Диссертация (1155293), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Стихи духовные. К.: Дух i Лiтера, 2001, с. 50 – 51.280Никитин В. Стихи // Вестник РСХД, №1, 1986.278130В тамиздатском сборнике Никитина «Сумерки смертного дня» новозаветные цитаты также появляются нечасто. Например, в стихотворении«вновь явлено величие высот»281 мы находим строчку: «Бог – Бог живых». Уевангелиста: «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22: 32). При этом вкнижке попадается немало аллюзий к Новому Завету.Реминисценции и скрытые цитаты встречаются в произведениях Г.
Рукиной, О. Бешенковской, Ю. Кублановского, Д. Щедровицкого… Ряд можнопродолжить. Возьмем, например, творчество Вениамина Блаженного.Когда поэт называет Христа «птицелюбом» (стихотворение «На какомязыке мне беседовать с Богом?..»)282, он отсылает читателя к притче, где Спаситель говорит о птицах небесных (Мф. 6, 25 34).Тонко связана с Писанием строка «Спаситель, наш венок из сорныхтрав»283. Это аллюзия на Евангелие от Матфея (Мф. 21: 42): «Иисус говоритим: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отверглистроители, тот самый сделался главою угла?».Рассмотрим с этой точки зрения творчество Зинаиды Миркиной.
В стихотворении «Есть тишина, которая сама…» раздумья о молчании неотделимы от евангельских образов: «У ног Христа сидела так Мария, / чтоб слушатьне слова, а тишину»284. Вспомнив о Марии, поэтесса не может не упомянутьи о сестре ее Марфе: «Ах, Марфа, Марфа, погоди немного – / Накормит Бог,и ты накормишь Бога». Евангельский рассказ (Лк. 10: 38 – 42), таким образом, оказывается завернутым в теологическую упаковку. Ведь Мария, еслиточно следовать Писанию, все-таки слушала слова Христа, а не молчание.281Никитин В.А. Сумерки смертного дня.
Избранные стихотворения. Париж: ИМКА-Пресс, 1990, с. 28.Блаженный В. [Без названия] // Православная община, №36, 1996.283Блаженный В. [Без названия] // Православная община, №36, 1996.284Миркина З. Потеря потери. Избранные стихи 60-х, 70-х и начала 80-х годов. Переводы из суфийской поэзии. М.: Evidentis, 2001. Код доступа: http://www.poesis.ru/poeti-poezia/mirkina/frm_vers.htm Дата обращения:06.07.2018282131При этом различный характер сестер – практичной Марфы и созерцательнойМарии – автор не ставит под сомнение.В стихотворении «И был расплавлен и свободен…» Миркина говорит освете, который «звучал, как глас Господень, / Велевший сердцу: Лазарь,встань!».
Автор переключает внимание читателя на Лазаря, но не забывает одействии света: «И встал, обвитый пеленами, / И все лучи на нем сошлись. /Снаружи – гаснущее пламя, / Внутри – зажегшаяся жизнь»285.Иногда аллюзии к Новому Завету возникают у Миркиной в самомначале стихотворения. Новозаветные реминисценции играют роль прожектора, освящающего сцену, на которой резвятся мыслеобразы. Так построеныстихотворения «И вспыхнул вдруг Фаворский свет», «Царство Его / не отмира сего» и другие286.Подводя итог вышесказанному, отметим, что Библия активно осмыслялась в культурном подполье. В стихах присутствуют цитаты, реминисценции,аллюзии, прямые заимствования, отсылки к событиям Священной истории. Всвоей диссертации Н. Котова высказала мнение, что в современной духовнойпоэзии, куда она включила и поэзию «второй культуры», Новый Завет цитируется гораздо чаще, чем Ветхий Завет287.
Применительно к авторам культурного подполья это утверждение, по меньшей мере, неточно. Мы можемговорить о преобладании ветхозаветной проблематики над новозаветнымитемами у целого ряда поэтов, таких как А. Миронов, Е. Сабуров, Л. Аронзон,Е. Шварц, Г. Сапгир, Д. Щедровицкий. В то же время есть немало и таких авторов, которые в равной мере используют и новозаветные, и ветхозаветныемотивы.
К ним можно отнести А. Величанского, О. Седакову, С. Аверинцева,А. Волохонского, О. Охапкина. При этом у писателей, осваивающих ветхоза285Там же.Там же.287Котова Н.А. Современная духовная поэзия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: 2008, с.7.286132ветный дискурс, крайне редко встречается христианская экзегеза, что лишний раз свидетельствует о «ветхозаветном» крене «второй культуры».
Теология волнует поэтов гораздо меньше, чем эстетика. Поиски нового слова, красивой композиции, необычного звучания, цветущей сложности свойственнытворчеству О. Седаковой, А. Волохонского, З. Миркиной, Г. Сапгиру и многих других поэтов. Однако далеко не всегда они приводят к художественнозначимым результатам.133Глава третья. Религиозная поэзия и культовая практикаНе только Священное писание, но и богослужебная практика оказаласьв сфере внимания неподцензурной поэзии. Многие авторы прямо или косвенно зафиксировали свои впечатления от посещения богослужений, отвхождения в храм.
В культурном подполье писались стихи, посвященные литургическому почитанию святых – как канонизированных, так и неканонизированных. Церковный год, с его праздниками и постами, также вдохновлялсамых разных по стилю и по отношению к Русской православной церкви поэтов.Многие значимые календарные события церковного года, хотя далекои не все, в андеграунде оказались отмечены. Отмечены, правда, особым образом: культ в творчестве актуальных авторов становится отправной точкойпоэтических медитаций, часто весьма далеких от смысла торжества.
Опытпервой встречи с горним не развивается в сторону освоения литургическойтрадиции. Большинство поэтов чувствуют какое-то стеснение, неудобство,скованность при входе в храм. И уходят в сторону от смысла, от звучанияпраздника. Переживания по поводу вхождения внутрь события чаще всегопередают поэты второго ряда, но их опусы часто граничат с риторикой и банальным «лирическим захлебом».Поэтому мы можем утверждать, что литургическая доминанта в поэзии культурного подполья возникает лишь спорадически. Тем не менее, во«второй культуре» появилось немало любопытных вещей, связанных с богослужебным кругом.3. 1. Стихи на двунадесятые праздникиАнтирелигиозная пропаганда потратила немало сил на борьбу с церковными праздниками. Их развенчивали и разоблачали как выдумку, как об134ман, как первобытный миф, не имеющий в стране развитого социализма никакого смысла.
Однако православные праздники, особенно двунадесятые,присутствовали в мире советского человека, напоминая ему о духовной вертикали.О. Александр Шмеман, чьи передачи по радио «Свобода» с жадностьюслушала советская интеллигенция, как-то заметил: «Социологи – и притомсовсем не религиозные социологи, как, например, Дюркгейм, – давно ужедоказали научно и объективно, что праздники принадлежат к самой глубокой, к самой первичной основе человеческой жизни и культуры»288.Многие поэты, далекие от церковной ограды и даже неверующие, сочли важным обратиться к запретной в СССР теме. Их интуиции разогревалне только пафос духовного сопротивления.
Внутренним чутьем неофициальные авторы понимали, что входя в ткань, в атмосферу церковного года, онисоприкасаются с традицией, которая освящала жизнь миллионов людей.Из двунадесятых праздников самым востребованным оказалось Рождество, что свидетельствует о важности для неофициальной поэзии западныхрелигиозных представлений. Из этого факта, впрочем, не следует делать радикальных выводов.Благая весть о Воскресении лежит в основе богослужебной практики иЗапада, и Востока. Она звучит на каждой православной литургии, на каждойкатолической мессе. Однако исторически получилось так, что западные христиане сделали акцент на приход в мир Спасителя, а пасхальное торжестворастворили, если позволительное так выразиться, в «круговороте месс и таинств».
Факт особенного внимания православных верующих к празднованиюПасхи подтолкнул И.А. Есаулова высказать мысль о пасхальности русскойлитературы, об ее особом пасхальном архетипе. Под архетипом исследователь понимает не всеобщие бессознательные модели, а некие коллективные288Шмеман А., прот. Воскресные беседы. М.: Паломник, 1993, с. 98.135преставления, порождающие целый шлейф культурных последствий289. Однако если мы обратимся к нашей теме, эти коллективные представления малозатронули авторов «второй культуры», которые начали работать с чистоголиста.Безусловно, западная литература и – шире – культура оказала нанеподцензурных поэтов влияние.
Но какое-то влияние оказывала и классическая русская литература. Мы видим ростки этих влияний в отдельныхтекстах. При желании можно говорить о «живописности» и «иконности» втворчестве, допустим, Бродского. Но этот разговор для самих деятелей культурного подполья был совершенно неактуален. Во всяком случае, не такойважный, как был он для мыслителей Серебряного века, скажем, для о. ПавлаФлоренского. В исторической перспективе важно было совсем другое: неразность, а общность – и религиозная живопись, и икона помогала советской«образованщине» открыть двери в духовный мир. И праздник Рождества играл такую же жизнестроительную роль, как и Пасха.Многие стихи о церковных праздниках, написанные в культурном подполье, внутренне связаны с творчеством Блока, Ахматовой, Пастернака.Поэты стараются показать масштаб происходящего, увидеть во вродебы не значащих предметах глубину и смысл.
Евангельский сюжет либо вписывается ими в пейзаж, либо заключается в скобки, оставляя место метафизическим выкладкам и обобщениям в духе Серебряного века.Так, Борис Чичибабин в стихотворении «Сияние снегов»290 разворачивает перед читателями картину зимней природы: тишина и снег. Рождественская звезда знаменует благословение родной земле свыше. Поэт оглядывается на прошедшие века и понимает, что «младенческие облака сошли с небес289Есаулов И.А. Пасхальность русской словесности.
М.: Кругъ, 2004, с. 12.Воскрешение. Сборник духовной поэзии. М.: Ноосфера, Издательский отдел Московского патриархата,1989, с. 29, 30.290136на Русь», что «земля простила всех иуд», и можно увидеть, что «в небе ангелы поют, не разжимая губ».Все это подвигает автора на совсем не каноническую молитву «небесности земной». Он как бы видит преображенный мир, где «не было разлук» и«смерти нет». Написанные четырехстопным ямбом стихи свидетельствуют,прежде всего, о тяге поэта к философии всеединства.У Валентина Никитина подобный взгляд сочетается с попыткой следовать евангельскому повествованию. В стихотворении «Серебряная стрела»автор вводит в стих литургические обертона291. Реминисценции из литургической практики возникают в образе колоколов («незримые звонари / неслышные колокола / раскачивали до утра») и в непрямых цитатах рождественского тропаря («и ангелы, и волхвы / хвалы вознесли звезде»). Стихотворение завершается теологическим утверждением, не лишенным просветительской направленности: «Рожденные умирать / Рождались в Христе – воскреснуть!».Входивший в «меневскую» общину Григорий Зобин связал Рождествос агапической трапезой292.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
