Диссертация (1168461), страница 43
Текст из файла (страница 43)
2004. С. 823.339Ср.: Лепахин В. В. Икона... С. 196–197.166графики340. С одной стороны, мы наблюдаем результат постепенной эволюции содержания текстов, шедшей на протяжении XVI — первой половиныXVII в. С другой, — отказ от следования традиционным формулам и появление индивидуальных текстов, дающих представление о вкусах, литературныхи политических пристрастиях их составителей, приводят к смешению типовнадписей, что свидетельствует о расцвете эпиграфической практики и о постепенном зарождении черт эпиграфики новой, европеизированной, эпохи.В своѐ время Д.
В. Деопик выработал принципы контент-анализа раннихисторических повествований, строившихся как краткие единообразные погодные записи, внутри которых присутствуют отрезки («сгустки») «общего»(ОП) и «крупного» плана (КП). Под первыми исследователь понимал краткиестандартные по структуре записи об основных событиях, под вторыми — записи, где резко возрастает объѐм информации и тематическое единство наединицу времени, а также частота употребления лексики, нетипичной длятекста, но внутренне ему родственной341.«Летописность», краткость и историчность старорусских надписейобеспечивают устойчивость информатвных единиц ОП, а суть смешения типов надписей составляет проникновение в них единиц КП.
Данный процессмногомерен и включает увеличение смысловых полей в эпиграфических памятниках одного типа, ведущий к обогащению их содержания, а также взаимопроникновение информативных единиц, характерных для разных типовнадписей. Этим переменам современны изменения в стиле современныхнадписям памятников книжности. В последних, как отмечал акад.
Д. С. Лихачѐв, «формула и мотив могут наполняться другим содержанием, в связи счем отмирает их этикетность, строгость их употребления в определѐнныхслучаях. <…> Происходит наполнение литературных произведений ―беспризорными‖ формулами и традиционными мотивами, лишившимися своих тра-340Беляев Л. А. Русское белокаменное надгробие… С.
256–257.Деопик Д. В. Количественные методы в изучении исторической информации (проверяемая история). М., 2011. С. 398–400.341167диционных, стабилизирующих их причалов»342. Данные процессы активизируются с середины 50-х гг. XVII в., с началом эпохи барокко в России.1.
Старорусская эпитафия эпохи московского барокко:смешение типовЛет 50 назад русскую культуру второй половины XVII в. рассматривалилибо как переходную эпоху от старинных средневековых стилей к классицизму, либо как соединение средневековых стилей с классицизмом, что более применимо для барокко западноевропейского343. С начала 60-х гг. ХХ в.московское барокко стало восприниматься уже как самодостаточная эпоха вотечественной культуре344.
Еѐ ценностной основой было Православие, а базой — синтез польской, малороссийской, белорусской и русской культур.Акад. Д. С. Лихачѐв уловил «просветительский» характер этой эпохи345 иважнейшую особенность книжности — стремление нелитературных произведений стать литературными346. В полной мере это можно отнести и к эпитафиям той эпохи, которые стали не столько отмечать место захоронения человека, сколько просвещать читателя об обстоятельствах его жизни.Эпоха смешения стилей в старорусских надписях начинается во второйполовине 40-х гг.
XVII в. с появления новых информативных единиц: двойной шкалы летоисчисления — от Сотворения мира и Рождества Христова —в строительных надписях и дня тезоименитства — в эпитафиях. Эти новшества были порождены тремя факторами: эволюцией содержания эпиграфических памятников, усилением светской культуры и проникновением элементов западной культуры.Формулы старорусских эпитафий с момента появления подписныхнадгробий были кратки, сухи, однотипны и состояли из набора устойчивых342Лихачѐв Д. С. О художественных методах русской литературы XI–XVII вв. // ТОДРЛ. 1964.
Т. ХХ.С. 15.343Подробнее см.: Александрова И. Б. Поэтическая речь XVIII века. М., 2005. С. 17–18.Об эволюции взглядов на культуру русского барокко в отечественной историографии см.: Сазонова Л. И. Поэзия русского барокко… С. 3–6.345Лихачѐв Д. С. Развитие русской литературы X–XVII вв. Эпохи и стили // Лихачѐв Д. С. Избр. работы в 3-х тт.
Т. 1. Л., 1987. С. 247–248.346Он же. Человек в литературе Древней Руси // Лихачѐв Д. С. Избранные работы. Т. 3. Л., 1987. С.135–136.344168информативных единиц. С середины XVI в. их формуляр начинает расширяться, что отражает этапы «открытия» личности, точнее, отход от некрологичности формуляра. Он начинается с введения в формуляр дополнительнойинформативной единицы — указания на час смерти.С конца XVI в. содержание эпитафий постепенно гуманизируется: появляются индивидуальные тексты, дающие представление о вкусах их составителей. С усилением элементов светской культуры эпитафии стали более информативны. Интерес к человеку и его земной жизни делает значимыми факты его биографии — когда он родился, когда и при каких обстоятельствахумер, какое общественное положение занимал, с кем состоял в браке и т.
п.347Говоря точнее, расширение смысловых полей эпитафий совпало с важнейшим открытием русской книжности XVII в. — ценности человека348. Всѐ этосвязано с модификацией традиционных представлений о земной жизни какподготовке к жизни вечной и потому считавших дату рождения человека незначительной частностью его биографии, а возраст — как понятие, определяющее положение человека внутри определѐнной возрастной группы. Болееважным был духовный возраст: старцем мог быть юноша, достигший вершининоческого подвига349.Новые информативные единицы, появившиеся в эпитафиях, можно разделить на два типа — «биографический» и «фактографический», которые,соединившись, дали начало барочным эпитафиям.
Одной из примет эпитафий «биографического» типа является упоминания в них со второй половины40-х гг. XVII в. дня тезоименитства, что диктовалось не только потребностями поминальной практики, но было связано с повышением интереса к человеческой личности (Ил. 13, 21). Например, на надгробии И. А. Милославского (7171/1663 г.) из Благовещенского монастыря в Киржаче указаны деньсмерти — «марта в 5 день на память святаго мученика Акакия в 2 неделю347Авдеев А. Г. Древнерусские эпитафии как исторический источник.
// Преподавание истории и обществознания в школе. 2002. № 8. С. 70.348Лихачѐв Д. С. Человек в литературе Древней Руси… С. 150–151.349Ср.: Плугин В. А. Мировоззрение Андрея Рублѐва (Некоторые проблемы). Древнерусская живописькак исторический источник. М., 1974. С. 11–12.169Великаго поста» — и день тезоименитства — «а память по нем бывает сентября в 7 день на память иже во святых отца нашего Иоанна архиепископа,Новгородскаго чудотворца»350. Тезоименитство, связанное с таинством крещения, а, следовательно, с духовным рождением человека и вхождением егов лоно Церкви, в конце столетия стало столь значимым, что в эпитафиях Каргополя оно именуется днѐм рождения (Ил. 36).Примером эпитафии с элементами «биографического» типа являетсяуже упоминавшаяся плита-вставка над могилой С. И.
Угримова (Ил. 22).Наряду с основными информативными единицами, характерными для«некрологического» стиля, — датой, месяцем и днѐм кончины — основнойеѐ объѐм занимают «анкетные» данные покойного: его статус, число прожитых лет и дней, а также день тезоименитства. Упоминание последнего становится чертой барочной культуры, где текст был визуальной и «логической»загадкой, которую можно разгадать при внимательном чтении. Поэтому датарождения покойного «зашифрована» внутри эпитафии и вычисляется по числу прожитых лет, месяцев и дней. «Подсказку» давал день тезоименитства.Такой текст часто превращался в развѐрнутое повествование, где под обилием подробностей терялась некрологическая составляющая. Одним из лучшихобразцов такой эпитафии является утраченная надпись на надгробии М.
В.Апраксина из Златоустовского монастыря в Москве351:Лѣта 7175 по указу Великаго Государя Царя был в Астрахани МатвѣйВасильевичь Опраксинъ, и во 176м году, какъ ѣхалъ изъ Астрахани и убiенъна стѣпи межъ Саратова и Пензы переѣхавъ рѣку Медвѣдицу, отъ Калмыковъ и отъ Башкирцовъ изъ сѣченъ многими ранами и изъ стрѣленъ ноября в6м числѣ на память иже во святыхъ отца нашего Павла Исповѣдника и с нимъпобито до смерти Государевыхъ и ево дому людей 40 человѣкъ. И тѣло евона стѣпи сыскано и погребено на семъ мѣстѣ, а тезоименитство его августа в9й день.350Загорский М. В.
Разбор и описания дел… С. 41–42. № 11.Надгробие утрачено после сноса монастыря в 1933 г. Изд.: Достопамятности Москвы. Изд. К. Я.Тромонин. М., 1846. С. 55; Григорий А. Историческое описание… С. 20–21. № VI.351170Можно видеть, что информативные единицы, характерные для «классических» эпитафий XVI — первой половины XVII в. здесь чѐтко не выделены.От «некрологического» стиля эпитафия сохранила имя и день смерти с указанием на пришедшуюся на него память святого, тогда как год кончины ясноне выражен из-за обилия новых информативных единиц, а фраза «престависяраб Божий» отсутствует. Основной объѐм эпитафии занимает рассказ об обстоятельствах и месте гибели М. В.
Апраксина и сопровождавших его людей,а также о поисках его тела и погребении. Повествование, что необычно дляболее ранних эпиграфических памятников, начинается с летописного зачина«Лѣта 7175», который сообщает не о факте смерти, а о событии, ей предшествующем, — месте и обстоятельствах гибели «героя».Смешение типов ярко проявилось в стихотворных эпитафиях, бывшихдля Руси явлением принципиально новым. Их генетическая связи с надгробными надписями конца XV — третьей четверти XVII в.