Автореферат (1167327), страница 8
Текст из файла (страница 8)
ироничное употребление сочетания вечная любовь: «Вечная любовь и сорок три рубля с полтиной в месяц жалованья к ее услугам» (К. М. Станюкович. Пассажирка, 1892).В первой трети XIX в. категория «вечность» подвергается дальнейшей деаксиологизации. Метонимическое проецирование темпорального признака «неимеющий конца» на реалии повседневной действительности приводит к появлению концепта «вечность повседневности», в рамках которого ценностный компонент полностью нивелируется. В русской картине мира причиной формированияэгоцентрической модели вечности становится зарождение «критического» реализма – не только литературного направления, но общего строя общественноймысли.
Характерное для критически настроенной позитивистской прозы XIX в.неприятие «обветшавшего» быта, рождающееся из нигилистического разрыва с24историческими традициями, приводит к переоценке всей окружающей действительности.Концепт «вечность повседневности» содержательно разнороден и реализуется через систему субконцептов. Отражающие различные аспекты внешнегомира, субконцепты «быт», «эмоциональное состояние», «деятельность» актуализируются посредством сочетаний прилагательного вечный с именами повторяющихся процессов (напр., вечная суета, толчея, погоня за...), с именами отрицательных психологических состояний (напр., вечное беспокойство, недовольство),со словами ЛСГ «говорение» (напр., вечные разговоры, рассуждения, шутки, насмешки, толки), с именами повседневных реалий – конкретными (напр., вечнаяшубка, трубка, вечное ежевичное варенье) и абстрактными (напр., вечное безденежье, вечная нужда, вечные заботы). Ср.: «Подавался тот же вечный самовар, ито же вечное ежевичное варенье появлялось на столе.
Самовар шипел, <…> гости с важной медлительностью тянули чай» (А.И. Эртель. Записки Степняка,1883).Сопоставление данных английского и русского языка дает основание заключить, что в англо- и русскоязычной картинах мира различия в категоризациитемпорального опыта в его вневременном измерении касаются, прежде всего, периода, в который начинаются отдельные этапы процесса деаксиологизации. Врусской языковой картине мира ценностные изменения в категории «вечность»происходят значительно позже – на три столетия для космоцентрической модели(XV в. в англоязычной КМ vs. XVIII в.
в русской КМ), и на два века для эгоцентрической модели вечности (XVII в. vs. XIX в.). Тот факт, что в русской картинемира два этапа описанного процесса – десакрализация и собственно деаксиологизация – начинаются с минимальным отрывом друг от друга, позволяет утверждать, что на определенном этапе (XIX в.) процесс размывания ценностного наполнения категории «вечность» протекает в русской картине мира с большей интенсивностью, чем в англоязычной. К числу немногих факторов, сдерживающихпроцесс деаксиологизации категории «вечность» на отдельных её участках, относится наличие широкого аксиологически маркированного культурно-языковогоконтекста, благодаря которому отдельные субконцепты исходной теоцентрической модели вечности (напр., субконцепт «вечная память» в русской языковойкартине мира) сохраняют свою стабильность.В третьей главе «Категоризация темпорального опыта в его социальном измерении в английском и русском языках: аксиологический аспект»исследуются когнитивные механизмы категоризации темпорального опыта в егосоциальном преломлении.
В отдельных разделах главы анализируются особенности формирования концептуальной структуры макроконцептов «повседневность»и «праздник», выявляются когнитивные трансформации, происходящие в указанных макроконцептах на различных этапах развития англо- и русскоязычных сообществ, и рассматриваются особенности их языковой экспликации. В процессе исследования мы основываемся на утверждении, что человек, являющийся частьюобщества, приобретает опыт бытия в двух темпоральных «пространствах», раз25личных по своему деятельностному наполнению.
Повседневность, представляющая собой целостный социокультурный мир и «естественное», самоочевидноеусловие человеческой жизнедеятельности (Философия сознания, 2015, с. 71), является средоточием трудовой активности, ориентированной на преобразованиевнешней действительности. Праздник, сущность которого идеально освящена,представляет собой «изъятие из обычного хода времени, изменение качества времени; праздник есть начало преображения жизни» (Бочаров, 1999, с. 193-194).Для настоящего исследования принципиально важен тот факт, что праздник всегда аксиологически маркирован. Как отмечает М.М. Бахтин, чтобы определенныеформы жизни получили характер праздничных, «к ним должно присоединитьсячто-то из иной сферы бытия, из сферы духовно-идеологической.
Они должны получить санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высшихцелей человеческого существования, то есть из мира идеалов» (Бахтин, 1965, с.12).В первом разделе третьей главы «Категоризация повседневности в английском и русском языках» рассматривается специфика когнитивной структуры макроконцепта «повседневность» в картинах мира англо- и русскоязычногосоциумов и выявляются когнитивные сдвиги, происходящие в его строении.Исследование процесса становления макроконцепта «повседневность» ванглоязычной картине мира, проводимое на основе лексикографических и корпусных данных в первом параграфе – «Макроконцепт “повседневность” в английском языке: этапы формирования», показывает, что его первоначальное концептуальное оформление происходит вокруг темпорально-деятельностного концепта «будний день» и связано с действием когнитивного механизма метонимического проецирования по концептуальной схеме ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ вместо ПЕРИОДА ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.
В средне- и новоанглийский период концепт «будний день» ословливают лексемы workaday (с.-а. werkedaƺƺ, вариантные формы werkeday, worky-day, work-a-day), working day, work-day («будний,рабочий день»). Концепт «будний день» соотносится с положительными ценностями – идеалами труда, долга, служения, а через них – с абсолютной ценностью.Пр этом данный концепт не обладает в полной мере когнитивной автономностью,актуализируясь в рамках темпорально-деятельностной дихотомии «будни» –«праздники». В среднеанглийский период комплиментарный характер концептапроявляется на морфологическом уровне: вариантные формы существительногоworkaday образуются по аналогии со словами, именующими категорию «праздник»: существительное workyday восходит к модели, лежащей в основе слова holiday (holy day), форма werkeday – к словам sunnedei («воскресный день»),messedei («день, в который служится месса»).
Ср.: “That divers preachers withinyour diocess… do preach as well the worky days as the holy days/ Различные проповедники в вашей епархии произносят свои поучения и в будние дни, и в праздничные дни” (Eccl. Mem. II. I. Xxvii, 1550 г.).Другая ментальная сущность, входящая в границы макроконцепта «повседневность», – это концепт «ежедневная повторяемость». Его ведущая характери26стика, темпоральный классификатор «происходящий [бывающий] каждый день»,отражается в семантике лексем everyday («каждодневный; будничный, непраздничный»), daily («ежедневный»), quotidian («каждодневный», от старофр.cotidian, лат.
quotīdiē). Данный концепт не осложнен в картине мира среднеанглийского периода качественными ассоциативными связями оценочного характера.В XVI-XVIII вв. когнитивная структура концепта «будний день» подвергается аксиологической трансформации. Идея вечности постепенно уходит изтемпорального опыта, вытесняемая образом времени, и повседневный трудутрачивает свою вневременную перспективу. «Будничным», «повседневным»начинает именоваться образ жизни, стиль мышления и поведения тех, чье существование ограничено лишь минимальным материальным обеспечением (Розенберг, 2010, с. 27-28).
В качестве антитезы выступает «праздничный» образ жизни знати – не стесненный бытовыми заботами, подчеркнуто экстраординарныйи роскошный.В процессе деаксиологизации макроконцепта «повседневность» действуюткогнитивные механизмы метонимии и метафтонимии. Когнитивные признаки«происходящий [бывающий] каждый день», «наполненный трудовой деятельностью», обуславливающие ментальное единство концепта «будний день», метонимически инферируют ассоциативно коррелирующий психологический признак«связанный с отрицательным эмоциональным состоянием», а также признак социальной сферы, с которым потенциально соотносятся проявления свойств макроконцепте – «[характерный для] низших слоев общества». В результатекомплексного темпорально-эмотивного метафтонимического проецирования ПЕРИОД вместо ЭМОЦИИ, ВЫЗЫВАЕМОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ, ОСУЩЕСТВЛЯЕМОЙ В ДАННЫЙ ПЕРИОД концепт «будний день» усваивает характеристику «неинтересный, банальный», утрачивая соотнесенность с положительными ценностями.На языковом уровне перестройка ценностной структуры макроконцепта«повседневность» находит свое отражение в общем направлении семантическогосдвига, который затрагивает актуализирующие концепт «будний день» лексемы.Сниженные оценочные значения «непримечательный», «банальный» возникают утемпоральных прилагательных quotidian (XVI в.), workaday, working-day (XVIIвв.), everyday (вторая половина XVIII в.).
Ср.: “With such a Workiday-rough-hewnface too!/ И с таким заурядным (букв. будничным) грубым лицом!” (Dryden.Assignation III, I, 1672 г.). Вербализируя не временной, но оценочный признак«заурядный», они переходят из разряда относительных прилагательных в класскачественных, приобретая способность употребляться с качественными наречиями меры. Ср.: “This... is very quotidian scepticism/ Это... – очень банальный скептицизм” (Taylor W. Monthly Mag. XLII. 423, 1816 г.). В современной англоязычнойкартине мира макроконцепт «повседневность» аккумулирует представления о повседневной деятельности, нуждах, предметах быта.
В речи его репрезентируютсочетания прилагательных everyday, workaday с именами экзистенциальной, ак27циональной, предметной семантики, напр., everyday reality («повседневная реальность»), everyday business («повседневное дело»), everyday furniture («простая мебель»), everyday lemons («обычные лимоны»). Отдельный сегмент составляетконцепт «обычный человек», в рамках которого темпоральный признак «[встречающийся] каждый день» метонимически интерпретируется как «один из многих»,«обычный». Ср.: “Roosevelt had done more for the farmer and the everyday man thanany other President / Рузвельт сделал для фермеров и обыкновенных (букв. повседневных) людей больше, чем любой другой президент” (New York Times, 1936). Аксиологическая отнесенность макроконцепта «повседневность» тяготеет к нейтральной, смещаясь в ряде случаев в сторону отрицательного или положительного полюсов ценностной шкалы.Анализ процесса становления макроконцепта «повседневность» в русскойкартине мира, осуществляемый во втором параграфе раздела – «Макроконцепт«повседневность» в русском языке: когнитивные трансформации»,свидетельствует о том, что его первоначальные контуры, так же, как и ванглийском языке, соотносятся с двумя сопряженными концептами –собирательным концептом «будни» и концептом «ежедневная повторяемость».Первый из них репрезентируется собирательным существительным будни(будень – «рабочий, непраздничный день» [СлРЯ, 1975а, с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
