Диссертация (1155356), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Поэтому «освобождение материи,достигаемое искусством, - пишет Вяч. Иванов, - есть только символическое освобождение»476, а не реальное. Символ многозначен и многосмыслен - он по-разномуоткрывается в разных сферах бытия. Вяч. Иванов приводит следующий поэтическийобраз символа: «...подобно солнечному лучу, символ прорезывает все планы бытияи все сферы сознания и знаменует в каждом плане иные сущности, исполняет в каждой сфере иное назначение»477. Соответственно символ по-разному и понимается взависимости от уровня человека, его постигающего: «...в разных сферах сознанияодин и тот же символ приобретает разное значение»478. При этом символ никогданельзя раскрыть до конца, ибо одна из важнейших его характеристик – неисчерпаемость заложенных в него смыслов, связанных с высшим миром, бесконечным, Абсолютом.Таким образом, главная недостаточность художественного произведения, создаваемого художником даже в результате «правого» нисхождения, заключается втом, что оно только символ, только символизирует стремление Земли, чувственно-А.Б.
Шишкин формулирует различие в понимании символа обоими мыслителями таким образом:«По Вяч. Иванову, символ может быть причастен к высшей реальности, она течет в символе “товспыхивая в ней, то угасая - медиум струящихся через него богоявлений” (здесь расхождение сФлоренским, для которого слово как вместилище высшей сущности энергетически может быть уподоблено иконе)».
А.Б. Шишкин «Пламенеющее сердце» в поэзии Вячеслава Иванова и дантовскоевидение«Благословеннойжены»Электронныйресурс(URL:http://dante.rhga.ru/upload/iblock/2a1/ss.pdf, дата обращения: 27.07.2017).474Вячеслав Иванов О границах искусства // Иванов Вячеслав Иванович Родное и вселенское/ Сост.,вступ. ст. и прим. В.М.
Толмачева. - М.: Республика, 1994. – С. 213.475Там же. - С. 214.476Там же.477Вячеслав Иванов Две стихии в современном символизме // Иванов Вячеслав Иванович Родное ивселенское/ Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. - М.: Республика, 1994. - С. 143.478Там же.148473материального мира к освобождению и восхождению к высшим реальностям, с которыми он находится в изначальном и естественном соотношении. Как пишет Вяч.Иванов «подчиняясь творческому гению, Природа выражает свое согласие на сотрудничество с человеческим духом в осуществлении чаемого освобожденногомира; она говорит человеку: “Веди меня, и я за тобой последую”. Но человеческийгений ограничивается благовестиями и обетованиями, хотел бы и не может совершить теургический акт и совершает только акт символический» 479.
Природа, вещество не удовлетворены этим, они жалуются художнику на то, что хотели большего– «живой, а не символической жизни»480. А что же художник? Он, по мысли Вяч.Иванова, «ясно слышит жалобу материи, которой умеет придать форму, но бессиленсообщить истинную жизнь, и это ощущение неиспользованных им сил и тяготенийсамого вещества, над коим он работает, плодотворно побуждает поэта к раскрытиюновых возможностей слова, музыканта к поискам неслыханных дотоле гармоний,живописца к новому зрению вещей и красок»481. Поистине, в этих строках чувствуется какое-то острое несоответствие между требованиями природы и ответом художника: природа требует реального освобождения и преображения, художник же вответ стремится к эстетическому совершенствованию художественных форм! Не отступает ли Вяч. Иванов тем самым на позиции «искусства для искусства» и не изменяет ли он делу Владимира Соловьева, призвавшего «современных художников» ктому, чтобы сделать искусство «реальною силою, просветляющей и перерождающейвесь человеческий мир»482?Возможно, ответ кроется в том, что Вяч.
Иванов все это время размышлял охудожнике как эмпирическом человеке. В самом деле, Вяч. Иванов говорит о раздвоенности художника, о том, что в нем человеческое противоречит или, по меньшей мере, не соответствует его художественному призванию. Ведь мыслитель неоднократно подчеркивает, что восхождение является нормой для человека, а нисхождение – нет.
Когда художник осуществляет нисхождение, творит, то он чувствуетВячеслав Иванов О границах искусства // Иванов Вячеслав Иванович Родное и вселенское/ Сост.,вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. - М.: Республика, 1994. - С. 214.480Там же.481Там же. - С. 215.482Вл. Соловьев Три речи в память Достоевского // Соловьев В.С. Сочинения в 2 т. 2-е изд.
Т.2/Общ. ред. и сост. А.В. Гулыги, А.Ф. Лосева; Примеч. С.Л. Кравца и др. – М.: Мысль, 1990. – С.293.149479разлад со своей человеческой природой. Художник делает то, чего он не хочет делать как человек, «отсюда противоречие между человеком и художником: человекдолжен восходить, а художник нисходить»483. Как разрешается это противоречие?Либо тем, что творец самоустраняется от рефлексии, так что одна его сторона (творческая) не ведает, что делает другая (человеческая), либо, если рефлексия сохраняется, то художник, «видя смысл своей жизни и ее высочайшие вершины в своем художестве, просто считает человека в себе низшею и потому пренебрегаемою частьюсвоего озаренного художественным гением существа»484.
Этот разлад подтверждает,что речь идет об эмпирическом, непреображенном человеке у Вяч. Иванова – искусству такого человека положены пределы, оно не достигает истинно теургическийпропорций. Это поэт, который так и не стал пророком. Искусство его, говорит Вяч.Иванов, воздействует сладкими звуками, воображаемыми мирами, благотворнымичарами песен и сновидений485.Но означает ли вышесказанное, что теургическое искусство, о котором мечтали Вл. Соловьев и Данте, искусство, которое, должно вывести «род человеческийиз состояния нищеты к состоянию счастия»486, - невозможно вообще? Вяч.
Ивановкак символист не может этого допустить. В той же статье «О границах искусства»он пишет, что «Душа Мира страдает от этой незавершенности освободительного подвига, предпринятого человеческим духом, и требует от него других и больших усилий»487. Да и сам художник томится этой незавершенностью и тоскует о животворящем искусстве, о котором ему напоминают мифы золотого века, когда «звучалилиры, которым повиновались деревья и звери, волны и скалы, а изваяния искусныхрук жили и не старелись»488. Правда, Вяч. Иванов предупреждает от искушения«подменить недосягаемый идеал теургического творчества условно осуществимымпокушением на волшебство»489, подобное тому, которое совершил Пигмалион, пытаясь оживить созданную им статую. И тем не менее, последний ответ Вяч.
ИвановаВячеслав Иванов О границах искусства // Иванов Вячеслав Иванович Родное и вселенское/ Сост.,вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. - М.: Республика, 1994. - С. 205.484Там же.485Иванов В. Два маяка// Пушкин в русской философской критике. Конец XIX – начало XX века.М.: «Книга», 1990. - С. 255.486Там же.487Вячеслав Иванов О границах искусства // Иванов Вячеслав Иванович Родное и вселенское/ Сост.,вступ.
ст. и прим. В.М. Толмачева. - М.: Республика, 1994. - С. 214.488Там же. - С. 215.489Там же.150483на вопрос о возможности теургического искусства лишен какой-либо двусмысленности: да, достижение теургической стадии искусства, которая определятся как«непосредственная помощь духа потенциально живой природе, для достижения еюактуального бытия»490 - возможно. Мыслитель формулирует его условие: «теургическое искусство, божественное художество, предполагает обратное соотношениеусловий, определяющих достижение искомого. В нашем искусстве восходит человек, а нисходит художник: в том чаемом, человек должен нисходить до духовнореального приникновения к Матери-Земле и до реальнейшего в нее проникновения,а художник должен восходить до непосредственной встречи с высшими сущностямина каждом шагу своего художественного действия»491.
И дальше он поясняет: «каждый удар его резца или кисти должен быть такою встречей, - направляться не им, нодухами божественных иерархий, ведущими его руку» 492. Таким образом, Вяч. Иванов определяет теургическое искусство в том же духе, что мы видели у П. Флоренского на примере его теории иконописи, когда лик на иконе создается художником,руку которого водит сам живой первообраз.Как видим, условие возможности теургического искусства у Вяч.
Иванова зеркально противоположно процессу осуществления «всего лишь» символического искусства: требуется, чтобы восходил художник, а нисходил человек. Очевидно, указанная формула намекает на несколько иное соотношение между человеком и художником, чем тот разлад, который Вяч. Иванов описал как норму для эмпирического человека. Не предполагает ли эта обратная формула, что для того, чтобы «просто» символическое искусство перешло в теургическое, нужно, чтобы человек и художник слились в одном существе? Но ведь такая попытка была предпринята в современной Вяч.
Иванову действительности! В этой же статье он указывает на своихсобратьев по перу, символистов, у которых отношения «между художником и человеком» оказались «более сложными» и у которых «художественное творчество и то,что мнилось им сверхчувственным прозрением, естественно сливались»493. У русских символистов, пишет далее Вяч. Иванов, «человек, как носитель внутреннегоВячеслав Иванов О границах искусства // Иванов Вячеслав Иванович Родное и вселенское/ Сост.,вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева.
- М.: Республика, 1994. – С. 216.491Там же.492Там же.493Там же. - С. 216, 206.151490опыта и всяческих познавательных и иных духовных достижений, и художник - истолкователь человека - были не разделены или представлялись самим им неразделенными»494. Отметим, что и сам Вяч. Иванов вместе с другими символистами былвоодушевлен пророчеством Вл.