Диссертация (1155293), страница 24
Текст из файла (страница 24)
/ Что еще! что еще, если петел кричит».Герою плохо. Но он уже видит себя со стороны, понимает, что: «Надо землюгоршечника так заложить, / Чтобы тридцать цены обратились в цене / Христианством с крестом на Господней спине, / И тогда, откупив эту землю ценою / Европейского срама, / Растворенный в народах Спаситель бедлама /Обретет возмещенье апостола тьмою / Крови, застящей Слово Твое предомною».Этот текст – не единственный пример слияния двух образов в один.
Встихотворении «Новое вино» (1971) автор видит себя одновременно и умершим Лазарем, и идущим по воде апостолом Петром, который в какой-то момент усомнился и начал тонуть: «Я пред тобой тону в воде, / И Ты меня спасаешь взглядом. / И эта аква мне легка / Лишь потому, что это бремя / Твоё, инаступило время / Доплыть к Тебе издалека»256.Произведение «Вход Господень в Иерусалим» (1970) опирается на новозаветный рассказ. Здесь поэт буквально построчно следует евангельскомуповествованию (Мф. 21:1–11; Мк. 11:1–11; Лк. 19:28–40; Ин. 12:12–19).254Охапкин О. Стихи. Париж: Беседа, 1989.Охапкин О.
Моленье о чаше. // У голубой лагуны. Том 4 Б.256Охапкин О. Избранное. Стихи и поэмы. [Электронный ресурс:] Код доступа:http://www.religare.ru/2_82609.html Дата обращения: 03.08.2018255120Близка тексту Евангелия и «Баллада о Блудном сыне» (1970)257. Охапкин добротно излагает притчу (Лк. 15: 11 – 32), оживляя повествование просторечиями «Меньшой» и «Старшой». Они вместе с неканоническими подробностями в конце («Только некто / Вздохнул за спиною из плети.
/ Овцали? Поди разберись») подчеркивают стилизованный характер изложения. Ноэто особого рода стилизация – под наивный реализм. Балладе свойственнакакая-то детская открытость и непосредственность. Рассуждая о неожиданном срыве в концовке в психологизм, в душевную непрозрачность и романтизацию, А.В. Щипков отмечает, что этот синтез типичен для творчестваОхапкина258.«Писать “по Библии” – не значит просто подчинить размеру и зарифмовать известные всем события или, наоборот, пересказать их «от себя».Нужно максимально приблизиться к духу оригинала, открыть новые глубиныв нем, и тогда по-другому можно увидеть себя и окружающий мир», – утверждает искусствовед А.М.
Копировский259. Примеры такого рода приближения мы видим у некоторых авторов.В насыщенных разными темами и разностильных стихах АлександраВеличанского библейская струя (а Библию он постоянно перечитывал) всевремя вырывается на поверхность. Пересказывая тексты Писания, поэт одновременно и расширяет поэтический дискурс, и занимается интерпретацией,дописыванием известных мест. Так, в стихотворении «Нищий, годами сидевший у Красных ворот» Величанский обращается к первому из чудес, совершенных апостолами после сошествия на них Святого Духа: «Нищий, годами сидевший у Красных ворот / Храма, был хром от рожденья и жил подаяньем.
/ Он попросил у Петра с Иоанном, и вот / те, углядевши в душе его257Охапкин О. Избранное. Стихи и поэмы. [Электронный ресурс:] Код доступа:http://www.religare.ru/2_82609.html#a40 Дата обращения: 02.08.2018258Щипков А. До и после политики. М.: ПРОБЕЛ-2000, 2016, с. 17.259Копировский А. Ветхий Завет в русской поэзии // Православная община, № 37, 1997.121свет покаянья, — / «Нету, — рекли, — у нас золота иль серебра, / но подадимот Исуса тебе исцеленье: / встань и ходи»… И колени его, как вода / тряские,мигом окрепли…»260. В Писании сказано: «Петр и Иоанн шли вместе в храмв час молитвы девятый. И был человек, хромой от чрева матери его, которогоносили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными,просить милостыни у входящих в храм.
Он, увидев Петра и Иоанна передвходом в храм, просил у них милостыни. Петр с Иоанном, всмотревшись внего, сказали: взгляни на нас. И он пристально смотрел на них, надеясь получить от них что-нибудь. Но Петр сказал: серебра и золота нет у меня; а чтоимею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. И, взяв егоза правую руку, поднял; и вдруг укрепились его ступни и колени, и вскочив,стал, и начал ходить, и вошел с ними в храм, ходя и скача, и хваля Бога. Ивесь народ видел его ходящим и хвалящим Бога; и узнали его, что это былтот, который сидел у Красных дверей храма для милостыни; и исполнилисьужаса и изумления от случившегося с ним». (Деян. 3: 1 – 10).
Как видим, Величанский буквально следует библейскому тексту. А вот в окончании он позволяет себе дописать эпизод: ««Вот так хромой», – люд глядел, как скакал онсредь пыли. / И многолетний обман заподозрил народ. / И исцеленного злыми камнями побили».В принципе, Величанский дописывает в духе Нового завета. Известно,что воскрешенного Лазаря иудеи хотели убить, чтобы он не искушал народ иодним своим присутствием не напоминал о Спасителе. Исцеленный хромойтакже мог пострадать за Христа.В стихотворении «Так что ж нас ждет, скажи же ради Бога» возникаюталлюзии к Апокалипсису: «Гнедой огонь Пришествия Второго, / и белыйдым Пришествия Второго, / и черный угль Пришествия Второго, / и бледногобезвременья зола»261.
По мысли поэта, «зола безвременья» нас ждет в буду260261Величанский А. [Без названия] // Православная община, № 40, 1997.Величанский А. [Без названия] // Православная община, № 40, 1997.122щем, но не сейчас, в эпоху поздней советской стабильности. Так, дописывая,поэт открывает в сакральных текстах новые смыслы.Подобными вещами занимался и Анри Волохонский. Как и для Величанского, эстетика для него играла огромную роль. Музыкальность фразы,красота, пластика – все это свойственно стихам поэта, в которых оттенкибиблейских смыслов играют и поэтическую, и теологическую роль.Из текстов, написанных Анри Волохонским на новозаветные темы, самым известным произведением является песня «Рай» («Над небом голубым...»)262, исполнявшаяся соавтором Волохонского Алексеем Хвостенко иполучившая всенародную популярность благодаря Борису Гребенщикову.
Вварианте Гребенщикова имеется несколько отличий от оригинального текста,главное из которых, по большому счету – замена в первой строчке «Над небом голубым…» на «Под небом голубым…».Волохонский, понимая рай как определенное место, следовал за оригиналом (поэтому «над»). Гребенщиков понимал рай как царство, находящеесявнутри нас (поэтому «под»).Рассказ о метафизическом рае в СССР, строящем рай на земле, был всвоем роде провокацией. Но кроме игры в нем присутствовали и вертикальные интуиции: стихи носят визионерский характер. И это визионерство связано с текстом Апокалипсиса, с картинами обретенного рая.В то же время в стихах есть и теологические размышления, самыесильные из которых говорят о сотериологии: «Кто любит тот любим / Ктосветел тот и свят».
Спасение, по Волохонскому, осуществляется в пространстве любви и света.Эти стихи – не единственные, связанные с Апокалипсисом. Текстуально к ним близко стихотворение «Страшный суд»263. Но это произведение ви262Волохонский А. Собрание произведений в 3-х т. Т. I: Стихи / Составление, предисловие и примечанияИльи Кукуя. М.: Новое литературное обозрение, 2012.263Волохонский А. Собрание произведений в 3-х т. Т.
I: Стихи / Составление, предисловие и примечанияИльи Кукуя. М.: Новое литературное обозрение, 2012.123зионерским назвать невозможно: слишком явна его связь с театром. Мы оказываемся среди театральных декораций. Вот треснувшая вавилонская башня.А вот «Михаил гремит тромбоном / Гавриил трубит трубой / Рафаил за саксофоном / Уриил дудит в гобой».
Хор выводит веселую джазовую мелодию:«На суд на суд / Картавые идут / На суд на суд / Плюгавые идут / На суд насуд / Слюнявые идут / Сопливые бегут». Несмотря на переизбыток юмора, встихах нет и намека на издевательство над верой. Просто текст помещен впространство культуры, игры, песенного действа.
И эстетика подавляет метафизику.Мы знаем, что в перспективе человеческой жизни суд страшен. Но вконтексте существования культурных образов и реминисценций суд можетвосприниматься как музыкальная пьеса, не лишенная радости от происходящего в метареальности. Такое видение не лишено смысла даже с точки зрения теологии. Ведь Страшный суд – это встреча с Богом, то есть встреча сДобром и Правдой.Волохонский написал немало стихов на новозаветные темы. Но большинство из них созданы в девяностые – нулевые годы, то есть за рамкамирассматриваемого периода.Несколько по-другому работает с новозаветными текстами Ольга Седакова.
Выбирая знаковые имена, отсылая нас к библейскому сюжету, поэтесса развивает свои истории, чаще всего далекие от библейских вопрошаний. Библия нужна автору не как сакральная рукопись, а как одна из наиважнейших для культурного человечества книг. В качестве таковой она и используется. Для иллюстрации сказанного можно привести стихи из цикла«Старые песни» (1980 – 1981)264. В миниатюре «Уверение» герой сравнивается с праведным Лазарем: «и будешь ты лежать, как Лазарь, / лежать и молчать перед небом». Но, добавляет поэтесса, «и тогда ты Лазарем не будешь».264Седакова О.
Стихи. М.: Эн Эф Кью / Ту Принт, 2001.124Евангельская аллюзия задает известную богословскую планку. По зачину можно подумать, что поэтесса найдет какой-то интересный ход, поворот в столкновении лирического и евангельского героев. Но ничего подобного нет – мы попадаем в пространство многозначности: «Ах, хорошо сравняться / с черной землей садовой, / с пестрой придорожной пылью, / с крикоммалого ребенка». К чему это, о чем? Автор ставит перед читателем загадку,отгадывать которую ему, может статься, будет не интересно.Седакова уходит в своих метафизических стихах от сюжетной заданности и определенности.
И часто мысль, отправившаяся в свободное плавание,растворяется в музыкальной фразе. Об особенностях письма Седаковой можно сказать ее же собственными словами: «Без особой деталировки я назвалабы свое основное стилистическое пристрастие “прозрачностью”: невидимый,упразднившийся стиль»265.Н.Н. Подрезова отметила модернистскую концепцию человека, которую разрабатывает Седакова. Этой концепции «присущи такие черты, каконтологизация человеческого бытия, устремленность к «последним вопросам», цельность и центрированность макрокосма и микрокосма»266.
СтихиСедаковой находятся в ясном поле сознания. Они не ведут к сюрреализму, вглубины подсознания, как это видим мы, например, у Шварц. Они, действительно, посвящены поискам существенного. В то же время, при всей своейметафизичности, речь поэтессы лежит на поверхности. Она построена исключительно как эстетическое действо и неспособна объять глубину реальности. Это «интеллигентная», красивая фраза. Фраза, которая не может войтив грубую ткань жизни, как происходит это, например, у «лианозовцев».