Диссертация (1168478), страница 102
Текст из файла (страница 102)
В вернакулярных традициях этопридавало книге статус сакрального/колдовского объекта, вместившего необъятную длячеловека мудрость 664 (характерно в этом плане, что в церковной практике формы почитаниякниги и иконы совпадали по многим параметрам – от ритуального перемещения и целования до663Перевод М.Р. Майзульса (в печати).664См. на эту тему, к примеру, монографию Е.А.
Мельниковой [Мельникова 2011]. Один изпоказательных и красивых примеров взят автором из «Записок сельского священника» 1880 г.,где рассказана история молодого иерея, который в своем новом приходе начал объяснятьлюдям Евангелие и проповедовать. После службы его обступили мужики и потребовали, чтобыон ничего не говорил от себя в храме: «Ты читай по книге, мы и будем знать, что ты читаешьбожественное». Непонимание текста, который зачитывается на службе, представлялось имсовершенно неважным: «Это все равно. Мы будем знать, что батюшка говорит нам Божьеписание». Единственный выход, который нашел священник – проповедовать, не поднимая глазот «большой книги» и имитируя ее чтение [Мельникова 2011: 127].366наделения драгоценным окладом).
Разумеется, создание подобного эффекта не являлось прямойзадачей самих иконописцев, но они могли учитывать такую психологию восприятия,выстраивая насыщенное визуальное повествование.С другой стороны, в ситуации написания иконы любая, и легко считываемая, и самаянеявная информация, очевидно, играла большую роль, что возвращает нас к вопросу обонтологическом статусе образов. По сравнению с миниатюрой, храмовые иконы не были стольоткрыты для комбинаторики форм и самовыражения художника в деталях: иконописециспользовал различные средства из арсенала усвоенной им традиции, чтобы отразить тесмыслы и оттенки смыслов, которые казались ему значимыми и необходимыми. Малозаметныелибо трудные для понимания визуальные комментарии создавались прежде всего каксамодостаточный элемент, который помогал раскрыть истинный смысл изображенной сценыбезотносительно компетенций будущего зрителя.
Ритуализированный и уподобленныйсвященнодействию процесс создания иконы, каким описывали его древнерусские тексты,вполне оправдывал такой посыл. В конечном счете, каждый знак становился детальюмоленного образа-объекта, а аксиологическое маркирование персонажей превращалось в жест,значимый для самого иконописца. Все это лишний раз подчеркивает довольно ясную мысль:изучая семантику иконографии, мы имеем дело прежде всего с заложенным смыслом, зачастуюлишь гадая по косвенным признакам о разных особенностях его «чтения».
Однакореконструкция «написания» также требует пристального внимания к разным культурнымконтекстам и стратегиям, гораздо более разнообразным, чем вопросы дидактики и эстетики.***В большинстве случаев нам трудно судить о том, как воспринимали и интерпретироваликонкретные изображения зрители из разных социальных страт. Однако некоторые стратегиикоммуникации с образами и акциональные практики, связанные с иконами, легко проследитьблагодаря описаниям свидетелей и сохранившимся материальным следам. Большинство такихследов – результат целенаправленного повреждения фигур, чаще всего лиц и глазизображенных персонажей.
Это массовое явление, которое выводит нас на актуальный вопрос овосприятии зрителями демонических фигур и мотивов.367Глава 2. Читательская агрессия и атака на образы2.1. Глаза на изображенииВосприятие изображенного персонажа как присутствующего здесь и сейчас характерно (вразных модусах) для религиозного сознания и, шире, для человеческой психики665. В книге,посвященной культу Сталина в изобразительном искусстве, Ян Плампер рассказывает о том,как группа московских студентов, шестеро из которых прошли войну, решились наоткровенный разговор о фронтовых событиях.
Довольно быстро они поняли, что импсихологически мешает портрет вождя, висевший на стене – чтобы спокойно говорить, бывшиесолдаты повернули его лицом к стене [Плампер 2010: 5–6]. Примечательно, что портрет невынесли из комнаты и не спрятали в ящик, вместо этого изображение лишили возможностизрительно контактировать с участниками беседы. Студенты не предполагали, что портретуслышит их речь, но боялись, что он будет смотреть на них, угрожая, смущая и подавляяволю. Чтобы нейтрализовать «живое» изображение, его нужно ослепить, временно илиокончательно лишив зрения любым доступным способом. Иными словами, главную опасностьпредставляет не столько сам портрет, сколько его глаза, которые наблюдают за окружающимии устанавливают с ними некую связь.
Это вполне объяснимо, учитывая, что глаза – важнейшийинформационный и коммуникативный канал, с их помощью человек не только получаетинформацию извне, но и осуществляет невербальное общение: демонстрирует окружающимвнутренний настрой (расположение или агрессию), выражает эмоции и т.п. В психологическомплане встреча глаз – один из самых сильных способов невербальной коммуникации. Его бываетсложно выдержать и часто он порождает ситуации волевой борьбы – от противостояния,которое предваряет или замещает драку, до игровых форм.Глаза – один из самых мифологизируемых элементов тела: они осознаются каксредоточие воли и ее проводник, действенный инструмент подавления и подчинения (отсюдаидеи, что психически больные люди не могут выдержать долгий взгляд глаза в глаза; животныене выносят взгляд человека; змея гипнотизирует свою жертву взглядом и т.п.).
Это отчастиобъясняет и распространенное во множестве культур убеждение, что через взгляд можноэффективно воздействовать на окружающий мир и на людей. «Дурной глаз» наносит вред какживым созданиям (может убить или «испортить» человека и животное), так и благополучию,гармоничному течению событий (вызывает несчастья, приводит к неудаче и т.п.).
Глаза665Материалы главы публиковались в работах [Антонов 2013б; Антонов 2013в].368мифологического существа обладают разрушительной, смертоносной силой (как взглядГоргоны и василиска) либо, напротив, силой животворящей, дарующей благо.Глаза выполняют функцию проводника знания. Близость концептов видеть изнать/понимать проявляется как в мифологии, так и в языке: логическая последовательностьвидеть > знать отразилась в словах, восходящих к праиндоевропейской основе *weid-/widвидеть: лат.
vidēre, санскр. véda и т.п.666. (ср. двойное значение глагола видеть (вижу т.е.понимаю) в современных европейских языках; выражения видеть насквозь, прозреть/узретьсущность, быть очевидным и проч.). Прозорливый герой видит причинные связи, неведомыепростым людям и предвидит грядущие события, а ясновидящий наблюдает сверхъестественныеявления. При этом отсутствие зрения, слепота часто осознается как сверх-зрение и сверхзнание: слепец оказывается мудрецом, внутреннему взору которого открыты события мирадухов, а физический недостаток на деле свидетельствует об аномальной способности.Обитатели двух миров слепы по отношению друг к другу: чтобы полноценно действовать начужом пространстве, им нужно обрести новые глаза; шаман, вступающий в общение с духами,закрывает веки, чтобы, временно ослепнув в человеческом мире, обрести иное зрение и т.п.Глаза оживляют и умерщвляют.
Причем эти действия могут осуществляться какпосредством взгляда, так и с помощью самих глаз: наделенный ими персонаж обретает жизнь, алишенный, ослепленный – теряет силу или умирает. Создавая сакральный/магический образ,плоскостную или трехмерную фигуру, мастера оживляют ее, наделив бусинками-глазами илинарисовав глаза краской. Именно через глаза устанавливается контакт с самим изображением истоящей за ним сущностью: так, в иконографии именно лик и очи святого играют ключевуюроль – их выписывают в последнюю очередь, после «доличного» этапа работы, они обращены кчеловеку и через них осуществляется связь молящегося с Божественным667.
На Руси, чтобыикона «не видела» происходящее (прежде всего – сексуальные отношения домочадцев), ееотворачивали к стене или завешивали, поступая с образом, как с неким персонажем, который666К примеру, в семантике древнеанглийского глагола witan, более поздняя форма – wit знать,буквально означавшего "to have seen", hence "to know", в прил. wise мудрый и сущ.
wit разум,ум.См.:OnlineEtymologyDictionary[Электронныйресурс],URL:https://www.etymonline.com/search?q=witan (дата обращения: 10.05.2019).667Соответственно, оклад может скрывать всю икону, за исключением лика (рук и иных частейтела, не прикрытых одеждой, – здесь он дублирует одеяние).
Икона, на которой различимтолько лик святого, допустима, а икона, на которой видно все, кроме лика, вряд ли могла быиспользоваться без поновления: так, иконы, на которых лик святого оказывался затерт донеразличимости, зарывались или пускались по воде [Райан 2006: 338].369воспринимает окружающее с помощью нарисованных глаз668. Неудивительно, что нечистаясила чаще изображалась в иконографии не анфас, а в профиль – такое положение фигуры непозволяло зрителю взглянуть в глаза демону, установив с ним нежелательный и потенциальноопасный контакт.Как известно, механизмом урегулирования социальных отношений нередко оказывалосьослепление противника: от политических соперников до преступников.
Восприятие глаз какглавного «локуса силы» на изображении часто провоцировало зрителей на аналогичный ход –физическое ослепление образа. Эта архаическая стратегия действует в разных культурах и нетеряет актуальности, нередко проявляясь инстинктивно, в детском возрасте, когда ребенокзакрашивает, выскабливает, зачеркивает пугающую его агрессивную и страшную фигуру, частостараясь лишить ее глаз (и, шире, лица). Изображения чужих богов разрушают, памятники играфические изображения ненавистных, свергнутых, осуждаемых политических деятелейсвергают и калечат, осуществляя символическое насилие над фигурой антигероя, при этомосновной мишенью как правило служат глаза и лица.