всеми вместе и каждым членом семьиШтольцев отдельно.Однако подобное внутреннее прочувствование долгое и мучительное,появление отца и его сына Вильгельма кажется всем удивительным, слово«wunderlich» непрестанно манифестируется.
Однако оно вполне логично, даже,можно сказать, законно в рождественскую ночь, является его своеобразнойведущей прерогативой. Совсем другое дело, что подобного единения боятся,испытывают от него смертельный ужас. О страхе, как одной из нераскрытыхдоселе проблем в творчестве Г. Гауптмана, пишет Х. Штросцек. Исследовательподчеркивает, что «чувство страха переполняет героев на протяжении всей драмы«Праздника примирения» [456, s. 232]. Хотя нельзя полностью согласиться с тем,92что чувство страха является ведущим, как утверждает немецкий литературовед,однако заострение внимания на нем можно считать весьма примечательнымфактом.Следуетособовыделитьтерепликигероевдрамы,которыесвидетельствуют о последовательном нарастании страха в их сердцах.
Так, посленеожиданного появления доктора Штольца его жена сообщает дочери, что онапережила смертельный страх: «Totenangst hab ich ausgestanden», посколькубоялась, что сын и отец столкнутся. Рефлексия Августы иного свойства. Вязыковомотношениионапредставленапосредствомграмматическоговарьирования высказывания госпожи Штольц: «Wie wenn ein Toter nach Jahrenwieder aufsteht» [46, s. 133]. Но в такой вариации смысловые акцентырасставляются по-другому: госпожа Штольц боялась встречи Вильгельма и своегомужа, поэтому ее речь акцентирует момент переживания смертельного страха.Он, заслоняя собой все, доминирует, выводится на первое место, остальные словакак бы подстраиваются под этот «Totenangst», становятся его внутреннимвоплощением.
Напротив, Августа потрясена не столько ситуацией, сколькособственным эмоциональным состоянием, поэтому ее реплика начинается сосравнения «wie», в которое она вкладывает всю силу своих впечатлений. Именноони способствуют языковой материализации субъекта – «Toter», который вреплике Августы обретает новое бытие, становится реальностью. Но такоестановление влечет за собой чувство страха, имеющее более длительнуютемпоральность: «Ich hab Angst», – говорит Августа.
Ее боязнь более весома, чему госпожи Бюхнер, не связана с конкретной ситуацией, предполагает нечто такое,что выходит за рамки определенных представлений. Августа называет своечувство поразительным: «Ein merkwürdiges Gefühl, Mama, zu mewkwürdig!»,эмоциональным повтором бессознательно подчеркивая его силу для себя.Ида высказывается по-другому. Она, пытаясь утешить Вильгельма,ободрить его, не справляется с собственной ролью и признается, что ей вдругстало страшно: «Mir wird auf eimal bange» [46, s. 143]. Бессознательно употребляябезличную конструкцию, Ида невольно выражает свои опасения, связанные сцелесообразностью их недавнего решения, начинает сомневаться, правильно ли93они поступили, советуя Вильгельму помириться с родными.
Дело не во внезапномпоявлении доктора Штольца, а в реакции ее возлюбленного на приход домой,спустя шесть лет. Ида боится только за Вильгельма, испытывает глубокоепотрясение при виде его душевных мук. Безличная конструкция воплощает тукатегорию состояния, которая не связана со временем, может длиться бесконечнодолго, практически всегда. Опасения Иды, поэтому, сильно отличаются от чувствгоспожи Штольц, переживания которой одномоментные, и Августы, чьи сильныеэмоции могут столь же внезапно исчезнуть, как и начались. Иду пугает внезапнаядушевнаяслабостьВильгельма,непредсказуемостьегореакции,мукивоспоминаний.Как видно, во всех трех случаях при разнице в языковом выражении и,соответственно, в драматическом осмыслении между ними прослеживаетсяважнейший общий момент.